– Покурить и подышать свежим воздухом.
– Вас кто-то сопровождал?
– Да.
– Кто? – следователь вытащил ручку и щелкнул ею, собираясь что-то записывать.
– До двери меня проводил швейцар.
– Издеваетесь… – он опустил голову. – Тогда вот что я вам скажу: я не верю ни единому вашему слову и подозреваю вас в соучастии. – Он с вызовом посмотрел ей в глаза: – Как вам такой расклад?
– Бред сивой кобылы, – она больше не стеснялась в выражениях. – Я заказала мужчину по вызову, чтобы нарядить в свое новое платье, а потом пристрелить в смежном номере?
– Не исключаю, что у вас были сообщники. Убийство произошло ближе к полуночи. В тот момент вы сидели с подругами на веранде.
– С заклятыми подругами, – добавила она. – Принимая во внимание тот объем информации, который вы от них получили.
– Скажи мне, кто твой друг…
– И я скажу, что ты такая же сволочь, – продолжила Лионелла. – Тема – неубиваема.
– О чем это вы?
– К слову о крылатых, но бессмысленных фразах.
– Дались вам они!
– Значит, вы считаете, что телефон после звонка был мною выброшен?
– Я предполагаю.
– А как вы оцените тот факт, что это был золотой Vertu?
– Его цвет мне ни о чем не говорит.
– Тогда поговорим о цене.
– Ну, и?..
– Тридцать пять тысяч.
– Рублей?
– Долларов.
– Та-ак… – Фирсов замолчал.
– Из трех имеющихся телефонов для вызова альфонса я выбрала тот, что дороже, чтобы потом его выбросить?
– Я так не думаю, – он упрямо набычился и высказал мысль, которую Лионелла никак не ожидала услышать: – Конечно, я не верю, что вы соучастница. Но вы должны доказать… обосновать… что не вызывали альфонса.
– Ка-а-ак именно?! – Лионелла взвыла от возмущения.
– Я не знаю! – Фирсов направился к двери, но, не доходя до нее, обернулся: – С этой минуты вам запрещено выходить из отеля.
– Я под подпиской о невыезде?
– Считайте, что так.
Когда за Фирсовым захлопнулась дверь, Лионелла растерянно прошлась по номеру, прикидывая, стоит ли плакать. В результате она завила кудри, накрасилась, выбрала креп-жоржетовое платье салатового цвета, дополнив свой наряд кружевными балетками.
В таком летнем, курортном виде она вышла к завтраку. Катерина прошла мимо ее столика и села поодаль. То ли от гордости, то ли от разочарования, Лионелла заказала капучино с двойным сахаром. Однако в этот момент к ней подсел Кира Ольшанский.
– Завтра я уезжаю…
– В Москву? – она подняла глаза и посмотрела на него задумчивым взглядом.
– Что-то не так? – Ольшанский, как и прежде, чувствовал ее, как никто другой.
– Убитого мужика вызвали с моего телефона.
– Бред какой-то…
– Так что лучше бы тебе со мной не говорить. Нас могут принять за сообщников…
– Бред.
– Я под подпиской.
– В таком случае мне лучше остаться.
– Нет, лучше уезжай. Ты знаешь, что случилось с Григорием? Не понимаю, зачем он бежал…
– Думаю, испугался. – Ольшанский подозвал официанта: – Сок апельсиновый принесите!
– Испугался? – Лионелла медленно обвела взглядом зал. – Но кого?
– Откуда мне знать. Но уж точно не полицейских. Я, кстати, был сегодня в участке…
– Зачем?
– Сдавал отпечатки, или, как они говорят, пальчики. Унизительная процедура, не думал, что когда-нибудь придется через это пройти.
– В номере Шмельцова нашли пистолет.
– Что? – Кирилл Ольшанский застыл в неудобной позе.
– Пистолет, из которого застрелили того человека.
– Это доказано?
– Следователь не сказал.
Когда принесли сок, Лионелла улыбнулась знакомому официанту и перевела взгляд на Кирилла. Его лицо застыло в гримасе отчаяния.
Лионелла спросила:
– Что такое?
– Мне нужно идти. – Он встал и едва ли не бегом вышел из зала.
Глава 8Большая черная птица
К вечеру Лионелла поняла и присвоила резоны Шмельцова – ей тоже захотелось сбежать. Когда чего-то нельзя, срабатывает безусловный инстинкт – стремление человека к свободе.
В конце концов, чем она рискует? В лучшем случае своей репутацией. Ну, поговорят, ну, осудят. Вызовут в какой-нибудь кабинет. Но это будет в Москве. Москва – это дом, а в родном доме и стены помогают. Так думала Лионелла, убеждая себя в необходимости отъезда в Москву.
Если бы она могла видеть себя со стороны, она бы искренне удивилась. Все ее мысли и действия были вызовом и не подчинялись никаким аргументам.
Сначала Лионелла прохаживалась по номеру, перекладывала вещи с места на место. Потом достала чемодан, вытерла с него пыль и закинула внутрь туфельки. Ими не ограничилась: сняла с вешалки вечернее платье и тоже положила туда.
С этого момента скорость подачи увеличилась и зафиксировалась на максимально возможной. Очень скоро под загрузку встали еще два чемодана и средних размеров кофр.
Когда вся гвардия чемоданов выстроилась цепью у выхода, Лионелла сообразила, что сбежать вряд ли получится. Придется вызвать коридорного, и, кто знает, не получил ли он от Фирсова каких-нибудь наставлений.
Выход был только один – удрать налегке. А за вещами приедет водитель.
Она еще раз перетрясла все чемоданы, забрав из них самое нужное. Из нужного выбрала самое-самое, но и его набралось на небольшой чемодан.
На улице стемнело, когда она полностью собралась. На Лионелле было вискозное черно-белое платье с рисунком «pied-de-poule»[2], красные перчатки, на голове – такого же цвета платок и затемненные очки Dolce & Gabbana.
Стронув чемодан с места, Лионелла почувствовала, что выбор туфель не самый удачный. Высокий тонкий каблук не обеспечивал полноценный упор, чтобы катить чемодан за собой. Однако и после этого услуги коридорного были отринуты. Она убегала втайне и не хотела рисковать своим предприятием.
Спуск по лестнице стоил ей сломанного ногтя и вспотевших подмышек. Выйдя в холл, она прицелилась на стеклянную входную дверь, за которой уже стоял нанятый автомобиль, и на хорошей скорости помчалась туда.
На полпути Лионеллу кто-то схватил за локоть:
– Стойте! Куда это вы собрались?
Она сдвинула очки, оглянулась и перевела взгляд наверх. На нее в упор смотрел сердитый Фирсов:
– И вы тоже? Сбегаете, как Шмельцов?
– Я?.. – Лионелла посмотрела на свой чемодан, словно впервые увидела. – Вы ошибаетесь.
– Не врите! – грубо сказал Фирсов.
– Ваше поведение… – возмутилась она, но на середине фразы обмякла, – …небезукоризненно.
– Ступайте к себе в номер! И я запрещаю вам покидать пределы отеля.
– Не имеете права! Вы! Тупоголовый чурбан!
С этого момента поведение Фирсова сделалось еще небезукоризненнее:
– В шпионов играете? Цирк устроили? Платочек на голову, темные очки – на нос. Артистка из погорелого театра. Быстро – в номер! И чтобы я вас больше не видел.
– Перестаньте декламировать, – проговорила она. – Это бездарно. Впрочем, даже это у вас получается лучше, чем искать преступников.
– В номер! – взревел Фирсов, и портье за ресепшеном сделался ниже ростом.
Лионелла сорвала с головы платок и схватила свой чемодан. К ней тут же подбежал коридорный. Она скупо процедила:
– Триста двенадцатый, – и, бодро чеканя шаг, направилась к лифту.
Между тем из-за двери бара появился хозяин отеля Терсков и сказал, подойдя к следователю:
– Спесивая дама.
– С характером, – подтвердил Фирсов.
– Но что-то в ней все же есть…
– В ней есть все.
Мысль позвонить мужу возникла, но тут же была похоронена. Привычка решать все самой взяла верх над страхом. Взвешивая все «за» и «против», изучая и перетряхивая риски, Лионелла пришла к выводу, что, пока не дала подписку о невыезде, у Фирсова не было оснований держать ее здесь.
Однако что такое подписка? В любой момент он может появиться на пороге ее номера с документами, и она не сможет их не подписать. И снова в голове Лионеллы появилась мысль вызвонить Льва и попросить у него адвокатов.
– Завтра… – сказала она себе. – Об этом я подумаю завтра.
Впереди была ночь, и Лионелле предстояло пройти через эту бессонную мглу, противопоставляя ей и всем прочим напастям непоколебимую веру в то, что наступит утро.
Поворочавшись в постели, она вышла в гостиную. Включила телевизор, потом выключила его, да так и осталась сидеть на диване, глядя перед собой.
Ей вспомнился Кирилл, их разговор на завтраке. Прислушиваясь к себе, Лионелла хотела понять, испытывает ли еще что-то к нему. До сих пор в этом нужды не было, как не было встреч и близких контактов. Но вот они встретились, и в душе шевельнулось забытое чувство.
Кирилл сказал, что уезжает в Москву. Может, оно и к лучшему. Лионелла вспомнила очередную крылатую фразу: не буди лихо, пока оно тихо. Но беда была в том, что она его уже разбудила…
Когда много лет назад Лионелла убивала свою любовь к Кириллу Ольшанскому, она придумала такую игру: Маша и Лионелла – два разных человека. Маша больше жизни любит Кирилла. Лионелла – женщина, для которой карьера в кино прежде всего. Перейдя в иную реальность, она все чаще чувствовала себя Лионеллой и все реже – страдающей Машей. Прошел год. Потом еще два убитых работой года. Когда Лионелла встретила Льва и бросила сниматься в кино, она сделалась равнодушной. Так ей легче жилось.
…Услышав телефонный звонок, Лионелла решила, что звонит муж, и вскочила с дивана. Но вдруг сообразила, что это внутренний телефон отеля, и подняла трубку аппарата:
– Слушаю.
– Лина…
– Кто это? – спросила она.
– Петухова.
– Катерина? Знаешь, сколько сейчас времени?
– Мне одиноко… У тебя есть что-нибудь выпить?
– Есть. Приходи.
Звонок оказался кстати. Выбор между бессонницей и выпивкой был очевиден, даже если собутыльницей была Катерина. Она, кстати, явилась в изрядном подпитии, притащив с собой пакет с чипсами.
– О, да ты уже хороша. – Лионелла высыпала чипсы в салатник и поставила бокалы на стол.