Участники игры уже собрались, в воздухе банкетного зала висел невесомый шорох голосов и тихой музыки. За дальним столиком сидели те двое в темных костюмах, что были со Шмельцовым в холле отеля. Их стол был пуст. Остальные были уставлены напитками и украшены цветочными композициями благородных тонов. На дамах были преимущественно темные платья, и лишь одна Лионелла блистала свежестью цвета.
Найдя табличку с собственным именем, она села за стол. Марго тоже села. Ожидая, кто будет третьим взамен Полторацкой, Лионелла заметила молодую женщину, которая ни по одежде, ни по выражению лица не принадлежала к их кругу. Она бойко говорила с Кириллом и симпатично смеялась. Уже через минуту эта особа приблизилась к их столику и опустилась на стул:
– Добрый вечер… Я – новенькая и никого здесь не знаю.
– Марго, – представилась Никодимцева.
– Регина…
– Как, простите? – Лионелла вся подалась вперед, едва не выпрыгнув из плотного лифа.
– Регина. Вы не расслышали?
С соседнего стола донеслось:
– Тихо… Начинаем.
Одновременно с этим приглушили свет и зазвучала тихая музыка. Шмельцов прошелся по залу, здороваясь с теми, кого не видел, и остановился в центре.
– Мы снова вместе, и я, обожающий вас Григорий Шмельцов, начинаю. – Он поднял руку и чуть наклонил голову. – Сегодняшняя игра – дань памяти нашему другу, достопочтимой Катерине, которую мы любим и помним. – Шмельцов отвесил полупоклон в сторону, где сидел Мишель Петухов. – Самое лучшее, чем можно ответить на эту чудовищную несправедливость, унесшую столь юную жизнь, – продолжить нашу игру. И начнем мы с ее любимейшей темы. – Он выдержал паузу, отчего все сказанное далее прозвучало значительнее: – Середина прошлого века… Искусство… Кино.
– Боже мой… – Марго припала к столику и скоро прошептала: – Он не помнит. Это же я на прошлой игре задала такие ориентиры. Катерина – ни сном ни духом…
– Какая разница, – ответила Лионелла. – Пусть говорит.
Шмельцов тем временем поубавил патетики и начал приходить в свое обычное состояние.
– Чей теперь черед? Кто начинает? – Он подошел к столику, за которым сидел Кирилл. – С вас и начнем. – Шмельцов опустил руку на его предплечье. – Наш молодой друг снова с нами. Кирилл Ольшанский… Страшно подумать, но он больше известен как внук великого режиссера Ефима Ольшанского. Ефим Аркадьевич знавал многих великих из мира кино. С одним… Или, вернее, с одной из них мы и начнем… Грета Гарбо, величайшая актриса Голливуда, пик карьеры которой пришелся на оговоренный нами период. Имя Гарбо значило любовь, страдания и приобщало зрителя к миру высоких страстей. Вершиной ее творчества стал фильм «Дама с камелиями». Сама актриса в период съемок очень болела и в перерывах между съемками отлеживалась в своей гримерной. Партнером Гарбо по съемкам был застенчивый молодой человек, впоследствии – известный голливудский актер Роберт Тейлор. Чтобы как-то облегчить страдания Гарбо, он приходил к ней в гримерку и приносил… Внимание, вот мой вопрос! Что приносил Роберт Тейлор, чтобы облегчить страдания Греты Гарбо?
– Наркотики? – предположила женщина, сидевшая справа от Кирилла.
– Да что вы говорите! Как вы меня удивили! – Шмельцов изменился в лице. – Есть еще версии?
– Лекарства…
– Мимо… Мимо, любезная Ольга.
В их разговор вмешалась третья участница:
– Конфеты или еду.
– Ну хорошо. Давайте я наведу вас на верный ответ. Вы – о материальном, но артисты люди духовные.
– Цветы?
– Это уже теплее.
– Драгоценности?
– Снова – о материальном. – Шмельцов обратился к Ольшанскому: – Возможно, вы, Кирилл, читали дневники своего деда. Вам ли не знать нравы и привычки голливудских актеров?
– Я не читал, – коротко ответил Кирилл.
– Тогда давайте подумаем. И вот вам подсказка. Это нечто нематериальное, но воспроизводимое на материальных предметах. Конец тридцатых годов, люди танцуют фокстрот, чарльстон, что там еще…
– Они танцевали? – несмело предположила соседка Кирилла.
– Очень близко, но – не то! – Шмельцов разочарованно улыбнулся. – Ну же! Давайте!
– Музыка? – спросил у него Кирилл.
– Ну же, ну! Нечто нематериальное, но воспроизводимое на материальных предметах. Что приносил Роберт Тейлор в гримерку, чтобы облегчить страдания Гарбо? Конец тридцатых…
– Пластинки?
– Есть! – Шмельцов щелкнул пальцами. – Пластинки и…
– Патефон.
– Браво! Бис! Молодцы.
Лионелла невнимательно следила за игрой. Вопрос следовал за вопросом, ее же неотступно преследовала мысль: кто эта женщина, сидящая рядом с ней за одним столом? Интриговало имя, еще больше – внешность. И уж совсем было интересно, о чем они говорили с Кириллом и какое отношение имеют друг к другу.
Между тем Шмельцов подошел к их столу:
– Особенно приятно представить всем новую участницу нашего клуба – Регину Криволуцкую…
Лионелла с удивлением увидела, как исказилось лицо Кирилла. Ее лицо в этот момент было не лучше. Шмельцов продолжал:
– Следующий мой вопрос адресован трем очаровательным дамам, сидящим за этим столом. – Он сделал паузу. – Начало Второй мировой войны. Париж. Марлен Дитрих и Жан Габен любят друг друга. Габен уходит на фронт. Чуть позже за ним с концертной бригадой следует Дитрих. Какими-то неимоверными усилиями ей удается пробраться к Габену, и они встречаются буквально на поле боя.
Шмельцов огляделся, призывая присутствующих к вниманию:
– Какими словами Жан Габен встретил свою возлюбленную?
– Послал ее к черту, – сказала Лионелла и зло посмотрела на Криволуцкую.
– Я сказал – вопросом, – уточнил Шмельцов.
– Какого черта ты здесь делаешь? – спросила Лионелла, глядя в глаза Регине.
– И это правильный ответ! Послушайте, Лионелла, вы меня удивляете! Как вам удается? Скажите нам наконец.
– Чисто интуитивно.
– И на этот раз интуиция не подвела. Поздравляю вас, дорогая.
Игра закончилась, и участники разбрелись кто куда. Побродив по отелю, Лионелла не нашла ни Кирилла, ни Криволуцкой. В холле она столкнулась с Терсковым. На этот раз он сам не захотел ее замечать, целенаправленно устремившись к выходу.
Лионелла крикнула:
– Петр!
Но он только убыстрил шаг, словно убегая от какой-то опасности.
Решив, что здесь все заодно и что Кирилл с Региной водят всех за нос, она в крайнем раздражении поднялась к себе в номер.
Встав у окна, вытащила из сумочки мундштук и закурила. После чего набрала на телефоне номер Фирсова.
– Лионелла? – Кажется, он ждал, когда она позвонит.
– Добрый вечер. – Лионелла чуть помолчала. – Хотя, если поразмыслить, не такой уж он добрый.
– Что такое?
– Знаете, кто сегодня сидел на игре рядом со мной?
– Неужели Криволуцкая?
Немного поразмыслив, Лионелла спросила:
– Вы издеваетесь?
– Нисколько.
– Вы все знали и не сказали? Выходит, вы все заодно?! – Она постепенно заводила себя, набирая обороты и повышая градус накала. В конце концов она закричала: – Что это значит?!
– Если успокоитесь, я все объясню. – Говоря с ней, Фирсов благоразумно сохранял выдержку.
– Настоятельно попрошу это сделать.
– Происходит внедрение Регины Криволуцкой в клуб игроков. Так сказать, попытка легализации. Бьюсь об заклад, что она болтала с Ольшанским.
– Значит, и они – заодно… – проговорила Лионелла глухим безжизненным голосом. – Не понимаю, зачем нужна вся эта комедия.
– Не нужно спешить с выводами, – строго заметил следователь.
– Я устала…
– В таком случае ложитесь спать.
– Я больше не нужна?
– Если вам нечего больше рассказать.
– Постойте…
– Что такое?
– Сегодня в оранжерее я слышала один разговор.
– Так-так… Кто с кем говорил?
– Двое. Судя по одежде, один из них был повар. Белесый такой, востроносый.
– Кажется, я видел его на кухне. О чем говорили?
– Один спросил: «Сделано?»
– А другой?
– Другой ответил: «Все готово».
– И все?
– Все.
– Ну, вы меня озадачили.
– Чем?
– Вы же понимаете, что этот диалог можно толковать как угодно?
– Да я просто кожей почувствовала. Вы что, не доверяете женской интуиции?
– Интуиции – нет. Кто бы это ни был, мужчина или женщина. Только – фактам. – Он усмехнулся в трубку. – Представьте такую ситуацию: подходит повар к помощнику и спрашивает: «Сделали?», имея в виду какой-нибудь форшмак. Тот отвечает: «Да, все готово».
Голос Лионеллы перешел на высокую ноту:
– Вы еврей?
– При чем тут национальность?
– А при чем тут форшмак?
– Я только привел пример.
– К черту примеры! Я хочу уехать домой.
– Сегодня?
– Чем раньше, тем лучше.
– Но первый поезд идет на Москву только утром. К тому же вы привыкли ездить только на «Гранд Экспрессе».
– Сейчас я готова ехать на чем угодно. Даже на палочке верхом.
– Становитесь человеком… Что, кстати, с вашим голосом?
– Не знаю. А что с ним не так?
– Говорите как-то замедленно и немного сипловато, – сказал Фирсов. – Вам нужно успокоиться. Ложитесь-ка лучше спать. Наступит утро, и все покажется вам не таким мрачным.
– Мне стра-а-ашно, – прошептала она.
– Посмотрите в окно…
– Что?
– Окно четвертого этажа в доме напротив.
Лионелла сдвинула штору и пригляделась. Увидев в противоположном окне плотную мужскую фигуру, удивленно спросила:
– Это вы?
– Я помахал вам рукой.
– Видела.
– Теперь помашите вы.
Она помахала.
– А сейчас идите спать и ни о чем не волнуйтесь.
– Спокойной ночи, – сказала Лионелла, задернула штору и отправилась в спальню. Там, не раздеваясь, рухнула в кровать и мгновенно заснула.
Из первого, самого сладкого сна ее вырвал звонок мужа.
– Ле-е-ев? – спросила Лионелла протяжно.
– Что с твоим голосом?
– Ни-и-ичего… Просто хочу спа-а-ать.
– Ты пила?
– Только один бока-а-ал.
– Все нормально?