Эбби согласилась. БИК ей нравился. Едва переехав в Лондон, они с Ником записались на цикл программ Джима Джармуша, посвященных кино, начиная от Хичкока и кончая жемчужинами мирового кинематографа, и каждые выходные приходили сюда.
Толкнув дверь, она прошла в бар, продолжая думать о прошлых днях, о том, что теперь даже не может вспомнить, когда они с Ником последний раз были в кино. И тут она увидела его.
Сначала она подумала, что это просто наваждение, а потом ее осенило, что Джинни все это подстроила.
– Да, это засада. Я это признаю, – поднимая руки вверх, сказала золовка. – Но ты все равно должна с ним поговорить, Эбби. Вам необходимо хотя бы попытаться договориться, прежде чем адвокаты запустят процесс.
– Он уже запущен. – От волнения голос Эбби дрожал, а внутри все сжалось.
Она не хотела его видеть. Не могла его видеть. Только не сейчас, через четыре дня после того, как она проснулась в постели с другим мужчиной. Всю эту неделю она снова и снова спрашивала себя, чем она теперь лучше своего мужа, и пришла к выводу, что ничем. Ее высокоморальные принципы рухнули, и она чувствовала себя уязвимой, незащищенной и заслуживающей осуждения.
– Даже твой адвокат посоветовал тебе попытаться помириться с ним, – прошипела Джинни, встав у нее за спиной так, чтобы перекрыть ей путь отступления.
– Откуда ты это знаешь?
– Оттуда. Потому что адвокат Ника сказал ему то же самое.
Эбби обернулась и удивленно посмотрела на нее. Ее захлестнула паника.
– Значит, Ник встречался с адвокатом? – спросила она.
– А ты чего ожидала? Он не собирается ждать тебя вечно.
В баре было многолюдно, но Нику удалось найти свободный столик. Нику это всегда удавалось. Когда они направились к нему, он натянуто улыбнулся – совсем как после последней их с Эбби размолвки в Гайд-парке, – и Эбби пришлось приложить неимоверные усилия, чтобы не сбежать.
Она была рада, что он приоделся, хотя на рукавах пиджака были складки. Эбби представила, как Ник гладил его на скрипучей гладильной доске, которая хранилась в сушильном шкафу. Прежняя Эбби сделала бы это для него, поворчала бы немного, но все равно сделала, потому что это ведь входит в обязанности жены, верно? Но это прежняя Эбби, а не та, которая летала в Санкт-Петербург выведывать секреты у бывших советских шпионов.
– Что будешь пить? – оживленно спросила Джинни, стараясь разрядить обстановку.
– Газировку с лаймом, – ответила Эбби. Ей бы в самый раз рюмку водки, а то и две, но она понимала, что голова должна остаться ясной.
– И мне то же самое, – очевидно, из вежливости сказал Ник.
«Что мы делаем?» – подумала Эбби, чувствуя, что куда-то проваливается. Прошло всего несколько недель, а они уже разговаривают, как совершенно чужие люди. Ей хотелось схватить его за грудки и крикнуть в ухо: «Это же я! Твоя жена!» Но как же теперь все было непросто!
– От Джинни я узнал, что у тебя на работе произошло, – сказал Ник, когда его сестра отошла к барной стойке. – Я звонил тебе и оставлял сообщение. Дважды.
– Чтобы посочувствовать?
– Ситуация действительно дерьмовая. Я поверить не мог, что Стивен так с тобой поступил. Ты же тянула всю эту контору на себе.
– Я не потеряла работу, – сказала она со всем достоинством, какое только удалось мобилизовать. – Мне просто урезали рабочие часы. И теперь я компенсирую это за счет внештатной работы.
Повисло тягостное молчание; положение спасла вернувшаяся Джинни, которая поставила перед Эбби и Ником по стакану.
– Ладно, вы оба знаете, зачем здесь находитесь. Так что я предпочитаю улизнуть, – сказала она, забрасывая ручку сумки на плечо.
– Ты уходишь? – хором произнесли Эбби и Ник.
Джинни улыбнулась.
– Вот видите! Вы по-прежнему думаете одинаково. И мне нечего встревать между вами. – Она по очереди пожала им руки. – Ради бога, разберитесь и договоритесь до чего-нибудь. Вы все еще любите друг друга, так что не дайте этой размолвке взять над вами верх.
Эбби нервно схватила свой стакан и сделала большой глоток, подумав, что нужно было все-таки заказать водки.
Джинни протянула им обоим карточки записи на консультацию к специалисту.
– Перед тем как уйти, сообщаю, что вы записаны вот к ней. К доктору Нейлор. Двадцать пятого на шесть тридцать. Кабинет у нее в Клэпеме, так что добираться будет удобно вам обоим.
– А кто такая эта доктор Нейлор?
– Ник тебе все объяснит. Ну, мне пора.
Они молча посмотрели ей вслед. В окно было видно, как Джинни прошла мимо книжных киосков под мост и оглянулась, прежде чем окончательно скрыться из виду.
– Доктор Нейлор. Она что, записала нас на консультацию к психиатру?
– Это консультант по брачно-семейным отношениям.
– Причем ну очень высокой квалификации, – улыбнулась Эбби, разглядывая на карточке долгую вереницу сокращений после имени этой женщины, обозначавших разные звания и ученые степени.
– Джинни сказала, что она лучшая, но я уверен, что моя сестра просто раскопала ее координаты на последних страницах «Татлера»[45].
– Джинни всегда нужно только самое лучшее, – отозвалась Эбби.
– Так твоя поездка в Санкт-Петербург была связана уже с внештатной работой?
Эбби не сомневалась, что Джинни выложила ему все, что Эбби рассказывала ей утром перед отъездом в аэропорт, до мельчайших подробностей.
– Вроде того, – сказала она, внимательно следя за выражением его лица в поисках каких-то намеков на подозрительность. – После выставки интерес к архивным материалам резко возрос. И мне нужно было кое-что разузнать относительно одной из фотографий.
– Ты летала туда одна?
– Да, – ответила она, в очередной раз испытав угрызения совести.
Ее тошнило от того, что она лжет с такой легкостью. Вначале это просто маленькая неправда, которая постоянно разрастается, словно снежный ком, и в конце ты уже и сам сомневаешься, так ли все было на самом деле. В свое оправдание она говорила себе, что она ведь действительно летела в Санкт-Петербург одна, даже если в аэропорту ее и встречал мужчина, с которым у нее потом был секс – три раза за ночь.
Ник улыбнулся.
– Должен признаться, воображение рисовало мне, что это было романтическое приключение со Стивеном.
– Неужели тебе удалось такое представить? – нервно усмехнувшись, сказала она.
Они помолчали. Эбби почувствовала, что внутреннее напряжение немного спало, и это было хорошо: она не была настроена на конфронтацию с мужем.
Она знала, что теоретически супружеские пары могут вести одни и те же споры снова и снова – иногда в течение всей семейной жизни, но ей очень не хотелось еще раз воспроизводить их злобную, со взаимными обвинениями, стычку в Гайд-парке. И не только потому, что это очень изматывало ее: она не была уверена, что ей удастся не выболтать всю правду про Санкт-Петербург.
– Тебе бы понравилось в России, – наконец сказала она. – Я переживала, когда ехала туда, но там оказалось замечательно. Потрясающая архитектура: эти поблекшие фасады зданий в стиле барокко, отслаивающаяся местами позолота. Я не уверена, что это настоящее сусальное золото, но выглядит оно волшебно, просто сияет. Это город для принцесс. А метро! На некоторых станциях даже висят люстры.
– Они строились как дворцы для народа, поэтому там полно мрамора и хрусталя. Выглядит все элегантно и под старину, а запустили там первую линию метро только в 50-х годах.
Она изумленно посмотрела на него, хотя и сама не поняла, чему удивляется. Ник всегда мог научить ее самым разным вещам. Его знания были разносторонними и обширными, но он никогда не кичился этим. Она невольно сравнивала его с Эллиотом, который в какие-то моменты вел себя так, как будто считал, что должен заняться ее образованием.
– Я всегда хотел побывать в Санкт-Петербурге. Мы должны были бы съездить туда вместе, – сказал Ник, глядя ей в глаза.
– Ник, мы с тобой никогда никуда не ездили дальше Корнуолла.
– Мне казалось, что мы оба этого хотели.
– Ничего подобного! Я понятия не имела, что ты горишь желанием побывать в России.
– Ну, вероятно, мы с тобой перестали общаться по-настоящему задолго до того, как расстались, – беззлобно заметил он.
– Ты знаешь, что я люблю Корнуолл, – сказала она, вспоминая барбекю на пляже: небольшие металлические решетки, линкольнширские сосиски из супермаркета, банановый кетчуп, который они всегда высмеивали, покупая его, но который на самом деле нравился им обоим.
Увидев, что он заметил отсутствие обручального кольца на ее безымянном пальце, она инстинктивно убрала левую руку под стол, положила ее на колено.
– Мы просто жили по привычке, попали в колею, разве не так? – сказала она, испытывая тоску по былым временам. – Я хочу сказать, посмотри на нас сейчас. Каких-то несколько недель назад мы бы этого не сделали.
– Не сделали чего?
Эбби жестом обвела бар.
– Вот этого. Не встретились бы, чтобы выпить в баре на берегу реки. Ты большую часть времени работал в городе, а я – всего в паре остановок на метро. Почему мы никогда такого не делали? Мы могли бы вместе обедать, вместе ходить в галерею Тейт. У меня же диплом по истории искусств, черт побери, а сколько раз я была в Тейт?
– В прошлом году на твой день рождения я подарил тебе абонемент.
– Да, подарил.
Она подняла голову, и взгляды их встретились; внезапно ей мучительно захотелось разобраться, что же с ними произошло.
– Когда мы с тобой в последний раз ходили в бар, чтобы просто пообщаться? Мы же часто делали это, прежде чем поженились.
– Все меняется, Эбби, в том числе и приоритеты.
– Что ты имеешь в виду?
Ник пожал плечами.
– Ну, во-первых, ты перестала употреблять спиртное.
Этот аргумент будто повис в воздухе между ними. Для человека постороннего такое замечание могло бы показаться безобидным, но на понятном им двоим языке оно прозвучало угрожающе.
– Дело было не только в том, что я пыталась забеременеть, Ник. Ты тоже изменился.