«Может, устроиться таксистом? — подумал Олег. — Он водитель второго класса, примут. Принять-то примут, только что он будет от этого иметь? Сто тридцать рублей от конторы да плюс чаевые… Чаевые?! — Олег поморщился лишь при одном воспоминании об этом слове. — Нет, не опустится он до того, чтобы брать чаевые. Служить таксистом не в его характере. Тому услужи, другому. Извиняйте! Олег Колотов — не слуга вам!».
У Олега остался всего-навсего один аккредитив на пятьсот рублей: берег на обратную дорогу. Подумав, он решил, что этих денег на дорогу слишком много. «Триста рублей на самолет вполне достаточно, — решил он, — а на остальные можно еще пошиковать!» Мысль эта — мысль о том, что, взяв с аккредитива деньги, он может еще хоть на какое-то время отложить решение вопроса о своем будущем — ободрила его. Появилась цель, а когда есть цель, то Олегу всегда хотелось двигаться, действовать.
Он поднялся с тахты, открыл шкаф, снял с плечиков свой костюм, оделся.
Олег был в прихожей; нагнувшись, он зашнуровывал ботинки. Зазвонил телефон. Обычно в это время звонила Марина. Придя на работу, она имела привычку звонить и справляться, как он себя чувствует, поел ли он и чем думает заниматься. Эта каждодневная опека и постоянные нравоучения уже изрядно надоели Олегу, и он хотел было не поднимать трубку. «Опять станет упрашивать, чтобы я пошел к начальнику паспортного стола!» — с неприязнью подумал Олег.
Телефон настойчиво звонил. Завязав шнурки, Олег чертыхнулся про себя, а все-таки не выдержал характера, поднял трубку.
— Алло! — услыхал он мужской голос. — Ирину можно?
— Не понял, Ирину или Марину? — переспросил Олег.
— Ирину.
— Вы ошиблись, тут нет такой.
В трубке молчание.
— А это кто? — нагловато и напористо спросил незнакомец.
— Олег… — неожиданно для себя сказал Колотов.
— Откуда ты взялся, купырь?!
Олега словно током ударило.
— Это ты, Глеб? — спросил он, засмеявшись. Ему захотелось все обратить в шутку, и он добавил: — А, салага, ревнуешь? Сам-то ты купырь, жирный, с белыми цветочками!
— Объедки с чужого стола собираешь!
— Что, что?! — крикнул Олег.
Ответом ему были частые прерывные гудки, доносившиеся из трубки.
25
От этого странного разговора у Олега остался неприятный осадок. Однако пачка ассигнаций, топорщившаяся в кармане, вновь вернула ему ощущение радости жизни. Если бы не этот звонок, он снова считал бы себя самым счастливым человеком на земле. Но этот звонок!
Получив деньги, Олег решил поехать к Глебу и объясниться с ним. Он зашел в магазин, купил бутылку «плиски» (не в его характере являться в гости с пустыми руками). Но пока продавщица заворачивала в бумагу пузатую бутылку, Олег вдруг перерешил. В этот приезд он не виделся с Глебом и не знал, где его искать, в мастерской или дома. Он решил подняться к себе и позвонить Маковееву. И пока поднимался в лифте, все думал о том, обидное это слово «купырь» или нет. «Купырь. Ишь ты! — думал Олег. — И откуда он выковырнул такое слово? Вроде что-то есенинское». Когда-то, в молодости, Олег любил стихи. Но потом все забросил и не помнит, когда в последний раз держал книгу в руках. Поэтому, сколько он ни пытался вспомнить теперь Есенина, ничего у него не получалось.
«Ой ты, Русь… — всплыли с детства знакомые строки. — Ой ты, Русь моя, милая Родина. Сладкий отдых в шелку купырей».
В войну, когда немцы вплотную подступили к Ленинграду, Олег и его меньшие сестренки вместе со школой были эвакуированы в тыл, за Вятку. Детей разместили в большом двухэтажном доме на окраине поселка Белая Холуница. На лесных полянах и вдоль вырубок росло очень много этих самых купырей. Ребята охотились за ними, резали жирные их будылья, делали свистульки или очищали от кожицы, ели. Местные жители называли этот стеблистый сорняк пустошелем.
«Пустошель… да?! — горячился Олег. — Я покажу тебе, как обзывать!» — Он достал свою записную книжицу, где у него записаны были адреса, московские телефоны, список долгов и прочие важные вещи, и, отыскав Глебов телефон, позвонил.
Подошла Лариса. Олег попросил к телефону Маковеева.
— Глеб в командировке, — сказала она.
— И надолго он уехал?
— Он в Таллине. У него там заседание лотерейной комиссии. Завтра должен прилететь. А это кто спрашивает?
Олег не захотел называть себя. «Так. Значит, Глеба нет в Москве! — У Олега даже испарина выступила на лбу. — Тогда кто же звонил? Кто, помимо Маковеева, мог знать, что он, Олег, собирает объедки с чужого стола?»
Особенно обидно было слышать это слово «объедки». Оно никак не шло к нему. Он, Олег, и вдруг — объедки! Он, который сам любил щедро одарять всех цветами, покупками, ласковыми словами, и на тебе — объедала!
«А что, верно ведь! — заключил Олег. — С чего вдруг мне втемяшилась в голову мысль, что в чужой-то квартире, с чужой женой, которая прожила половину жизни с другим, я обрету счастье? Дурак!»
Настроение у него было прескверное.
Он порешил, что для поднятия духа ему нужно пропустить еще одну рюмочку. Он снял пиджак, повесил его на вешалку тут же, в передней, и — как был в «параде» — прошел на кухню. Достал из шкафа рюмку, свернул с горлышка «плиски» пробку, налил. И когда выпил, даже вкуса не почувствовал, настолько все ему было безразлично. Почему-то захотелось есть; он снял с газовой плиты сковороду, прикрытую тарелкой. Ножом приподнял тарелку. Среди подрумяненной картошки чернели котлеты.
Олег принялся ковырять вилкой пригоревшие котлеты. Ковырнул раз-другой и тут же бросил вилку. Задумался. Вспомнилось почему-то утро, когда он в первый раз явился сюда, на квартиру Маковеевых.
Олегу, выросшему в детдоме, всегда казалось, что где-то помимо той жизни, которой живет он, жизни, бедной душевными движениями и малоинтересной, есть совсем иная жизнь — красивая и возвышенная. Жизнь ради подвига, жизнь, устремленная в будущее. Встреча его с Маковеевым, продолжительные разговоры об искусстве рисовали его воображению мир людей идеальных. И вдруг он увидел Марину с бельем в руках, помятую после сна и растерянную, и на лице его выразилось разочарование. Он не мог понять сразу, отчего оно было, это разочарование, и лишь потом, когда Марина рассказала ему, что Глеб бросил ее и дочь, он все понял. За завтраком Олег сидел на этом же вот месте и, как он сейчас помнит, думал о Глебе. Думал, вот была у человека семья — жена, дочь, приличная квартира, теплый клозет, ванная, диван, шторы, занавески на окнах, книги. Да, и вдруг он это бросил и ушел к другой бабе, чтобы с нею заводить все сначала: дочь, диван, занавески… Зачем? Почему? Дурак, думал тогда Олег про Маковеева.
Но прошел всего лишь месяц с того дня, как он узнал все поближе и понял, что и люди искусства живут обыкновенной жизнью: добывают деньги, покупают диваны и занавески. И он, Олег, живет даже лучше их.
Олег покачал головой и вслух обронил:
— Дурак!
На этот раз уже не о Глебе, а о себе.
Олег налил еще рюмку, но только приготовился выпить, как вдруг кто-то звякнул в двери ключом. Он подумал, что это Наташа пришла из школы. И хотя Олег был изрядно навеселе и ему не хотелось показываться в таком виде перед девочкой, но он все же встал, чтобы встретить ее.
Но против ожидания вошла Марина.
— Олежек! — Она торопливо обняла его. — Как ты тут?
— Хорошо.
— Скажи, милый, как у нас с деньгами?
— Полный порядок! — сказал Олег бодро. Не в его характере было скаредничать и жаловаться на недостаток. Если сегодня есть деньги, значит, они есть, а завтра не будет их, завтра и решим, где их раздобыть. Так он считал и поэтому тут же достал из бокового кармана пиджака, висевшего на вешалке, пачку двадцатипятирублевок и потряс ими. — Вот!
— Я, знаешь, что прибежала? — торопливо заговорила Марина. — В ГУМе продают замечательные шубы из лисы. Лида Паршукова купила. Ты же знаешь, что я совсем раздетая… Я отпросилась с работы. Может съездим, посмотрим.
— Пожалуйста! — отозвался Олег с видимой охотой, но тут же, подумав, добавил: — Я только не знаю, насколько модно теперь носить лису?
— Ну что ты! Сейчас так трудно достать натуральный мех! А лисьи шубы теперь в самой моде.
— Раз в моде, тогда поехали.
— Ты позавтракал?
— Уже!
— Может, вызовем такси? — Марине не терпелось.
— Долго ждать! Поймаем у метро.
У «Сокола» они взяли такси и поехали. Через четверть часа Марина уже бежала на второй этаж универмага, где помещался салон мехов. Олег, шагая через две ступеньки, едва успевал за ней. На площадке перед дверьми салона толпился народ. Два или три милиционера с трудом сдерживали напор толпы, призывая всех к порядку.
— Кто последний? Кто последний? — спрашивала Марина у женщин, стоявших в хвосте очереди.
— Не мельтеши! — Олег взял ее за руку, отвел в сторонку. — Встань вот тут и жди. Я подам тебе сигнал.
Он отвел ее в сторону, а сам, разметав полы пиджака, размашисто, чуть ли не бегом устремился к двери салона. Сержант милиции, стоявший у самых дверей, пытался было преградить ему дорогу.
— Гражданин! Гражданин!..
— Сержант, друг! — Олег сделал вид, что он не может никак отдышаться, так он спешил. — Жена там! — он указал на салон. — Выбрала шубу, а червонцев не хватило. На такси скакал. Я на минутку. Вот, передам деньги!
— Знаем вас, все на минутку! — закричали на него со всех сторон женщины. — Нахалы! Прут и прут без очереди.
— Где ваша жена? — растерянно глядя на Олега, спрашивал сержант.
— А вон, вон! — указал Олег на какую-то женщину в салоне. — Нина!
Женщина обернулась на оклик; сержант уступил дорогу, и Олег в тот же миг скрылся в дверях салона. Очередники еще долго судачили по поводу нахалов, которые окончательно потеряли совесть. Посудачили, потрепали языки, да и перестали. И лишь только женщины в очереди успокоились, как Олег снова высунулся из двери, кивком головы поманил к себе Марину.
Марина не очень уверенно шагнула ему навстречу.