Она читала книгу. Взгляд ее был сосредоточен. Глаза, со строгим и красивым изгибом бровей опущены вниз; судя по всему, книга ей нравилась. Лишь изредка она отрывалась от чтения, чтобы перевернуть страницу или поправить волосы. Неожиданно девушка заметила взгляд наблюдавшего за ней Олега. Она вскинула на него глаза: не знакомый ли? Нет, не знакомый… А все ж смутилась под пристальным взглядом, оправила подол платья, который не прикрывал ее округлых коленей. Опять поглядела, и, словно желая сказать незнакомцу: «Ну, чего ты глазеешь?» — она опустила книгу на колени и тут же обняла рукой парня, сидевшего рядом с нею.
Тот улыбнулся, положил свою голову на ее плечо.
«Так! Значит, ты не одна, дорогуша, а с кавалером! — с грустью подумал Олег. Подумал, но не успокоился: нет, нет да и поглядывал на них. — Продешевила ты себя, милочка. При твоих чарах ты могла бы подцепить себе хахаля получше».
Парень был постарше девушки года на два, на три, но не более. Белобрысый, большеротый. Огромные ладони его лежали поверх абажура, завернутого в серую бумагу.
«Семейное счастье везут! — решил Олег. И какая-то тайная зависть к чужому счастью вдруг завладела им. — Надо же! — продолжал он рассуждать сам с собой. — Увалень, а какую девку себе отхватил! Пожалуй, и я такую-то красавицу на руках носил бы…»
И, наблюдая за тем, как они ласково относятся друг к другу, Олег подумал, что жениться надо молодым. В молодости все проще; отношения к девушке, женщине освещены тайной, внутренней радостью узнавания. В молодости чувства еще не огрубели. А теперь, в его годы, жениться — все равно что цыгану новую лошадь купить. Он знал уже разных женщин, знал, что и красивые бабы, вроде Ганны-хохлушки, бывают по сути своей отвратительны, капризны, вздорны, жадны к деньгам.
Олег втайне успокаивал себя тем что и эта — чернявая, с хорошенькой шейкой, — может быть, такая же, как и его Галина. Но, как ни старался он представить себе милое личико девушки, искаженное злобой, не мог этого сделать и потому на смену любованию ею являлась злость к парню.
«Ишь ты, обнял! — думал он о парне. — Тебе хорошо: в двадцать три года у тебя жена и квартира. А у меня в твои-то годы была лишь одна койка в общежитии. Даже чемодана своего не было!»
Парня клонило ко сну. Он откинул голову и закрыл глаза. Заметив это, девушка поудобнее подставила под его голову свое плечо, и он послушно прижался щекой к ее маленькому уху. Прижался и заснул.
Девушка, как ни в чем не бывало, перелистывала страницы книги.
Наблюдая за нею, Олег думал о Марине, о своей нескладной судьбе. И чем больше он думал обо всем этом, тем более убеждался в том, что правильно решил: во что бы то ни стало добыть денег на обратную дорогу.
28
На Песчаную Олег вернулся поздно, усталый и грустный.
Марина встретила его молчаливым вопросом: мол, где это ты пропадал весь день? Олег прочел этот вопрос в ее глазах, но ничего не сказал. Переодевшись, он прошел на кухню, подсел к окну. Посуда со стола еще не была убрана: Марина с дочерью недавно поужинали.
Олег достал из кармана халата пачку «дымка», но Марина опередила его.
— Обожди закуривать, — сказала она. Я купила вина с получки. — Марина открыла холодильник, достала бутылку «Шипки». — Налей, и я выпью. Наташенька перешла в десятый класс.
— О! А где же виновница?
— Убежала с подругами. Гуляют.
Олег налил рюмки. Чокнулись.
Марина выпила, а Олег только пригубил свою рюмку и тут же отставил ее.
— Ты чего?
— Не хочется, — Олег достал сигарету, закурил.
— Без меня пьешь, а со мной брезгуешь, — Марина отставила пустую рюмку, встала из-за стола.
Олег взял ее за тонкое запястье.
— Сядь, старуха!
— Мне некогда рассиживаться! Завтра Ната уезжает на дачу к деду. Надо собрать ее.
— Успеешь, соберешь. Посиди минуту, поговорить надо.
— Ну, говори. — Марина присела к столу.
— Вот какие дела, — Олег не спешил заводить речь о главном. Пососав сигарету, он стряхнул пепел, разумеется в тарелку. Марина тотчас же придвинула ему пепельницу. — Спасибо, — обронил Олег и снова стряхнул пепел в тарелку. — Значит, такие дела, старуха: не осилил я крутого подъема.
— Что, что? Какого подъема? — Марина рассмеялась.
— Думал, вытяну на третьей скорости. А подъем оказался крут, мотор заглох.
— Олег, брось чудить!
— Я серьезно.
— Тогда переведи на человеческий язык. Я не понимаю.
— Ну что ж! — Олег вновь стряхнул пепел в тарелку. — У меня к тебе большая просьба: раздобудь мне денег на обратную дорогу.
— Я так и знала! — Марина резко встала. — Ты с самого начала не думал ни о чем серьезном. Побаловался, пожил месяц в свое удовольствие — и был таков! А еще Глеба обзывал подонком!
Олег, не отвечая на ее упреки, сунул сигарету в тарелку, гася ее, подошел к Марине обнял ее за плечи.
— Не ругайся! Мне надо не так уж много — всего лишь триста рублей.
— Триста рублей! Ты с ума спятил!
Олег улыбнулся — точно такие же слова сказал ему и Пашка Хохлов. После долгих блужданий по новому микрорайону, строящемуся на месте бараков и старых дач, Олег отыскал Павла на пятом этаже дома-башни, в который еще въезжали новоселы. Друзья обнялись, расцеловались.
«Понимаешь, какой случай подвернулся! — радостно возбужденный новосельем рассказывал Хохлов. — Сколько лет я мотался по свету: вербовался на север, мерз в этой чертовой тундре, копил деньги, обивал пороги жилотдела. И вдруг бумага: «Уважаемый товарищ Хохлов, в связи с застройкой нового квартала ваш барак подлежит сносу». И, пожалуйте, вот вам новая квартира!»
Ободренный тем, что все у Павла так хорошо обернулось, Олег осмелел, заговорил о том, чтобы тот одолжил ему денег. Хохлов помрачнел, узнав, какая сумма нужна другу. «Триста рублей?! — вырвалось у него. — Ты с ума спятил!»
— Триста рублей! — повторила Марина. — И это ты считаешь немного?
— Ерунда! — возразил Олег. — У Наташи двое дедушек. С носу по сотне — уже двести. Да Надежду Павловну разорим на сотню.
— А зачем тебе уезжать? — Марина решила попытать его лаской. — Оставайся, живи, найдем тебе хорошую работу.
— Шофером такси?
— Ну почему? Папа наш со связями. У него много друзей. Похлопочет.
— Нет! — Олег поморщился от слова «похлопочет». — Это не по мне. Не умею я жить, считая каждую копейку, и ходить по узкой половице, которую тебе указали. Я только что от одного своего приятеля. Замерзали вместе в пургу. Ели, выковыривая по очереди ножом тушенку, из одной консервной банки Да если б он у меня, салага, попросил деньги взаймы, я б последнюю рубаху продал, а одолжил бы.
— Давай продадим шубу.
— Зачем? Носи на здоровье! — искренне вырвалось у Олега. — Я завербуюсь в более доходное место, чем эта якутская дыра. Подамся в Находку. Поступлю на корабль, который ходит в загранку. Заколочу деньги. Приеду, и тогда уж мы гульнем с тобой, старуха!
— И за какое же время ты думаешь «заколотить деньгу»?
— А какое это имеет значение? Год, два, три…
— Хорошо. Но обо мне-то ты подумал? Подумал, в какое положение ты меня-то поставил?! Все знают о наших отношениях — и родители, и на работе. Что они-то скажут? Я тебе… я тебе не девка… — Марина закрыла лицо ладонями и заплакала.
— Не надо устраивать сцен, киса! Я не люблю. — Но все ж, стараясь смягчить неприятность, Олег обнял ее.
— Оставь! — Марина неприязненно повела плечами. — Видите ль, он уезжает. А я что, должна ждать тебя, пока ты нагуляешься?
— Ты больше ждала. А тут от силы год-два.
— Я уж платье свадебное заказала! Со свидетелями договорилась! У меня дочь взрослая! — выкрикивала Марина.
Не известно, чем бы все это кончилось, не явись тут Наташа. Олег открыл дверь, поздравил с окончанием учебного года. И пока он с ней разговаривал, Марина успела привести себя в порядок. Через минуту-другую, расхаживая из угла в угол в просторной спальне, Олег слышал, как мать и дочь на кухне живо разговаривали и смеялись чему-то.
29
И снова — уже в который раз! — Олег пожалел о том, что он сменил мебель в Марининой квартире. Эта затея с тахтой во всю комнату обошлась ему боком. Он ухлопал уйму денег, но не получил взамен того блаженства, на которое рассчитывал. Судьба сыграла с ним жестокую шутку: теперь ему негде было укрыться от слез и обличительных речей Марины в эту долгую, мучительную для него ночь. Если бы в квартире была старая, маковеевская мебель, Олег лег бы теперь один на диване — и дело б с концом! Марина пошмыгала бы носом, лежа в своей постели, произнесла бы две-три обличительные речи да, глядишь, успокоилась бы. А теперь — пусть широка и просторна тахта, но она одна и некуда Олегу уйти от Марининых укоров и от горячих, обжигающих щеку слез ее. Марина то укоряла его, говоря, что он опозорил ее, воспользовавшись доверчивостью; то принималась ласкать его, уверяя, что он самый хороший на свете человек, и что она любит его до безумия и, если он уедет, она повесится или сойдет с ума.
Олег перенес все это поистине стоически.
Не помнил он, в каком часу заснул.
Но вот наступил новый день, а с ним и новые заботы.
Марина — тихая, робкая и вяло-послушная — поднялась чуть свет, собрала Наташу, и они ушли. До работы Марина должна была успеть еще отвезти дочь к Льву Михайловичу, чтобы она с ним могла уехать на дачу.
И как только мать и дочь ушли, Олег встал и еще в ночной пижаме, заспанный и небритый, прошел на кухню, опустился на колени и стал рыться в углу за газовой плитой, куда он ставил пустые бутылки из-под вина. Олег повыкатывал все посудины на середину кухни, потом помыл их под раковиной и сложил в рюкзак. Набросив на плечи плащ, он вскинул увесистую ношу на плечо и спустился вниз. На углу Песчаной улицы и Чапаевского переулка стояла не очень опрятная палаточка, где принимали стеклотару. Олег думал, что он будет первым, быстро сдаст посуду и к завтраку купит себе бутылку водки. Но когда он подошел к палатке, то увидел, что возле нее толпится народ. Десятка полтора мужчин, наспех одетых, с опухшими от перепоя лицами, стояли в тенечке. Только у двух-трех из них были сумки с посудой, большинство же держали пустые бутылки в руках