– Осталось десять минут, – сказал я.
Ян Видар кивнул, продолжая говорить с Руне. Я решил подождать с поисками Ирены до двенадцати. Я знал, что до двенадцати все, кто был у нее в гостях, будут держаться вместе, чтобы ровно в полночь начать обниматься и поздравлять друг друга с Новым годом: старые знакомые, они давно дружили, это была одна компания, в гимназии своя компания была у каждого, но от этой я был слишком далек, чтобы затесаться в нее в эту минуту. А вот после двенадцати все разбредутся, кто-то останется допивать, по домам разойдутся не сразу, но уже скоро, и вот в это время общей расслабленности и спонтанности я как бы ненароком появлюсь рядом, перекинусь парой слов и якобы невзначай пойду с ними вместе.
Под вопросом оставался Ян Видар. Захочет ли он пойти со мной? Там будут сплошь незнакомые ему люди, с которыми у меня было больше общего, чем у него. Сейчас его, похоже, вполне устраивало общество его собеседника.
Ну так спрошу его, что он скажет! Не захочет – ну и ладно. Но что моей ноги в том полуподвале больше не будет, я решил твердо.
И тут я увидел ее.
Она стояла чуть выше, на холме, метрах в тридцати от нас, окруженная своей компанией. Я прикинул, сколько их человек, но, кроме тех, кто стоял совсем рядом с нею, трудно было разобрать, кто пришел с ними, а кто присоединился только сейчас. Человек десять-двенадцать своих было точно. Почти всех я знал в лицо, тут были те, с кем она общалась на переменах. Красавицей ее нельзя было назвать – толстоватые щеки и наметившийся второй подбородок, притом что в остальном она была совсем не толстая. Белокурая девушка с голубыми глазами небольшого росточка, она чем-то напоминала уточку. Но все это не имело значения, потому что она обладала другим, куда более важным свойством – всегда быть центром притяжения. Стоило ей куда-то прийти и заговорить, как она и ее слова становились предметом всеобщего интереса. В выходные она никогда не сидела дома, всегда находила куда пойти: в кино, еще куда-нибудь, иногда в гости, а не то уезжала в горы или в город побольше. И всегда со своей компанией. Я ненавидел эти компании, ей-богу, а слушая потом, как она разливается соловьем обо всем, чем развлекалась на этот раз, начинал, кажется, ненавидеть и ее самое.
Сегодня она пришла в темно-синем пальто до колен. Из-под него виднелось голубое платье и чулки телесного цвета. На голове у нее была – как это там называется – диадема? Прямо принцесса, да и только!
Градус общего ажиотажа достиг высшей точки. Отовсюду слышались хлопки, взрывались петарды, со всех сторон что-то кричали. И тут откуда-то сверху, словно сам Господь Бог решил выразить свою радость по поводу наступления Нового года, взвыли сирены. Раздались ликующие крики. Я взглянул на часы. Двенадцать.
Ян Видар встретился со мной взглядом.
– Двенадцать! – воскликнул он. – С Новым годом!
Он начал неуклюже пробираться ко мне.
Вот черт! Никак он вздумал со мной целоваться?
Нет, нет, нет!
Но именно это он и сделал, обнял меня и приложился щекой к моей щеке.
– С Новым годом, Карл Уве! – сказал он. – И спасибо за все хорошее в прошедшем.
– С Новым годом! – сказал я.
Его щетина царапала мою гладкую щеку. Он несколько раз похлопал меня по спине, затем отодвинулся.
– Эйвинн! – сказал он и двинулся к нему.
С чего это он вздумал со мной обниматься? Кому это нужно? Мы же никогда не обнимались. Мы же не из тех, что обнимаются, мы не такие.
Что за хрень!
– С Новым годом, Карл Уве, с новым счастьем, – сказала Лена.
Она улыбалась мне, и я потянулся и поцеловал ее в щеку.
– С Новым годом, – сказал я. – Какая ты красивая!
Ее лицо, отражавшее зыбкую игру настроения, внезапно стало сосредоточенным.
– Что ты сказал? – переспросила она.
– Ничего. Спасибо за прошлый год.
Она улыбнулась:
– А я слышала, что ты сказал. Это тебе спасибо.
Когда она отвернулась, у меня встал.
Этого еще не хватало!
Я допил остатки пива. В пакете оставалось только три бутылки. Надо бы их приберечь на потом, но требовалось чем-то занять себя, поэтому я вынул одну, открыл зубами и присосался. Вдобавок прикурил сигарету. Вот они – мои инструменты, всегда под рукой. Сигарета в одной руке, бутылка – в другой. Я так и стоял, прикладываясь то к бутылке, то к сигарете. Затяжка – глоток, затяжка – глоток.
В десять минут первого я хлопнул Яна Видара по спине и сказал, что увидел знакомого и отойду поздороваться, скоро, мол, вернусь, так что стой здесь! С этими словами я начал прокладывать путь к Ирене. Сначала она меня не заметила, она стояла ко мне спиной и была занята разговором.
– Привет, Ирена! – сказал я.
Она не ответила, вероятно, не расслышала меня в гуле голосов, поэтому пришлось хлопнуть ее по спине. Это было не лучшее начало, слишком уж прямолинейное. Хлопнуть человека по спине – это не то что случайно встретиться, но на худой конец и так сойдет.
Во всяком случае, она обернулась.
– Карл Уве? – удивилась она. – А ты что тут делаешь?
– Мы здесь поблизости празднуем в компании. А тут я вдруг увидел тебя и подумал, что надо бы поздравить. С Новым годом!
– С Новым годом! – отозвалась она. – У вас там весело?
– Еще как! А у вас?
– Конечно.
Наступила пауза.
– У тебя что – гости? – спросил я.
– Да.
– Где-то здесь?
– Да, я тут живу.
Она махнула рукой наверх.
– Вон в том доме? – спросил я, кивнув в ту же сторону.
– Нет. В следующем за ним. Отсюда его не видно.
– Можно я тебя провожу? – сказал я. – По пути поболтаем. Я бы с удовольствием.
Она покачала головой, иронически наморщив носик.
– Не стоит, – сказала она. – Это же не школьный вечер.
– Понимаю, – сказал я. – Но так, немножко, только поговорить? И все. Вообще-то у меня своя компания.
– Вот и иди туда! – сказала она. – Увидимся в школе в новом году!
Она от меня отвертелась – возразить мне было нечего.
– Рад был повидаться, – сказал я. – Ты мне всегда нравилась.
Я повернулся и пошел обратно. Сказать, что она всегда мне нравилась, оказалось не так-то просто, потому что это была неправда, но эти слова хотя бы отвлекали внимание от того факта, что я напрашиваюсь к ней в гости. Теперь она будет думать, что я к ней приставал. А приставал потому, что был пьян. С кем не случается под Новый год?
Сука! Сука и гадина!
Когда я вернулся, Ян Видар глянул на меня.
– С компанией не вышло, – сказал я. – Нам туда нельзя.
– А почему? Я думал, они – твои знакомые?
– Только для приглашенных. А нас не приглашали. Так что дрянь дело.
Ян Видар фыркнул.
– Пойдем обратно к ребятам. Там же здорово.
Я посмотрел на него отсутствующим взглядом и зевнул, давая ему понять, до чего там здорово. Но выбора у нас не оставалось. Звонить его отцу мы должны были не раньше двух. Не делать же это в десять минут первого! И вот я снова, уже во второй раз за эту ветреную новогоднюю ночь с 1984 на 1985 год шествовал впереди буднично одетой и прыщавой компании среднего школьного возраста мимо вилл Сёма.
В двадцать минут третьего к дому подъехал отец Яна Видара. Мы ждали его уже одетые. Я как менее пьяный сел на переднее сиденье, а Ян Видар, который еще полчаса назад скакал по комнате с абажуром на голове, на заднее, как мы договорились. К счастью, его к тому времени уже вырвало, и он, выпив два-три стакана воды и хорошенько сполоснув лицо под краном, оказался в состоянии позвонить отцу и сообщить ему, где мы находимся. Голос его звучал не слишком убедительно, я стоял рядом и слышал, как он, выдавив из себя первую половину слова, проглатывал его окончание, адрес он хоть и с трудом, но выговорил, а наши родители вряд ли всерьез думали, что мы в такую ночь вообще не притронемся к алкоголю.
– С Новым годом, ребята! – сказал его отец, когда мы сели в машину. – Хорошо повеселились?
– А как же, – сказал я. – Столько народу вышло на улицу! Шумно было. Ну, а как прошло у вас в Твейте?
– Тихо и спокойно, – сказал он и, положив руку на спинку моего сиденья, оглянулся, чтобы выехать задним ходом. – И у кого же вы собирались?
– У одного знакомого, Эйвинна. Помните, он был у нас в группе ударником?
– Да-да, – сказал отец Яна Видара, переключил скорость и поехал назад той же дорогой, которой только что приехал. Снег в некоторых садах был в пятнах от пиротехники. По дороге попадались бредущие пары. Иногда проезжало такси. А в остальном – покой и тишина. Мне нравилось ехать сквозь мрак, когда светится только приборная доска, а рядом мужчина, который спокойно и уверенно ведет машину. Отец у Яна Видара был хорошим человеком. Добрым, участливым, но никогда не навязывался, когда Ян Видар давал понять, что нас надо оставить в покое. Он брал нас с собой на рыбалку, выручал, когда надо. Однажды, например, я проколол шину на велосипеде, и он, не говоря ни слова, заклеил ее, и, когда я собрался уезжать, велосипед был снова в порядке, а собираясь в отпуск всей семьей, они приглашали меня с собой. Он спрашивал, как поживают мои родители, и мать Яна Видара тоже, а когда отвозил меня домой, что случалось нередко, заводил разговор с моим папой или мамой, смотря кто выходил меня встречать, и приглашал заходить к ним домой. Что мои родители так и не собрались там побывать, это не его вина. Однако он был вспыльчивый, это я знал, хотя сам ни разу его в таком состоянии не видел, и среди чувств, которые к нему испытывал Ян Видар, присутствовала и ненависть.
– Итак, настал 1985 год, – сказал я, когда мы свернули с Е18 на мост Вароддбру.
– В самом деле, – сказал отец Яна Видара. – Или как там полагают на заднем сиденье?
Ян Видар не сказал ничего. Не заговорил и тогда, когда отец вышел из машины, а продолжал, вжавшись в сиденье, таращиться куда-то в пространство. Я обернулся назад и посмотрел на него. Он сидел неподвижно, уставив взгляд в подголовник.
– Ты что, дар речи потерял? – спросил его отец и улыбнулся мне.