Полковник Евдокимов не хотел смотреть на тело, но потом все же решился. Взглянул и понял все сразу.
– Опытный человек этот убийца, – сказал он сопровождающему его офицеру. – С одного удара – прямо в сердце. Скорее всего, он убивал таким способом не раз и не два. Другой бы для верности еще пару раз ткнул заточкой, а этот точно знал, что не будет ни криков, ни сопротивления. И, судя по ране, он был на голову выше Сергея Константиновича. Наносил удар ни сверху, ни снизу, а держа заточку чуть выше своей поясницы, просто выбросил вперед руку. Сильный физически человек. Я попрошу подчиненных посмотреть прежние дела, может, похожий способ убийства встречался. Что говорят свидетели?
– Никто никого не заметил, – вздохнул сопровождающий. – Может, и видели убийцу, но не обратили внимания. Никто не бежал, шума борьбы или криков никто не слышал.
Заточку Иван Васильевич рассматривал долго и внимательно.
– Изготовлена из рашпиля, лезвие обтачивалось долго и на станке, но засечка все равно видна. Рукоятка из рога оленя, скорее всего марала. Вряд ли заточка изготавливалась на зоне, но это не факт, хотя лезвие длинное, больше двадцати сантиметров, – на зоне такую приблуду при себе носить не будешь, а прятать подальше от руки смысла нет. Вообще, этот ферзь сделан с большой любовью. Похоже на то, что кому-то был преподнесен в подарок, с такой любовью сделана рукоятка. Могу предположить, что изделие из тех краев, где маралов много и достать рога не проблема. Кто-то не на зоне, а скорее всего на поселении или расконвоированный, которого отправили на работу в какой-нибудь цех за пределами зоны, потому что хороший специалист. Может, мастерит он эти заточки как сувениры, по заказу кого-нибудь из администрации колонии, или как оружие для авторитетных зэков. Мой совет: сделайте снимок заточки и отправьте рассылку по исправительно-трудовым колониям. Думаю, день-два и информация у вас будет. По крайней мере, имя мастера узнаете. Только вот он точно рта не раскроет. Но если убийство Сергея Константиновича связано с делом Иноземцева, я склонен думать, что нас опять направляют по ложном следу.
После посещения морга Евдокимов вернулся в Следственное управление ФСБ и беседовал с двумя сотрудниками. Оба слушали его внимательно, один даже делал пометки в своем блокноте. Сотрудники были до неприятности аккуратны в одежде и в движениях. Лет им было не так уж и много, вряд ли больше сорока, они были ухоженные и вальяжные. Когда Иван Васильевич замолчал, тот, что делал пометки, спросил почти равнодушно:
– Кожемякин вчера вам звонил. О чем вы говорили?
– Он хотел встретиться, и я назначил встречу у себя дома.
– Встреча состоялась?
– Встретились, разумеется. В начале девятого. А около десяти он сразу уехал домой.
– Вы что-нибудь употребляли? Я имею в виду спиртное.
– Выпили по стопке водки. Граммов по тридцать. Обычно я не доливаю до краев, а потому могу предположить, что Сергей Константинович выпил около двадцати пяти хорошо очищенного продукта, что при массе его тела, около восьмидесяти пяти – восьмидесяти восьми килограммов, помывочнойне доза.
– О чем вы с ним говорили?
– Об убийстве Иноземцева.
– Кожемякин вам что-то рассказывал о ходе собственного расследования? – нахмурился фээсбэшник.
– Нет, он больше слушал меня. Хотел узнать, к какому выводу пришли мои специалисты.
– И что вы сказали ему?
– Сказал, что считаю расследование завершенным, дело можно передавать в суд. А он советовал не торопиться, ведь по закону полагается два месяца.
– Мы знаем, сколько полагается…
– Если вы знаете, то зачем мне вопросы задаете? Я, например, считаю, что можно держать Афонина и Семочкина в камерах следственного изолятора сколько угодно. А вдруг суд посчитает нужным переквалифицировать их статью на статью двести пять точка шесть, то есть несообщение о готовящемся преступлении, и получат они в худшем случае условный срок? А потом потребуют компенсацию за наказание, несоизмеримое с их проступком. Типа того, что до суда лишили их свободы.
– Никто ничего им не переквалифицирует. Получат они за соучастие в убийстве. А может, даже получат и за подготовку к террористическому акту, если суд посчитает убийство политического деятеля террористическим актом, совершенным в целях дестабилизации деятельности органов власти или международных организаций. А это не двести пятая точка шесть, как вы изволили выразиться, а самая что ни на есть двести пятая – террористический акт. Минимальный срок заключения – пять лет, если вы не забыли.
– Прекрасно помню. – Иван Васильевич поднялся: – Ладно, я поеду к себе, работы много. Сообщите мне, пожалуйста, когда будут похороны. Приду проститься с честным человеком.
– Погодите, – остановил его один из фээсбэшников. – Вы так и не сказали, что вам сообщил вчера полковник Кожемякин.
– Вы ищете убийцу или хотите знать, о чем мы с Сергеем Константиновичем разговаривали на моей кухне? – сердито спросил Евдокимов. – Но если это поможет вашему расследованию, я расскажу. Пока вы тут карандашиком по блокнотику, убийца Кожемякина сидит и посмеивается… А узнай он, как вы его ищете, вообще ржал бы. Что вы тут за допросы мне устраиваете! Я – полковник юстиции, на генеральской должности, а меня какая-то шантрапа наманикюренная…
– Ну-ну! – возмутился фээсбэшник с блокнотом. – Мы из Москвы специально прибыли для усиления следствия. Должны выяснить все обстоятельства. Не надо так близко к сердцу воспринимать…
– Близко к сердцу Кожемякин принял. Вернее, в самое сердце по самую рукоятку заточки. А вы тут в носу ковыряете и по блокнотикам размазываете. Удачи вам, пацаны.
И Евдокимов вышел из кабинета. хотел хлопнуть дверью, но не хлопнул.
За новым мобильным телефоном поехали в Иматру, где располагался большой торговый центр. Карина выбирала аппарат долго, остановилась на самом дорогом, вздохнула и посмотрела на Елагина.
– Нравится – бери, – сказал Петя.
Она хотела взять аппарат розового цвета, но посмотрела на Петю и выбрала беленький.
Потом вместе с новыми телохранителями ходили по торговому залу супермаркета и набирали продукты, которые потом загрузили в «Лендкрузер», на котором прибыли Фролов и трое его помощников. Хотели уже уезжать, но Карина заметила светящуюся рекламу боулинга.
– Здесь еще и кегельбан? – удивилась она. – Может, сходим? Я должна тебе, Петя, показать, как я замечательно играю. Я один раз в Париже даже страйк сделала. Ты знаешь, что такое страйк?
– Догадываюсь, – усмехнулся Петя и обратился к телохранителям: – Ну что, ребята, сходим, посмотрим, как девушка шары катает?
Фролов пожал плечами.
В боулинге никого не было, и все дорожки оказались свободны. Потому, разбившись на три команды, Карина и мужчины решили провести турнир. Петя Елагин удивил всех, вышибая все кегли с первого шара: страйк за страйком. Но его команда, состоящая из него и Карины, все равно проиграла. Карина объяснила свои неудачи тем, что давно не играла и вообще сегодня не ее день.
– У меня такого никогда не было, чтобы вообще ни одной кегли не упало! – почти плакала она. – Словно кто-то сглазил.
И посмотрела при этом почему-то на Фролова.
– Я хочу реванша!
С реваншем ничего не получилось. И чтобы девушка не грустила, Петя повел всю компанию в тир, где стреляли металлическими шариками из пневматического пистолета «глетчер», который, к удивлению Фролова, внешне почти ничем не отличался от «беретты». Карина опять решила устроить соревнование и, к своему удивлению, попала два раза в край бумажной мишени.
Ей очень понравилось стрелять, она никак не хотела отойти от стойки.
– А вы-то, надеюсь, не с пустыми руками прибыли? – тихо спросил Петя Фролова.
– Обижаешь, начальник, – ответил майор и похлопал себя по подмышке. – Только нас предупредили, чтобы по возможности брать без пальбы.
– Ура! – закричала Карина. – Я попала в самое яблочко! В шестерку!
– Молодец! – крикнул ей майор Фролов. – Считай, что прошла отбор в спецназ. – И продолжил разговор с Елагиным, пока девушка не слышит: – А вот нам предстоит встреча отнюдь не с шестеркой. Мне тут позвонили и сообщили, что наш объект какого-то спеца из ФСБ заточкой в сердце.
– Печально, – ответил Елагин.
– Не то слово! Передали, что полковник Евдокимов вернулся из УФСБ мрачнее тучи. Нам надо быть осмотрительнее. Не факт, конечно, что этот гад прорвется за границу, но всегда надо предполагать худшее. Так что скажи девочке, чтобы лишний раз перед домом не бегала. Все думали, что наш злодей весь переломанный, но ему сломанная нога, судя по всему, не помеха. На нем как на собаке заживает. Опасный тип. Так что пусть из дома твоя Карина не высовывается.
– Как ей запретить?
– Займи ее чем-нибудь. Что, вам уж и заняться нечем? Люди молодые, здоровье позволяет. В бильярд дома поиграйте или в города.
В коттедж возвращались веселыми, а когда стали выгружать покупки, Карина закричала громко, чтобы слышал весь лес и озеро:
– Как же здесь хорошо!
– Еще бы, – согласился майор Фролов. – Цивилизованная страна: здесь даже в тире оплату принимают банковскими карточками.
Мужчины занялись приготовлением шашлыка. Петя Елагин в общем процессе не участвовал, он предложил Карине поиграть в бильярд. Вскоре мясо было готово, стол решили накрыть в доме. Карина вспомнила, что купила бутылочку шабли, предложила всем выпить по бокалу. Но Фролов отказался за всех сразу и объяснил, что у них сухой закон.
– Оставьте благородный напиток до ночи, – посоветовал он. – Ночью это вино лучше усваивается, особенно когда нужно сделать небольшой романтический перерывчик, чтобы поговорить…
– А вы пили это вино? – спросила Карина.
– Ну, до таких вершин романтики у меня не доходило, – признался майор. – Но похожий случай у меня был лет пятнадцать назад в Дербенте. Я только из госпиталя выписался. А тут жена прикатила – словно почувствовала что-то. Дали мне пять суток отпуска. Мы с ней в этот самый Дербент махнули, сняли комнатку на склоне горы с видом на море. Хозяин нам бутылку коньяка собственного производства презентовал. Маша моя совсем не пьющая, а коньяк крепким оказался, так я его виноградным соком разбавлял, и мы все говорили, говорили… А утром при свете она увидела у меня шрам от сквозного ранения и начала плакать. Просила, чтобы я