«Вот и разговорчивей стал гораздо», – улыбнулась Варя, мотыльком вспархивая по скрипучим ступеням чёрного хода.
Тоже ведь мода с недавних пор: во всех больших домах, где нет лакея или дворника, чтобы следил за калошами и коврами, – парадный подъезд на замке, а вход сумраком, оправданным самим названием «чёрный ход».
Впрочем, сейчас и вовсе мрак. Кто-то неутомимый опять рачительно снял тусклую лампочку со шнура. Но ничего, голоса уже рядом…
Черноморская хроника
30 сентября – 2 октября. Поход Черноморского флота в составе линейных кораблей «Евстафий», «Иоанн Златоуст» и «Пантелеймон», крейсеров «Память Меркурия» и «Алмаз» и семи миноносцев для обстрела Угольного района. Обстрел района Килимли – Зунгулдак производился 1 октября с 10 час. 20 мин. до 12 час. 30 мин. Было выпущено свыше 1200 снарядов. Были разрушены восстановленные портовые сооружения по промывке и погрузке угля.
Прикрывали операцию линейный корабль «Императрица Мария» и крейсер «Кагул».
11 декабря. Германская подводная лодка «UC-13», вышедшая 12 ноября к кавказским берегам, попала в одиннадцатибалльный шторм и 29 ноября была выброшена на берег у устья реки Мелен. Посланные к ней для разгрузки две турецкие канонерские лодки «Таш-Койпрю» и «Иесгар» 11 декабря у острова Кефкен были уничтожены артиллерийским огнем миноносцев «Пронзительный», «Дерзкий» и «Счастливый».
Об аварии «UC-13» русское командование узнало из показаний пленных с угольных пароходов. С целью маскировки она была с моря закрыта брезентом, выкрашенным под цвет песка и придававшим ей вид небольшого холма. 31 декабря миноносцы, блокирующие Угольный район, нашли лодку в указанном месте и артиллерийским огнем уничтожили её.
В «Черноморской хронике» не сообщается, когда к «Императрице Марии» присоединился второй линкор-дредноут – «Императрица Екатерина II». А на самом деле к Новому году на новом линейном корабле были успешно завершены все виды испытаний, и он не только официально вошёл в состав Черноморского флота, но и приступил к боевой работе…
8 января 1916 года
Всё ещё везёт разбойнику…
Первый боевой поход линкора «Императрица Екатерина II» мог оказаться последним для «Гебена», он же «Явуз султан Селим» – главного противника Российского флота на Чёрном море.
Для этого складывались объективные предпосылки. Двенадцать 305 мм орудий главного калибра «Императрицы Екатерина II» при угле возвышения в 25 градусов могли посылать снаряды на 139 кабельтовых, а 280 мм орудия «Гебена», до его модернизации в конце войны, – всего на 110 кабельтовых. Несколько попаданий тяжёлых снарядов могло лишить немецко-турецкий линейный крейсер главного его преимущества – скорости хода, превышавшей (реально, по состоянию на январь 1916 года) на 3–4 узла скорость линкора «Императрица Екатерина II», – и тогда гибель «Гебена» становилась только вопросом умения российских комендоров, надёжности орудий Обуховского завода, и времени. Не слишком большого, чтобы подранок не успел укрыться за минными полями и под завесой береговых батарей Босфора.
И поначалу всё складывалось, по военно-морским канонам, вполне успешно. Три эсминца – «Пронзительный», «Пылкий» и «Лейтенант Шестаков», – выдвинутые для блокады Угольного района, подкарауливали выход из Зунгулдака большого транспорта с углем. Но выход его задерживался – скорее всего, турки ожидали скорого и неизбежного в начале января ухудшения погоды, чтобы проскользнуть мимо блокадных эсминцев.
Тем временем из Босфора в Зунгулдак уже шёл за углем, которого в Константинополе катастрофически не хватало, крупный, по тем временам, турецкий транспорт «Кармен». Пройти незамеченным ясной и почти штилевой ночью турку не удалось: «Пронзительный» перехватил транспорт и всадил в чёрный борт две, для верности, торпеды.
Оставшуюся в живых часть команды «Кармен», спасающуюся на шлюпках, моряки с эсминца взяли в плен. Ни шкипер, ни старший помощник с «Кармен» запираться не стали и с некоторой даже гордостью сообщили, что вслед за ними из Босфора идёт прикрытие – ни больше ни меньше как сам «Явуз султан», и гяурам придётся очень даже несладко от его страшных больших пушек.
«Гяуры» совещались и договаривались по радио недолго, и к позднему рассвету 8 января, в 8 часов 10 минут, «Пронзительный» и «Пылкий» на полпути к Босфору заметили «Гебен» и дали врагу заметить себя. Заметить и начать сближение, а затем, когда эсминцы повернули «все вдруг» к востоку, – и погоню.
Скорость «Пронзительный» и «Пылкий» развили почти максимальную для себя, но так, чтобы дистанция, предельная для досягаемости вспомогательной 88 мм артиллерии «Гебена», сохранялась. Командиры эсминцев понимали, на какой риск идут, но небезосновательно надеялись, что немцы в рассветной полумгле не будут тратить по малозаметным и скоростным целям драгоценные 110-килограммовые снаряды главного калибра. А когда станет достаточно светло, «Гебену» будет уже не до эсминцев, – его ждёт встреча с грозной «Императрицей Екатериной II».
На встречу с линкором, главным кораблём прикрытия оперативных флотских соединений в эти ночи и дни, и «выводили» немецкого турка эсминцы.
Но слишком ясным оказалось утро: слишком чистым и прозрачным – воздух, и слишком хорошей – цейссовская оптика. Почти за два десятка километров, за 106 кабельтовых, увидели грозного противника на «Гебене», опознали (хотя приняли за однотипную «Императрицу Марию») и дали первый залп. И второй. И третий – и все с недолётом, хотя корабли быстро сближались.
Четвёртый и пятый залпы с «Гебена» прогремели, когда линейный крейсер уже выписывал пологую дугу, разворачиваясь к Босфору, под защиту минных полей и береговых батарей.
Но какое-то и, возможно, самое необходимое время потратили и на «Императрице Екатерине II», не переходя сразу на очевидный курс погони, а продолжая идти контркурсом с тем, чтобы могли стрелять три из четырёх башен 305 мм орудий.
В 9.45 первые снаряды главного калибра «Императрицы Екатерины II» взметнули высоченные водяные столбы совсем рядом с правым бортом линейного крейсера, и тяжёлые горячие осколки хлестанули по броне орудийных башен и палубных надстроек.
Кептен Аккерман потребовал выжать из машин всё возможное – и это дало находящемуся не в самой лучшей свей кондиции линейному крейсеру скорость всего на два узла больше, чем у новейшего русского линкора. Дистанция увеличивалась, но слишком медленно. Ещё целых двадцать минут «Гебен» оставался в пределах досягаемости двенадцатидюймовок «Императрицы Екатерины II», ещё почти полторы сотни раз взлетали водяные столбы то у бортов, то у кормы, а то и у форштевня линейного крейсера. А затем не просто близко ударил снаряд, а попал…
Третий «блокадный» эсминец, «Лейтенант Шестаков», мчался в отдалении в шесть миль параллельно «Гебену», почти вровень с ним, по радио корректируя огонь линкора; дальномерщик с эсминца и заметил, что один из снарядов прошил носовую часть линейного крейсера.
Ещё на третьей минуте боя, сразу же после разворота, кептен Аккерман потребовал выслать навстречу бомбардировщики: если не потопить (куда там), то замедлить «это чудовище». Вовремя взлететь смог только один гидроплан FF-19 – и сел после отказа мотора на воду у самого края внешнего минного поля. Там его и подобрал катер с «Гебена» – к тому времени линкор «Императрица Екатерина II» прекратил преследование.
На германском линейном крейсере, как только русский линкор перестал стрелять и заметно отстал, сразу же сбросили ход: угля почти не осталось, а кочегары настолько выбились из сил, что их пришлось заменять моряками с боевых постов. Ещё вдобавок валы и винты дали слабину от работы на предельных оборотах и сотрясений от близких разрывов.
Ремонт, пополнение топлива и боезапаса, подготовка безопасного фарватера для выхода из Босфора заняли больше четырёх месяцев. Следующий боевой выход линейного крейсера «Гебен» в Чёрное море состоялся только летом.
Кирилл и Вадим
Апрель 1916-го. Батум. Авиационная станция Южного воздушного района
– Ну, вот что ты пристал ко мне, как пьяный к афише Морфесси[17]: «Спой, да спой!», – ворчал Кирилл, оттирая локтем своего «Санчо Панса», которого звал так, хоть и не за глаза, но и не прилюдно. – Знаю только, что написано, а это ты и сам почитать можешь. – Он бросил на крышку дощатого ящика серую брошюрку со штампом «Для служебного пользования» и титулом «Аэродинамическая лаборатория ГВТУ».
На что Лука, и без того не особый любитель чтения технических инструкций, написанных, с его точки зрения, языком нечеловеческим, только поморщился, упрямясь:
– Прежние стрелки, «Слесаревские», вон даже союзники у нас закупают, англичане так даже сразу с зарядными ящиками, как будто у них своих осин нет.
Штабс-капитан Императорского военно-воздушного флота Кирилл Иванов (Иванов-второй, если следовать старинной традиции русской армии, хоть братья и были разбросаны по родам войск) вздохнул, демонстрируя прапорщику снаряд куда толще обычной «стрелки». Увесистей, да и с куда более солидным стабилизатором, чем жестяное оперение Слесаревской «аэропланной пули».
Справка:
«Аэропланные пули» или в обиходе «стрелки» – заострённые металлические стержни с небольшим крестообразным стабилизатором, весом 15–30 граммов. Впервые они появились во французской армии в самом начале войны и показали высокую эффективность. По словам очевидцев, «стрелки» длиной 10–15 см пробивали «насквозь» всадника с лошадью. Достоверно же известно, что, при сбрасывании с высоты 1 километр, 500 стрелок рассеивались по площади до 2000 квадратных метров, и однажды «треть батальона, расположенного на отдых, была выведена из строя сравнительно небольшим количеством стрел, сброшенных с одного аэроплана».
По заказу Главного военно-технического управления разработкой «русских стрелок» в конце лета 1914 года занялся В.А. Слесарев. Подойдя к созданию «летучей пули» с научных позиций, он после серии экспериментов «в трубе», значительно улучшил устойчивость при сбрасывании с малых высот и увеличил максимальную скорость падения (со 105 до 130 м/с). «Снаряд» Слесарева с высоты 20 метров пробивал оболочку дирижабля или бензобак самолета, а французские при сбрасывании с таких высот были неустойчивы и подходили к земле под углом до 30°.