– Непременно, – кивнул статский советник. – И очень надеюсь, что предупреждение не канет втуне. Пока что, к сожалению, при всех волнах шпиономании и германофобии, с реальной контрразведывательной работой, по моему наблюдению, ещё у нас не всё в порядке. А эта германская зажигательная сигара… – Алексей Иванович аккуратно достал из ларца на столе министра некрупную гаванскую сигару и поставил её вертикально. – С нею могут быть неприятности. Всего вот таких размеров, – Иванов пару раз постучал «Гаваной» по столу, – а даёт струю пламени настолько энергичную, что железный лист прожигает.
– Вот ведь парадокс. – Сергей Дмитриевич вернулся от частностей к общему для себя. – Если бы Германия удовольствовалась результатами, достигаемыми трудолюбием своего народа, талантом учёных и организаторским даром промышленников, то по естественному ходу событий она в настоящую пору стояла бы по богатству и могуществу во главе государств Европы. Но нет же, ввязалась в смертоубийственную войну, которую, в этом я уверен, непременно проиграет.
– Не были б уверены в своей победе – не стали бы «вовлекаться». Точнее, не стали бы ни подталкивать к войне австрияков, ни провоцировать нас.
– Да, если бы не их невероятная способность самообольщения, – быстро подхватил Сазонов. – Не только кайзера, но и самого германского народа. Право же с этой его особой психологией, как с первостепенным политическим фактором, сейчас и впредь следует считаться во всех отношениях с Германией.
Сазонов помолчал и затем продолжил другим, можно сказать, что печальным тоном:
– Но ситуация у нас изменяется и, похоже, не в лучшую сторону. Есть все основания полагать, что в дополнение к посту премьера Штюрмер собирается возглавить Министерство внутренних дел. Едва ли не наихудший вариант. И на этом может и не остановиться, хотя со своим дуализмом и заигрыванием с оппозицией Борис Владимирович серьёзно накаляет положение в стране. И отношения с союзниками.
– Вы полагаете, что следующим его политическим шагом может стать подчинение МИД? – осторожно спросил начальник департамента.
Сазонов прищурился и сказал не то вопросительно, не то утвердительно:
– Почему-то вдруг моему давнему прошению об отпуске дали ход… А вы понимаете, что без ведома государя такого быть не может.
– Простите, Сергей Дмитриевич, но время для необходимого отпуска представляется оптимальным. На фронтах – и на дипломатическом фронте, насколько я могу судить, – некоторое затишье, вот даже высочайшее семейство в Крым собирается.
– Всё так, я давно хочу отдохнуть. Поеду на свою дачу в Финляндию, отосплюсь, свежим воздухом подышу…
В словах министра иностранных дел так явственно ощущалось «но», что Алексей Иванович не удержался, спросил:
– Вы опасаетесь, что в ваше отсутствие произойдёт нечто досадное?
– Умеете вы находить эдакие словеса. Если бы только «досадное»!
…Через пару недель, пребывая на даче, Сергей Дмитриевич Сазонов из «Правительственного вестника» узнал о своей отставке[30] и о назначении Б.В. Штюрмера министром иностранных дел в дополнение к постам премьера и министра внутренних дел.
Всего через полгода после этого отставка самого Штюрмера была воспринята как желанная и необходимая всеми политическими партиями и общественными организациями России, хотя у всех на то были свои мотивы.
Но до февраля 1917 года оставалось совсем немного…
Вадим Иванов
Севастополь. Майский смотр
К визиту государя императора и членов августейшего семейства готовились так, как положено на флагмане, даже в условиях военного времени. Красили – к счастью, тёмно-зелёная краска «Морава», которой был выкрашен громадный корпус, выдержала испытания первых девяти месяцев службы и десятка боевых походов. Но серая краска надстроек, труб и башен кое-где требовала обновления.
В который раз проверялись механизмы, хотя, конечно, не от киля до клотика, а только в тех отсеках, которые были запланированы для визита высочайшего гостя.
Всё прибиралось строжайшим образом. По три раза на день репетировал корабельный оркестр, хотя репертуар был весьма невелик. Само собой, драились все «медяшки», а летняя парадная форма экипажа, от командира, капитана 1-го ранга князя Трубецкого до последнего юнги, приводилась в достойное состояние.
Были приняты и меры безопасности. В Северной, Южной и Артиллерийской бухтах за час до назначенного времени было приостановлено судоходство, усилены дозоры, закрыто боновое заграждение между равелинами на выходе в открытое море.
Вся команда – тысяча моряков, за исключением тех, кто нёс вахту на постах по парадному расписанию, – выстроилась вдоль всего двухсотметрового борта. Кавторанг Городисский, старший офицер линкора, с двумя обер-офицерами обошел весь строй, придирчиво вглядываясь в лица и экипировку. Девяти нижним чинам, признанным недостаточно благолепными, пришлось отправиться в матросский кубрик на нижней палубе.
В строю экипажа второй башни «неблаголепных», по мнению Городисского, не оказалось, хотя лейтенант Иванов отметил для себя, с кем из подчиненных надо будет проводить дополнительную воспитательную работу.
Ясное тёплое утро – в мае в Севастополе такие не редкость. Все блестит и сверкает. И вот появляются государь и наследник – оба в белых морских кителях. Александра Фёдоровна в светло-сером платье, перчатках; из украшений, кажется, – насколько смог разглядеть Вадим, – только серьги. За ним – командующий Черноморским флотом Эбергард, уже в регалиях полного адмирала, вице– и контр-адмиралы, непременный казак-богатырь и свита, – все в чинах, орденах и блестящих на утреннем солнце эполетах. Грянул оркестр: «Славься…»
Князь Трубецкой, накрепко всаженный в тесный парадный китель, но всё равно выглядящий излишне массивным, отдаёт рапорт, затем представляет старших офицеров.
Вадим, третий в лейтенантском строю, заметил, что с двоими – кавторангом Городисским и старшим лейтенантом князем Урусовым – государь поздоровался, как со старыми знакомыми. И услышал, как царь спросил, замедлив шаг и придержав за плечо сына, у Валерия Николаевича:
– Ну, как у вас «флейта»?
– Свистит исправно, Ваше Величество, – усмехнулся в бороду Урусов, оставаясь, впрочем, по стойке «смирно». – А вот следующую, на вторую «Императрицу», так пока и не сладили.
Царь молча кивнул и чуть направил мальчишку-наследника дальше вдоль кажущейся бесконечною шеренги.
Замедлил шаг он и в начале лейтенантского строя, напротив Владимира Успенского, стоящего через одно плечо от Вадима Иванова. Задержался на пару секунд, будто что-то припоминая, затем кивнул и проследовал дальше.
Вадим впервые видел государя и наследника цесаревича так близко, а императрицу, кроме как на портретах и фото, вообще не видел. И вдруг почувствовал нечто вроде тревоги и жалости, хотя в это утро и царь, и всё августейшее семейство выглядели совсем неплохо. Гораздо хуже выглядел Эбергард, хотя и было заметно, что Андрей Августович старается как-то соответствовать только что полученным регалиям полного адмирала и блеску многочисленных своих орденов.
Высочайший Рескрипт, данный на имя члена Государственного совета, адмирала Эбергарда:
«Андрей Августович. В течение трёх лет, предшествовавших войне, в должности командующего морскими силами в Чёрном море, несли вы заботы по подготовке Черноморского флота и засим, почти два года командуя сим флотом, пребывали вы в неустанных трудах и опасностях. Непрерывная работа при тяжелых условиях военной обстановки подорвала ваше здоровье, что побуждает МЕНЯ освободить вас от занимаемой вами ныне должности.
Назначая вас членом Государственного совета, уверен, что приобретённый вами опыт и знания и впредь будут служить на пользу Родины и флота.
В ознаменование заслуг ваших жалую Я вам, препровождаемые при сем знаки ордена Св. Благоверного Великого Князя Александра Невского с мечами, бриллиантами украшенные. Пребываю к вам неизменно благосклонный».
На подлинном собственною ЕГО ИМПЕРАТОРСКОГО ВЕЛИЧЕСТВА рукой написано: «и искренне благодарный НИКОЛАЙ».
В Царской Ставке
28 июня 1916 года.
…Обход строя длился около получаса. Государь ещё несколько раз останавливался, обменивался репликами с моряками, да и вся свита передвигалась церемонно-неспешно. Затем процессия разделилась. Наследнику цесаревичу было интересней посмотреть, что наверху и что видно сверху, и он с согласия родителей поднялся – с должным сопровождением, естественно, – и на капитанский мостик, и в боевую рубку, и даже ещё выше, на пост к дальномерщикам. Александра Фёдоровна на первых порах не оставляла сына без присмотра, но «наверх», к дальномеру, всё же отпустила, поверив к тому времени в бдительность и ловкость лейтенанта и двух мичманов, обеспечивающих сопровождение мальчика.
А сам государь в сопровождении Трубецкого, Эбергарда, бессменного морского министра И.К. Григоровича, трёх адмиралов, дежурных офицеров и части свиты спустился в батарейную палубу.
Команде линейного корабля, выстроенной на верхней палубе, скомандовали «вольно», но расходиться по боевым постам и кубрикам не позволили до окончания смотра и отбытия Их Величеств. Так что Вадим Иванов только по пересказам узнал, что государь задерживался у орудий, интересовался не только основными механизмами и органами управления, но и мельчайшими усовершенствованиями, о которых ему с удовольствием докладывали вахтенные офицеры. Объяснения тут же подхватывал старший артиллерийский офицер, лейтенант князь Урусов, который знал, похоже, всё по части вооружения.
Последняя часть ознакомления с урусовским хозяйством состоялась в четвёртой башне. Государь и часть сопровождающих вошли туда и, разместившись так, чтобы не создавать помехи комендорам, посмотрели заряжание всех трёх орудий.
– Комендоры и прислуга работали молодцами, отчетливо, быстро, бесшумно, – рассказывал позже вахтенный офицер. – Всё шло как по маслу, Государь остался доволен…