Мама молча следовала за мужем, старшая дочь нацепила на себя маску мировой скорби, другая дочь смирилась и с каменным выражением лица шагала за ними, а сын, тогда совсем мальчик, громко скандалил из-за того, что устал. На тот момент прошла только половина экскурсии, которая должна была занять весь день, – заставлять ребенка столько ходить пешком было жестоко.
Когда у папы спросили, что именно сделала его компания для строительства моста, оказалось, они тянули тросы от пилонов к дороге на отрезке в несколько сотен метров. Раньше это не казалось чем-то особенным, но теперь стало понятно, насколько предприимчивой была компания, раз ей удалось поучаствовать в такой крупной стройке.
По всему мосту, на сколько хватало глаз, прогуливались и другие семьи. Когда пришло время ехать обратно, многие уже сильно устали и, сев в автобус, сразу же уснули.
Старшая дочь проснулась от тряски, и в этот момент по телевизору, висевшему в проходе, показывали фильм «Хатико: самый верный друг». Что произошло с Хатико и его хозяином, она не узнала – когда вновь открыла глаза, уже шли титры.
Но эта история не о собаке, а о котах. В то время люди часто выпускали домашних животных на улицу, и Тора рос сам по себе. Пришла пора его кастрировать, но переноски дома не оказалось, поэтому они посадили его в коробку, поставили ее в багажную корзину маминого скутера, и так она поехала с ним в клинику. Любой кот перепугается, если его внезапно посадить в коробку и закрыть, но Тора настолько активно пытался вырваться наружу, что маме было трудно рулить. В конце концов он просунул лапу в маленькое отверстие наверху коробки, оставшееся от сложенных крест накрест створок. Тогда ей показалось, что он вот-вот сбежит, а до клиники оставался еще целый квартал. Они явно недооценили своего кота.
Так везти кота предложил папа.
– Да в коробку его посадить, в коробку. До ветеринарки ехать всего ничего, зачем ему переноска?
Когда врач увидел, в каком состоянии была коробка после Торы, он, кажется, искренне удивился.
– И как вы не разбились…
– Муж сказал, и в коробке нормально.
– Ясно… Но лучше купите простенькую переноску…
Одной поездки маме хватило, поэтому, когда пришло время забирать Тору, она уже купила переноску.
– Из-за того что отец поскупился на переноску, мне пришлось краснеть, – недовольно вспоминала потом мама.
– А если бы он сбежал, мог бы под машину попасть и пораниться, – высказала она мужу, как только приехала.
– Ну ладно тебе, ладно. Все же хорошо закончилось, – отмахнулся папа.
Случись такое сейчас, зоозащитники закидали бы его камнями. Но нет, нельзя было сказать, что он не любил Тору.
– А раньше у него были такие пушистые яички, – произнес папа, легонько тыкая кота между задними лапами.
Еще он брался за его толстый загнутый хвост и резко двигал им вперед-назад со словами: «Он переключает передачи!» Тогда Тора только недовольно смотрел на него. Да, хоть кот и не был дружелюбным, но определенно очень терпеливым.
Один раз Тора оказался в сумке, висящей на крючке для одежды. Нет, это сделали не дети, а папа.
– Он что-то унюхал в сумке и засунул туда морду – ну я и подтолкнул его внутрь. Ему, кажется, там понравилось, и я повесил сумку вместе с ним.
Пока мама не нашла Тору, он так и сидел, свернувшись и не издавая ни звука. Непонятно почему: то ли терпел, то ли ему правда там нравилось. Когда мама опустила сумку на пол, кот неторопливо вылез оттуда и пошел по своим делам, будто ничего и не произошло.
Недружелюбный, но терпеливый Тора прожил восемнадцать лет. Дети выросли и разъехались, и кот свободно ходил по опустевшему дому, но в какой-то момент вдруг сильно ослаб – будто бы упал со ступеньки и сильно ушибся.
Его задние лапы никогда не отличались особенной силой, но теперь, когда Тора начинал бежать, они заплетались и кот падал. Он стал очень медлительным. Поднимаясь по лестнице, останавливался передохнуть после каждой ступеньки.
Дошло до того, что он не мог перешагнуть через бортик лотка, поэтому ходил в туалет где придется. Тогда мама убрала лоток и постелила на пол пеленки. Тора, правда, не понимал, зачем они нужны, поэтому облегчался обычно на ковер или матрас.
Мама устала за ним убирать, поэтому решила надевать на него подгузники. В то время памперсов для животных еще не делали, так что мама брала обычные и проделывала в них отверстие под хвост.
Позже она позвонила детям и сказала, что Торе осталось недолго. Старшая дочь и сын жили далеко, поэтому приезжали редко, только на каникулы. Зато другая дочь, обычно достаточно холодная и безразличная, стала заходить к родителям почти каждый день.
Всякий раз, когда папа возвращался домой, он смотрел на Тору и спрашивал: «Жив еще?» Мама злилась на мужа за грубость, но иначе он выражаться не умел.
Старшая дочь училась в регионе Кансай, когда произошло землетрясение в Кобе. После первых толчков она перебралась в лагерь беженцев, устроенный в парке, и сразу же позвонила родителям. Она впервые в своей жизни стала свидетельницей настолько сильного землетрясения и даже думала, что Япония в этот день может утонуть целиком. В городе, где жила девушка, скорее всего, случились обрушения, поэтому она решила узнать, в порядке ли родители.
Когда она позвонила домой, у них было около шести утра. Трубку сняла мама – она еще не до конца проснулась.
– Что такое? – недовольно спросила она.
– Землетрясение! Вы в порядке?
Мама не поняла, о чем речь.
– Значит, Япония еще не тонет… – убедилась дочь.
Она рассказала, что произошло землетрясение, но с ней все в порядке, и повесила трубку.
Сразу после этого телефонная связь с Кансаем оборвалась.
Затем по телевизору показали ужасные кадры разрушений в Кобе. Родители пытались дозвониться до дочери, но уже не могли.
Если бы тогда утром, еще до отключения связи, она не позвонила родителям, они бы с ума сошли от волнения – ее потом много раз хвалили за то, как мудро она поступила.
– А она ничего так соображает, – заметил папа.
Потом дочь узнала о его словах и обиделась. Это что, комплимент такой? Другие родители наверняка бы восхитились: «Наша дочь такая умная!» Но папа, как всегда, выражался в своем стиле.
Когда телефонную связь восстановили, они с мамой дозвонились до дочери, и первые слова его были такими:
– Да, страшное дело, но ты жива и все позади. Будет потом что рассказать.
Девушка ожидала услышать от папы какую угодно поддержку, кроме такой, – ей приходилось жить в квартире без воды, без работающего туалета и каждый день ложиться спать в обуви на случай, если толчки возобновятся.
Другая дочь выражалась более прямолинейно:
– У него просто нет сердца.
Тора в подгузнике всю ночь спал у мамы на руках и к рассвету мирно ушел из жизни.
Когда бессердечный папа узнал об этом, он просто ответил: «Ясно», и кивнул.
«Ну, у него была хорошая жизнь», – наверное, пытался сказать он. Или нет.
– Любителю гиен нет дела до кошек или собак, – заключила младшая дочь.
Смерть Торы на него никак не повлияла, но сильно ударила по маме. Дети просили завести котенка, но именно она растила его и заботилась о нем, когда он умирал.
Хотя папе и было наплевать на Тору, он заметил, что маму его смерть сильно подкосила. Он вышел на пенсию и устроился на новую работу, где от него требовалось только три раза в неделю колесить по поручениям начальства, и часто брал с собой маму покататься. Ему всегда нравилось ездить на машине, поэтому он искал места, куда ее можно свозить.
В тот день они отправились на пляж доставать медуз. Тогда появилась новая мода: на почте и в магазинах продавали наборы для наблюдения за медузами, в которые, кроме самих морских жителей, входил еще пластиковый аквариум. В рекламе говорилось, что его надо каждый день заполнять морской водой, и медузы жили в нем какое-то время, пока не начинали слабеть, после чего их следовало вернуть в море. Довольно жестокое занятие, если подумать.
Но папа нырнул в него с головой – может, отчасти из-за того, что пляж находился недалеко от дома. Каждый день он ходил туда набирать новую воду. Ему было любопытно, как долго продержатся медузы. С таким же любопытством дети отрывают лапы кузнечикам. Когда медузы слабели, они переставали плавать и окрашивались в иссиня-черный цвет. В этот момент по задумке продавца приходила пора возвращать их в море, вот только взрослый ребенок, наивный и беспощадный, хотел видеть их конец. Мама много раз просила папу вернуть их в море, но он не слушал. Перед смертью медузы забивались в дальний угол аквариума, и потом их носило туда-сюда, как куски желе. Просто ужасно.
Повальное увлечение медузами прошло у всех, но только не у папы. Их больше не продавали, поэтому папа поднимался на волнорез и ловил сетью медуз самых разных расцветок.
Он жадничал и старался поймать побольше, но, когда сажал их в аквариум, им не хватало кислорода, поэтому они быстро погибали – хотя бы это папа усвоил.
– Придумают же такую мерзость, – вздыхала мама. – Совсем как с шелкопрядами.
Когда их дети еще учились в начальной школе, все скупали похожие наборы: суть была в том, чтобы шелкопряд, двигаясь по готовому остову веера, сшил для него опахало.
В набор клали листья тутового дерева, и гусеница питалась ими, пока не приходило время окукливаться. Тогда их сажали на крайние пластины веера – гарды, – и шелкопряды плели для него экран. Человек, который это придумал, умом похвастаться явно не мог.
Сидя на плоской гарде, гусеницы никак не могли соорудить себе кокон, но продолжали испускать нить и двигались все выше, пока, запутавшись в ней, не распинали себя наверху остова.
– Жуткая вещица, – не переставал сетовать папа, но ничего с этим делать не собирался.
Маме самой приходилось резать нити и освобождать шелкопрядов. Затем она соорудила для них коробку и поставила внутрь сетку, на которой гусеницы наконец могли окуклиться.