Но что за тени шевелятся в глазах? Пытаюсь напрячься и разглядеть, однако ничего не выходит, только глаза начинает щипать. И это, наверное, первое, что я ощущаю кроме боли.
Тёплая ладонь ложится на мой лоб, и я чувствую это слабое прикосновение.
– Как ты, родной? – доносится знакомый голос.
Это же жена! Господи, да я уже начал свыкаться с тем, что её нет, а она здесь, рядом со мной…
Пытаюсь что-то выговорить, но непослушные губы только выдают какие-то невнятные шипящие звуки, и я замолкаю. Как и глаза, губы начинают болеть, и мне кажется, будто всё, что я попробую сейчас сделать, приведёт только к новой боли… Почему-то не приходит в голову, что новая боль – это ещё не страдание, которое по полной программе начнётся тогда, когда этой боли, словно жидкости в сосуде, накопится предостаточно, и она начнёт переливаться через край…
Ого, если я начинаю философствовать и выдавать для себя такие мудрёные фразы, значит, я жив, и рановато мне раздумывать о кущах и сковородках!
Но… проклятое бессилие, будь оно неладно! Почему я не могу встать и нормально посмотреть на жену? Почему не могу её обнять? Я же столько времени её не видел… Что происходит? Никак не могу вспомнить, что со мной происходило раньше…
Наверное, я снова помимо желания начинаю дремать, а скорее всего проваливаюсь в какое-то странное беспамятство, на мгновение успев загадать перед этим почти абсолютным исчезновением, что, пока буду находиться в таком состоянии, ничего плохого ни со мной, ни с моим окружением не случится. И никакой боли пока не будет…
Понятия не имею, сколько времени я пробыл неизвестно где. Ни на том свете и ни на этом, это уж точно. Но когда я неожиданно открываю глаза, то ничего, кроме удивления и даже изумления, не испытываю.
Вокруг меня совершенно непривычная больничная обстановка. Я в палате один, и никого рядом со мной нет, кроме жены. Почему-то я нисколько не удивляюсь её присутствию. А потом вдруг вспоминаю, что её похитили – и вот она здесь, снова со мной. Значит, вернулась.
Сказать ещё ничего не могу, но на моих глазах невольные слёзы, и она это замечает.
– Очнулся… Молодец какой! – тихо бормочет она и вдруг начинает куда-то лихорадочно звонить и что-то поспешно говорить. Но слов разобрать не могу, потому что она прикрывает рот ладонью.
Почему от меня что-то скрывают? Неужели со мной произошло что-то неприятное, о чём не нужно говорить? Пытаюсь пошевелить сперва одной рукой, потом другой, следом за этим ногами – всё в порядке, всё на месте. Что же всё-таки творится вокруг меня?
– Объясни, родная, что случилось? – шепчу еле слышно, но она разбирает мои слова. – Я в больнице?
– Тебя отравили «Новичком», – послушно отвечает жена. – Но хорошо, что успели сразу подхватить и переправить в медицинский центр, где врачам удалось остановить действие яда. Спасибо им…
И тут я постепенно начинаю вспоминать. И то, как в мою квартиру пробрался террорист, сперва выключив электрический рубильник в подъезде, а потом открыв отмычкой дверь в нашу квартиру. И то, как он забрал мешочек с капсулами, который я ему в испуге отдал, а когда тот понял, что дом окружён и уйти с пленником не удастся, заставил меня раскусить одну из ампул. Что было следом за этим, я уже не знал, потому что потерял сознание.
– А где… – спрашиваю каким-то чужим голосом, срывающимся на неестественный хрип.
– Бандит? Ему всё-таки удалось уйти…
– Его так и не задержали?
– Пока нет. Но говорят, что это дело времени. Далеко ему теперь не уйти. Ни в какую Газу, как он хотел, ему уже не попасть.
– А ты? Как тебя освободили из заложников?
– Этот негодяй оставил в подъезде и в нашей квартире много отпечатков пальцев, по которым его быстро вычислили. Как мне сказали, он, оказывается, уже засветился в полицейской базе и даже отсиживал срок в нашей тюрьме за терроризм. После отсидки его вместе с группой освобождённых боевиков переправили в Ливан, но он каким-то образом вернулся сюда и находился на нелегальном положении.
– Как же его вычислили, если он был на нелегальном положении? – интересуюсь я и даже пробую приподняться на подушках. – Почему сразу не задержали?
– Вопрос не ко мне… Хотя и это мне объяснили. Его засекли сразу после возвращения, но пока не арестовывали, потому что решили за ним понаблюдать. Может, его прислали сюда с каким-то заданием. Так оно, в конце концов, и оказалось. Вот он и явился за этими проклятыми камнями… Впрочем, об этом более подробно расскажут твои новые друзья…
– Ну, а ты где всё это время была?
– Меня он держал в каком-то грязном сарае в бедуинской деревне недалеко от города. Там меня и нашли, когда решили его брать. Правда, сам он уже пару дней там не появлялся…
– А его сообщники?
– Никаких сообщников у него не было. Он был один.
– Ты голодала, небось, бедная… – вздыхаю печально, и снова мои глаза на мокром месте. Совсем себя не узнаю – в какого-то сентиментального слизняка превратился! – Эх, мне бы он в тот момент попался! Я бы ему горло перегрыз…
– Ну да, из тебя грызун – ещё тот! – невольно усмехается она, отворачиваясь. – Да мне тогда и в рот ничего не лезло – какая уж там еда…
А потом мы говорим, бесконечно говорим обо всём подряд, и я всё никак не могу замолчать, словно боюсь опять погрузиться в беспамятство, в котором уже побывал.
Вечером ко мне является коротышка. Видно, ему позвонили из больницы и сообщили, что я пришёл в себя и могу худо-бедно общаться с посетителями.
– Ну, привет! – жизнерадостно трубит он, садится на край кровати и даже похлопывает меня по руке. – Вижу, что ты уже герой хоть куда! Вовремя тебя подхватили и довезли до медицинского центра, а то не дай бог… Хорошо, что специалисты, которые пытались спасти твоего старика-ювелира, были на месте и успели ввести противоядие. И то – вон сколько времени ты был на грани…
– Сколько? – поднимаю на него глаза. – Даже поинтересоваться у меня времени не было…
– Почти неделя.
– Это столько времени я здесь лежу?! Ничего себе…
– Сколько надо, столько и пролежишь. Лишь бы всё закончилось без осложнений… А ведь этот поганый «новичок», как говорят врачи, всегда оставляет какие-то последствия. Но у тебя, надеюсь, всё будет прекрасно – срок-то короткий прошёл между тем, как он попал в тебя, и моментом, когда тебе начали вводить анидот…
– Всё, не хочу больше слушать про эту жуть! – мотаю головой и отворачиваюсь. – А то хоть в петлю лезь после твоих слов… Кстати, что с этими ампулами? Где они сейчас?
Мой собеседник хмурится и стискивает зубы:
– К сожалению, этому негодяю удалось уйти и прихватить с собой мешочек, который ты так услужливо выложил перед ним.
– Но это же… – у меня перехватывает дыхание. – Это же всё, что ему и было нужно! Для чего тогда вся эта возня вами затевалась? Теперь «Новичок», значит, у него… Ваша гениальная операция провалилась?
– Почему ты так решил? Ничего страшного пока не произошло. Далеко с этими ампулами наш фигурант не уйдёт. Главное, что передать мешочек настоящему заказчику, местонахождение которого мы приблизительно знаем, вряд ли получится. Тут уже все лазейки нами перекрыты герметично.
– Этот человек уже дважды вас обводил вокруг пальца, – мрачно бурчу я, – и в третий раз что-нибудь придумает…
Мой собеседник внимательно разглядывает меня и качает головой:
– Ишь, каким ты оперативником стал! Но больше твои услуги уже не понадобятся, можешь не беспокоиться… Что касается нашего бандита, то единственное применение, которое он может найти камешкам, это один из них сунуть себе в рот и раскусить. Других вариантов у него нет.
– И всё-таки… – не успокаиваюсь я.
– Не волнуйся. Тебя это уже никаким краем не касается, а твоему гостю гулять на воле максимум день-два. Все его явки и пароли нам известны… Уж, больше никакого прокола мы не допустим.
И всё равно на душе у меня начинают скрести кошки, и я отворачиваюсь к стенке.
– Я тебе, кстати, подарок от нашей конторы принёс, – напоминает о себе коротышка спустя минуту, – вот, посмотри…
Он суёт мне в ладонь… бархатный мешочек, в котором наощупь камни.
– Что это?! Зачем ты мне их принёс?! – Мои глаза вылезают из орбит, и разглядываю его как сумасшедшего. – Ты меня обманул? Как эти камни остались у вас?!
И тут коротышка начинает раскатисто хохотать и всё никак не может остановиться. В палату даже заглядывают удивлённые люди – едва ли когда-то в больнице посетители хохотали так весело и раскатисто, как он.
– Не бойся! – сквозь смех выдавливает он. – Это всего лишь имитация тех камней, вернее, капсул с ядом! Просто мы заготовили их для подмены, на всякий пожарный. А потом ситуация изменилась, и камни остались не при деле. Вот мы и решили подарить их тебе на память – зачем добру пропадать! Ты же хотел стать богатым, как Али-Баба, и обладать несметными сокровищами в виде кучи бриллиантов, ведь так?.. Нет, признайся честно, хотел их поначалу утаить ото всех?
– Ну, хотел… – Мне становится неимоверно стыдно за то, что коротышка и его коллеги меня раскусили с самой первой нашей встречи, и вот, наконец, им выдался момент меня подкузьмить за жадность. – Да я уж и сам не раз подумал, что никакие сокровища, добытые неправедным путём, не сделают человека счастливым. На собственной шкуре убедился…
Хорошо, что моей багровой от стыда физиономии никто, кроме коротышки, не видит. Но и ему, как видно, не очень хочется долго мусолить эту тему:
– Ладно, замяли!.. Может, ты хочешь что-то передать нашему начальству или у тебя есть какие-то пожелания?
– Да. – Слегка приподнимаюсь с подушек и торжественно изрекаю. – Спасибо вам за то, что освободили мою жену. Я даже не знаю, что бы делал, если всё закончилась… ну, не так удачно, как сейчас.
– А что, у нас был какой-то иной вариант? – разводит он руками и кивает на мешочек, отброшенный мной в сторону. – Ты его сохрани на память. Всё-таки не у каждого Али-Бабы есть такие… сокровища с воспоминаниями…