— Это ведь она? — после долгого молчания подал голос Ефимов.
— Похоже. А где вы взяли газету?
— Муж Вики отдал. Помощь следствию, так сказать.
Повисла тишина. Мужчины продолжали внимательно изучать газету, а я задумалась над последней фразой.
— Муж? — наконец дошло до меня. — Викин? Странно, а я думала, что в милиции приняты только четкие формулировки: если люди не расписаны, то сожитель.
— Позвольте, а это что? — воскликнул вдруг Даниил.
Остатки деликатности покинули меня, я решительно растолкала мужчин и влезла между ними. На полях газеты шариковой ручкой было написано: «ЗАВ., 15–30. УРА!»
— Завтра в 15–30, — расшифровал Олег. — Думаю, так.
— Я тоже так думаю. Надо будет проверить. Возможно, вы правы и это действительно касается моего клиента.
— Данюша, — заныла я, сгорая от любопытства, как только мы остались одни, — расскажи мне, что там на фотографии? Кого вы увидели?
— Ты о чем? — удивился он.
— Я о фотографии. Вы кого-то там разглядывали.
— Какая фотография? — еще больше удивился супруг.
— Ах, так! — разозлилась я. — Изволите в прятки играть, сударь?
— Диана, подожди! — Даниил схватил меня за руку, не давая уйти. — Я потом тебе расскажу, как и обещал. А сейчас не могу, даже не проси.
Спорить с Даном — занятие абсолютно бесполезное: если он уперся, сдвинуть его не сможет даже бульдозер. Поэтому я предпочла промолчать.
Глава 8
Домой мы попали далеко за полночь. Я плюхнулась в постель, не раздеваясь, и сразу провалилась в сон.
Бывает иногда такое состояние, в котором грань между явью и бредом стирается и сновидение воспринимается абсолютной реальностью. В моем сне я ехала с Евгением и маленьким сынишкой в кабриолете, наслаждаясь оживающей природой. Все было так явственно, так ощутимо: и запах цветов, и крики птиц, и свежий ветерок, ласкающий лицо, что я ни на минуту не усомнилась в действительности происходящего.
Внезапно небо потемнело, солнце скрылось за черными тучами, сумрак вдали окрасился в призрачный синий цвет. Суеверный ужас охватил меня, и горло сдавило от страха.
— Поворачивай, — засипела я, вцепляясь в руль. Но машина еще быстрее покатила вперед.
— Папа, папа, там птица! — вдруг закричал Андрюшка, показывая крошечным пальчиком на чайку, мечущуюся между тучами и всполохами молний. — Она погибнет, давай возьмем ее к себе!
Женя повернулся к нему и ласково улыбнулся:
— Это не птица, а чистая душа. Она сама найдет путь на небо.
Затем Евгений взял меня за руку:
— Проведай бабушку да к соседям загляни, их дочка привет тебе от меня передаст…
И я проснулась. Сердце колотилось так сильно, что мешало дышать. Комната казалась нереальной, перед глазами все еще стояла отчаянно мечущаяся в облаках кричащая чайка. Наконец видение окончательно испарилось, стены комнаты обрели твердь, а я порадовалась, что все это только лишь сон.
Нащупав на тумбочке сонник, я повернулась на бок и уткнулась в книжку. Получалось, что птица во сне предвещала весть, тучи — опасность, а ужас — неожиданный поворот дел.
— Весть об опасности и внезапное избавление? По-моему, так… — пробормотала я. — Вроде бы ничего страшного. Отчего ж мне тревожно? И что значит фраза «проведай бабушку»? Она ведь давно умерла!
Я зябко поежилась и, решив сходить в церковь и поставить свечки за упокой, зашвырнула сонник на шкаф.
Даниила уже не было, о чем красноречиво свидетельствовала записка, прикрепленная магнитом к холодильнику: «Поешь!» Действительно, на верхней полке в миске лежали сваренные пельмени. Я подцепила один пельмень, вяло пожевала его и кинула вилку в мойку. Есть решительно не хотелось. В итоге я сварила кофе и устроилась с ногами в кресле, собираясь привести мысли в порядок.
Итак, Женя велел мне проведать бабушку и навестить соседей. Каких же соседей он имел в виду? Может быть, Буряковых? Или Поляковых? Но ни у кого из них нет дочери, вот беда.
Вернул меня к действительности звонок телефона. Я сразу вспомнила, что свекровь просила забрать Андрея до двенадцати, и испуганно вскочила. Конечно, это звонила она и вежливо поинтересовалась, почему я до сих пор дома, посетовала на мою рассеянность, из-за которой ей вечно приходится мне все напоминать, и порекомендовала пулей лететь к ней, иначе она опоздает на фитнес. Я выскочила в подъезд, на ходу застегивая юбку, а расчесывалась уже между третьим и вторым этажами, прыгая со ступеньки на ступеньку.
К счастью, машина завелась сразу, и я помчалась вперед, временами игнорируя дорожные знаки и сигналы светофора. Гнев свекрови мне казался гораздо серьезнее, чем подстерегающие при такой езде опасности. Но, увы, я все равно опоздала. Свекровь поджала губы, и я от смущения начала трещать без умолку. Вот всегда у меня так: стоит растеряться, и я несу всякую чепуху. Но сейчас моя болтовня оказала положительное воздействие, потому что лицо свекрови вдруг разгладилось, и она даже улыбнулась мне в ответ уголками губ.
Теперь нужно было купить что-нибудь к столу. Лиза, моя помощница по хозяйству, приходит через день и готовит еду на два дня, покупая продукты заранее, но фрукты и овощи к столу я покупаю сама. Погрузив сумки в машину и усадив сына в детское автомобильное кресло, я ехала домой, и мысли мои постоянно крутились вокруг недавнего сна.
Итак, соседи справа — Поляковы. У них взрослый сын, работает где-то за границей, женат и имеет двух сыновей-погодков. Сейчас одному должно быть около двенадцати, а другому примерно тринадцать лет.
Соседи слева — Буряковы. Если у них кто и есть из родни, то только племянники.
«А вдруг Буряковы продали дом? Или у Поляковых появилась в семье девочка?»
Я резко затормозила. Сзади раздался визг тормозов, послышался мат, и в зеркале заднего вида возник гориллоподобный верзила. Он неторопливо направлялся ко мне, и я вжала голову в плечи, затихнув.
— Эй, псих, ты что делаешь? — рявкнул гигант, всовывая голову в окно.
Я ослепительно улыбнулась и пожала плечами. Минуту-две мужик молча разглядывал меня, потом мрачно спросил:
— Ненормальная, да?
Из курса психологии я помнила, что когда один человек ругает другого, он дает характеристику себе самому. Следовательно, большой товарищ, чуть не по пояс втиснувшийся в окно и обозвавший меня, — сам псих. А с психами, как я тоже помнила из учебника, надо во всем соглашаться. Поэтому я кивнула и ответила:
— Да.
— Нормальные люди так не ездят! — с угрозой сказал шкафообразный дядька.
— Не ездят, — смиренно согласилась я и честно посмотрела ему в глаза.
— Надо в зеркало заднего вида смотреть.
— Надо.
— И тормозить резко нельзя.
Мне показалось, или в его голосе и правда промелькнули просительные интонации? Но я была непоколебима:
— Нельзя.
Верзила безнадежно махнул рукой и потопал прочь. А я с облегчением перевела дух. Хорошая все-таки наука психология! Ведь я могла бы сейчас такого наслушаться, а дело кончилось сущими пустяками. Довольная собой, я завела машину и покатила дальше.
Вскоре показались приземистые окраинные домики, в одном из которых прошло мое детство.
Сердце болезненно сжалось, на глаза навернулись слезы, и я хлюпнула носом. «Пора все-таки продать дом, а то стоит с заколоченными ставнями, словно и хозяев у него не осталось», — думала я, отстегивая ремни безопасности на Андрюшином кресле.
— Мама, а чего ты плачешь? — испугался сын.
Глаза у него сразу повлажнели, и он готов был сам залиться слезами.
— Э, ты чего?! — потрепала я его по кудрявой голове, снимая с кресла и ставя на землю. — Мне просто в глаз что-то попало, сейчас пройдет. Пойдем в гости?
— Пойдем, — с готовностью кивнул малыш.
Звонок у Поляковых, как и в прежние времена, не работал, покосившиеся ставенки были ядовито-зеленого цвета, а перед калиткой красовалась длиннющая, напоминающая по форме банан, лужа.
Пока я барабанила в окно и в дверь, Андрюшка влез обеими ногами в лужу и попытался измерить ее глубину. К счастью, я успела вовремя выхватить его оттуда. Наконец тетя Шура услышала мой стук и откликнулась.
— Иду, иду!
Голос у тети Шуры звонкий, молодой, и, не увидев ее, ни за что не догадаешься, сколько ей лет на самом деле. Она, как в юности, просыпается каждое утро в восторге от начинающегося дня. Для нее мир по-прежнему полон тайн и открытий, пожилая женщина полна надежд и энергии. Наверное, тембр голоса отражает отношение к жизни?
— Дианочка, вот так радость! Проходи, проходи, деточка. Какой красивый мальчик! — всплеснула руками от умиления тетя Шура и наклонилась к Андрюше. — Тебя как зовут?
— Андрюша.
— Глазки точь-в-точь как у твоей бабушки, — прослезилась она. — А носик — дедов. Ой, да чего ж мы тут стоим? Проходи, Дианочка, садись. Да не сюда, сразу за стол садись. А я уж пойду дядю Петю разбужу.
— Не надо, — запротестовала я, — пусть отдыхает, я же на минуточку.
— Еще чего! Сейчас сядем за стол, бабушку твою вспомним. А как же без этого? Все должно быть по-людски, вон, сколько времени не виделись. А Петя и так уже два часа бока давит, хватит. Да и не простит он мне, что я его не разбудила, с тобой увидеться не дала. Петя, вставай! — крикнула она, уйдя внутрь дома. Вернулась с вазой, полной яблок. — Бери, малец, — протянула она Андрюше яблоко. И тут же, повернувшись в сторону спальни, опять закричала: — Петя, да встаешь ты или нет? К нам Дианочка пришла, внучка Любина!
— Встал уже, — раздался хрипловатый голос, и в дверях показалась всклокоченная седая голова.
Дядя Петя присел на корточки перед моим сыном и протянул руку:
— Здравствуй, мужик!
— Здрасте. — Андрюша загордился от оказанного ему внимания и пожал протянутую руку с большим достоинством.
— Ух, ты! Да ты большой совсем, ишь как по-взрослому здороваться умеешь! И маму, наверное, любишь?
— Люблю, — согласился Андрюша и на всякий случай прижался ко мне.