— Диана, пойдем выпьем кофе. Я угощаю.
— С какой стати я буду пользоваться твоей добротой? — фыркнула я. — Сама вполне платежеспособна. И тебе не кажется это несколько странным… пятнадцать минут назад ты всем рассказывала, что именно меня подозреваешь в наезде, а сейчас приглашаешь на чашечку кофе…
— Надо поговорить, — многозначительно произнесла Вика, глядя на меня в упор.
— Да? И о чем же?
— Послушай, что было, то быльем поросло. Давай заключим пакт о ненападении.
— Вика, ты ошибаешься, я на тебя зла не держу. А за ту историю с Иваном я тебе почти благодарна: если бы не ты, может быть, и не было бы в моей жизни того хорошего, что произошло потом.
Я повернулась и отправилась в свой кабинет. Наверное, надо было выслушать Вику, но у меня после всего случившегося не осталось сил. От подковерных игр я уже порядком устала. Да и в искренность ее мне почему-то не верилось.
Но если уж неприятности начались, то они имеют тенденцию продолжаться. Не успела я остыть после разговора с Викой, как тут же на меня свалился очередной «подарок судьбы» в лице худосочного лейтенанта Ярошенко. По его собственному выражению, он меня соизволил навестить «чисто для беседы», но, лишь взглянув на его светлое чело, я прочла там надпись: «виновна». Оптимизма мне это не прибавило, и я сникла, ожидая очередной гадости.
— А вы знаете, гражданка Соколова, — ехидно начал следователь, — что ни один из ваших так называемых свидетелей до сих пор не найден? Лично я в существовании двух из них вообще сомневаюсь, а вот труп первого очень не хотелось бы найти где-нибудь на пустыре.
— Простите, а часовню тоже я развалила?
— Что? — оторопел тугодум.
— О существовании презумпции невиновности, я надеюсь, вы слышали, лейтенант? Так вот, в рамках той самой презумпции дальнейшую нашу беседу считаю нецелесообразной. Всего хорошего.
Лицо Ярошенко залила краска, он вскочил и желчно произнес:
— Что ж, побеседуем в милиции.
— Как вам будет угодно, — согласилась я.
Дома стояла мертвая тишина. Я нервно швырнула сумку, сбросила туфли так, что они разлетелись в разные стороны, села на тахту и разрыдалась. Плакала долго, с поистине «МАЗ» охистским наслаждением. Наревевшись, взяла телефон, набрала номер мужа и заныла в трубку:
— Данюша, приезжай срочно, ты мне нужен!
— Что-то случилось? — напряженно спросил он.
— Случилось, — уныло кивнула я, будто он мог меня видеть. — И чем скорее ты приедешь, тем лучше.
И сразу, не давая ему опомниться, отключила телефон, швырнув его туда же, где между двумя диванными подушками нелепо торчала сумка.
Даниил вскоре приехал. Ворвался в квартиру и с ходу бросился ощупывать и осматривать меня. Я с трудом вырвалась из его цепких рук и, отскочив на безопасное расстояние, заорала:
— Я цела, цела! Душа у меня болит, а она руками не прощупывается!
— Да что случилось-то? — застыл супруг в недоумении.
Я горестно вздохнула:
— Пошли, покормлю. Наверное, ты без обеда сегодня?
— Без обеда, — кивнул Дан и, не заставляя себя упрашивать, двинулся на кухню.
На протяжении всего времени, пока он ел, я жаловалась на лейтенанта Ярошенко, но лицо Даниила оставалось непроницаемым. Настолько непроницаемым, что я даже не могла понять, на чьей мой муж стороне. Доев, он отставил тарелку и мрачно спросил:
— Где твои выдержка и чувство юмора? Я просто не узнаю тебя.
— Да, но следователь сказал…
— Мало ли что он сказал! — перебил меня Даниил. — Работа у него такая — говорить. Для него идеальный вариант, чтобы ты испугалась и наболтала кучу всяких глупостей, дав ему возможность отрапортовать о раскрытом преступлении. В любом случае, как бы ни повернулось расследование, ты должна сохранять самообладание и спокойствие. Сейчас же и вовсе волноваться не о чем. Извини, мне нужно идти. А ты не грусти, посмотри какую-нибудь комедию.
Дан встал и чмокнул меня в нос, всем своим видом давая понять, что очень торопится.
Нет, поразительный все-таки человек мой муж! Возможно, он как сангвиник и может в ожидании очередных неприятностей сидеть и смотреть комедию, а мне с моим холерическим темпераментом, чтобы остыть, надо переключиться на что-нибудь активно-подвижное. Например, на бег по стенкам с препятствием в виде потолка.
И, словно предоставляя мне возможность проявить себя в действии, зазвонил телефон. Я подпрыгнула от неожиданности, сразу вспомнив про вчерашние звонки, и бросилась вслед за Даном.
— Дан, я не успела тебе сказать, — закричала я в лестничный пролет.
— Потом, хорошо? — отозвался супруг откуда-то снизу.
— Дан! — жалобно взвизгнула я, но услышала удаляющиеся шаги и хлопок подъездной двери.
Мне же надо было что-то решать, причем немедленно! Поддавшись эмоциям и раскиснув, я совсем забыла рассказать Даниилу о вымогателе, а переложить ответственность за свои поступки на мощные плечи мужа очень хотелось, тем более что я никак не могла сообразить, как правильно поступить. Дозвониться до него тоже не удалось — с первым же гудком в трубке до меня донеслась мелодия сотового Даниила из кухни. Он элементарно забыл мобильник дома! Увы, выкручиваться мне придется самой.
Перебрав все возможные варианты, я остановилась на самом, как мне показалось, идеальном: отправиться на вокзал и, подложив в ячейку «куклу» — нарезанную вместо денег бумагу, выследить мошенника. Деньги я, естественно, не собиралась нести, потому что в случае, если об этом станет известно, передача их шантажисту косвенно будет свидетельствовать не в мою пользу: раз принесла, значит, испугалась, а раз испугалась, значит, виновна. Нарезать бумагу вместо денег времени не оставалось, поэтому я взяла полиэтиленовый пакет, бросила в него несколько детективов в мягкой обложке и, отстранив от себя, с сомнением осмотрела. Выглядело не слишком похоже, и я была вынуждена достать с антресолей старую кожаную сумку и засунуть книжки туда. В конце концов с удовлетворением пробормотала себе под нос:
— Вот и славно, сразу два добрых дела сделаю: и подлеца проведу, и от сумки избавлюсь, а то все жалко было выкинуть. Теперь только нужно прийти пораньше и выбрать удачное место для наблюдения.
Окрыленная честолюбивыми помыслами, я быстро собралась и вышла из дома. Хотелось пройтись по набережной и отвлечься от всего происходящего. Вид чужого счастья обычно вселяет надежду, что и у меня когда-нибудь все будет хорошо, а чужие неприятности настраивают на философский лад: если есть люди, которым еще хуже, то мне раскисать непростительно.
Спустившись к морю, я влилась в праздную толпу и с наслаждением вдохнула. Пахло солнцем, свободой и бездельем. Пестро одетые отдыхающие неторопливо прогуливались, приглядываясь к товарам с ценниками и к плакатам с предложением услуг.
«Делаю временное тату, плету африканские косички», — прочитала я на одном из них. И тут же, рядом с плакатом, мастерица то ли от скуки, то ли для привлечения клиентов сооружала африканское великолепие на голове у своей подружки. Не мешало бы ей помыть вначале волосы, невольно подумала я, успев разглядеть грязные космы с остатками рыжей краски на концах.
«Сумка пляжная — 1500 рублей», — едва разобрала я корявый почерк на следующем объявлении.
— Ого! — тихонько пробормотала я. — В центре я вчера точно такую же видела за 500. Хороший навар за доставку на пляж.
Рядом с сумкой стояли пляжные тапочки за две тысячи, что было как минимум втрое дороже их истинной цены.
После таких невероятных расценок остальные ценники не произвели сильного впечатления.
«Апельсин — 35 рублей» — гласила табличка перед кучкой фруктов.
«Сладкий апельсин — 40 руб.» — перекликалась с нею другая.
«СамИй сладкЫй апельсЫн — 60 руб, мандарЫн — 45 руб» — было написано на третьей.
Дальше по ряду, едва выглядывая из-за угла маленького кафе, торчала одинокая табличка: «10 рублей». Такая низкая цена поражала воображение и вызывала желание поскорее узнать, что же стоит столь скромно. Я невольно прибавила шаг, вытянула голову… и с перепугу едва не осталась со свернутой шеей. Вот не зря же говорят, что любопытство — порок. За углом рядом с табличкой, уныло свесив нос, сидела тетка неопределенного возраста и дремала.
Первой моей мыслью было, что супернизкая цена относится к ней, но потом я догадалась, что где-то там, за ее спиной, скрывается потайной вход в отхожее место, то есть в туалет, а она всего лишь билетерша.
Рядом с двумя колоритными персонажами — студентами из Африки, разодетыми в пух и перья, — стояла очередь. Зарабатывали ребята, фотографируясь с желающими, которых было очень много, они даже составили очередь и перегородили дорогу, не давая пройти. Я остановилась поглазеть. Конечно, у меня пестрый наряд темнокожих парней вызвал сильное сомнение в национальной достоверности, но, видимо, ожидающие своей очереди сфотографироваться так не считали. В основном, конечно, там стояли женщины всех возрастов. Один случайно затесавшийся муж с неодобрением наблюдал, как его благоверная не только сама прильнула к горячему негру, но еще и усадила к нему на колени малолетнюю дочь.
Еще две девушки, судя по оттенку кожи, приехавшие откуда-то с севера, в нетерпении ждали своей очереди. Точнее, в нетерпении пребывала только одна из них, рыжеволосая булочка, а вторая, невзрачная худая блондинка с длинным носом, стояла с брезгливо поджатыми губами. Когда до них дошла очередь, рыжая с разбегу взгромоздилась на колени к одному из африканцев, едва не свалив его, вторая же не шелохнулась, так и оставшись стоять, прикрывая сумкой колени.
— Карин, ты чего? Иди сюда! — радостно проворковала рыжая, обнимая темнокожего парня полными руками и прижимаясь щекой к его щеке.
У блондинки остекленел взгляд — похоже, она пребывала в ступоре. Тогда второй студент, видимо, не прочувствовав ситуацию, подошел к ней и попытался обнять за талию. Блондинка сразу же «проснулась» и отвесила ему увесистую оплеуху.
Надо отдать ему должное, из роли героя-любовника парень не вышел: красивым жестом убрал руку с ее костей и роскошно улыбнулся, обнажив ровные белоснежные зубы. Дурнушка же, отодвинувшись от него подальше, скрючилась под прицелом фотоаппарата и опять зачем-то закрыла сумкой ноги.