– Мне нечего скрывать, – ответил Немоляев, обводя их цепким взглядом.
– Вы женаты на сестре жены Артема Солодовникова, которого сбил насмерть Константин Шиловский?
– Это так.
– Шиловский не понес за свое преступление никакого наказания.
– Ну как же не понес, – неожиданно громко рассмеялся Немоляев, – его же переехали пополам.
– Вы знаете об этом?
– Думаю, об этом оповещены все жители города. Вон как пресса надрывалась! – и добавил с горечью: – А когда этот гад задавил Артема, то было всего две сухие строчки в сводках новостей.
– Простите…
– Мне не за что прощать именно вас. Вы сказали, что вы частные детективы?
– Да, это так.
– А что, полиция уже не справляется? – ухмыльнулся он, не скрывая злорадства.
– Они работают, – тихо проговорила Мирослава, – наверное, и к вам заглядывали?
– А как же, трясли часа два мою бедную жену. Она еще после смерти Артема не отошла, а тут эти накинулись на нее, как стервятники!
– Это их работа, – попробовала вступиться за полицейских Мирослава.
– Как же, работа! Баклуши бить! И честных людей наизнанку выворачивать.
Мирослава вздохнула.
– Вы лучше скажите мне, где были эти работнички, когда Шиловский задавил Артема. Почему он остался на свободе?
– Я разделяю ваше негодование…
– Негодование?! Праведный гнев! Но бог-то не Микитка, он все видит! Отлились кошке мышкины слезы!
– Но ведь самосуд – это не выход из положения! – не выдержала Мирослава.
– А вы укажите мне выход! А я погляжу!
– Уж не признаетесь ли вы, Вадим Игоревич, что это вы убили Шиловского?
Он сразу утих и ответил печально:
– Не я. В чем и раскаиваюсь.
– Раскаиваетесь в том, что не совершили убийство?
– И в этом тоже…
– Я не понимаю вас.
– А вы бы посмотрели на слезы моей жены, о жене Артема я вообще не говорю! Отец их постарел разом на десять лет, а мать пролежала три месяца в больнице, сейчас еле-еле с палочкой ходит.
– А мать Артема?
– Что мать Артема?
– Как она пережила смерть сына?
– А кто вам сказал, что она пережила ее? Инна Гавриловна Солодовникова умерла шесть месяцев назад. Ее похоронили рядом с сыном.
– Простите…
– Так что я рад! Очень рад, что такая мразь, как Шиловский, больше не топчет землю. Но я не убивал его.
– Вы не могли бы сказать нам что-то, что навело бы нас на след убийцы?
– Не могу, – ответил он и добавил: – Но если бы и мог, то ничего не сказал бы. Моя жена вон за него свечку поставила!
– За кого за него? – не поняла Мирослава.
– За того, кто убил Солодовникова.
– Разве за убийц ставят свечки?
– А почему нет? – пожал плечами Немоляев. – Тем более что он праведное дело совершил.
– Да откуда вы знаете, что убийца расправился с Шиловским, мстя за вашего свояка, может, это были криминальные разборки или карточные долги?! – не выдержала Мирослава.
– А нам все едино, – спокойно ответил Немоляев, – главное, что Шиловский мертв.
– Ну, что ж, спасибо, что уделили нам внимание. – Мирослава встала и, не оглядываясь, направилась к выходу. Морис положил на стол купюры за обед и последовал за ней.
– Ну и что? – спросил он уже в машине.
– Ничего, вечером поедем к старшему брату.
– Вы уверены?
– Да, я должна исключить из списка подозреваемых всех Солодовниковых.
Он пожал плечами и спросил:
– А сейчас домой?
– Нет, на набережную. Прогуляемся немного.
– Куда именно?
– Давай на четвертую очередь набережной.
Они оставили машину наверху и пешком по пологим ступеням спустились на несколько ярусов вниз. Новый фонтан представлял собой водопад, срывающийся вниз с отвесной кручи. Над ним была скульптурная композиция ладьи, а еще выше недавно построенный собор.
Мирослава же смотрела только на воду, стеной падающую вниз. О чем она думала, Морис не знал. Но ему очень хотелось, чтобы она хоть ненадолго забыла о расследуемом деле и подумала о чем-то прекрасном. Сам он стоял рядом, но смотрел не на водопад, а на Волгу, лениво катящую внизу свои непроницаемые воды. Белые катера, яхты и прогулочные теплоходы скользили по водной поверхности и дарили ощущение беззаботности и праздника.
Морису на минуту захотелось оказаться на одном из этих теплоходов, направляющихся в Казань, Астрахань, Нижний Новгород или даже в маленький городок Мышкин, где в музее мышей можно было насмотреться на всех этих зверьков, какие только существовали в мире, в сувенирном, конечно, виде. И привести Дону в подарок целую связку этих мышей.
От мечтаний его оторвал голос Мирославы:
– Морис, нам пора. Леонид Иванович Решетников уже, должно быть, вернулся с работы.
– Дайте ему хотя бы поужинать с семьей.
– Вот пока мы едем, он как раз и поужинает, – осталась непреклонной Мирослава.
Им пришлось ехать на улицу Сигнальную, расположенную далеко от Старого города. Чем ближе они подъезжали к этой улице, тем чаще по сторонам дороги им встречались старые, не раз обрезанные тополя, карагачи и рано желтеющие американские клены. Двор, в который они въехали, был засажен пропыленной акацией и сиренью. Три двухэтажных дома, расположенных недалеко друг от друга, составляли почти замкнутое пространство. Четвертой стороной этого импровизированного квадрата были гаражи и мусорные контейнеры. Морис осмотрелся и приткнул «Мерседес» под тенью акаций.
Они поднялись по скрипучей деревянной лестнице на второй этаж дома, стоящего лицом к другому, за которым шумело шоссе. Мирослава нажала на белую пуговку звонка. И почти тотчас за дверью послышались шаги бегущих ног, и детский голос спросил:
– Кто там?
– Нам бы Леонида Ивановича Решетникова.
– Пап! Иди, это к тебе.
– Кто там?
– Не знаю, по-моему, тетя какая-то.
Когда дверь открылась, детективы увидели высокого плечистого шатена, волосы которого уже были тронуты сединой.
– Ну и кто вы? – спросил он.
– Мы частные детективы Мирослава Волгина и Морис Миндаугас.
– И зачем пожаловали?
– Если вы Леонид Иванович Решетников, то мы хотели бы с вами поговорить.
– И о чем же, интересно, мне говорить с детективами?
– Об убийстве Константина Шиловского.
– Оп-па! – воскликнул он насмешливо. – А я-то думал, что вы наконец-то озаботились расследованием смерти моего зятя Артема Солодовникова.
– Леонид Иванович, вы нас простите, конечно, но ведь со смертью вашего зятя все ясно…
– Вам ясно, а мне нет!
– Мы понимаем ваши чувства.
– Ах, вы понимаете наши чувства, так что же вы не засадили этого гада на пожизненное?!
– Мы частные детективы, и у нас нет таких полномочий. Вы даже можете отказаться разговаривать с нами.
– Вот как? – посмотрел на них озадаченным взглядом Решетников и велел: – Спускайтесь вниз, там есть столик в центре двора, я сейчас подойду.
– Хорошо.
Он действительно спустился почти сразу за ними, сел на скамью напротив и спросил:
– И чего же вы хотите, частные детективы?
– Мы хотим найти убийцу Константина Шиловского.
– Зачем?
– Не для того, чтобы просто наказать его… Но, согласитесь, если каждый станет убивать обидчиков направо и налево, то мы будем жить по закону вендетты.
– А что же делать? – спокойно проговорил Леонид Иванович. – Если наша система наказания работает выборочно, карая бедных и бесправных и оставляя безнаказанными богатых и имеющих причастность к власти.
– Вы не правы!
– Как это не прав? – искренне удивился он.
– Такие случаи единичны!
– Да что вы говорите! То-то журналисты и ведущие с экранов телевизора каждый день призывают правосудие восторжествовать и наказать виновных.
Мирослава вздохнула.
– А вот за нашего Артема никто не поехал хлопотать ни на первый, ни на второй канал.
– Лучше бы поехали, – тихо сказал Морис.
Леонид Иванович перевел на него взгляд, долго и внимательно рассматривал Миндаугаса, а потом сказал:
– Может, и лучше.
– Помогите нам выйти на след убийцы, – попросила Мирослава.
– Это еще с какого перепугу? – удивился Решетников.
– Как это ни банально, но убийца должен быть выявлен, – уверенно проговорила Мирослава.
Решетников рассмеялся.
– Леонид Иванович, согласитесь, что Шиловский уже понес наказание.
– Соглашусь, – охотно ответил Решетников.
– Однако это не выход. Вы же не хотите, чтобы мир превратился в кровавую мясорубку?
– Не хочу.
– В какой-то мере именно от вас зависит, в каком мире будут жить ваши дети.
– Это я каждый день слышу! – рассердился Решетников. – Бла-бла-бла из каждого утюга. А на деле…
– И на деле тоже! Вы могли не сидеть сложа руки, узнав, что Шиловского отпустили!
– А что мы должны были делать?
– Писать в прокуратуру, обращаться в прессу.
– Выходит, что мы не такие шустрые, – он встал из-за стола и шутейно поклонился, – извините, что не оправдали ваших ожиданий. – Решетников отвернулся и не прощаясь направился в сторону подъезда.
– Леонид Иванович! – крикнула ему вслед Мирослава.
Решетников так и не обернулся, но, уже стоя в дверях подъезда, сказал:
– Не там копаете, господа детективы, ни я, ни мои родственники к убийству Шиловского не причастны. Видать, жила у нас тонка. – И он скрылся в подъезде.
– И как? – спросил Морис.
– Он не убивал, – проговорила Мирослава, – и не сомневается, что в его семье мстителей нет.
– Домой?
– Нет, со старшим братом мы поговорили, но есть еще младший.
– Боюсь, что результат будет тот же.
– Скорее всего. Но для успокоения совести мы должны встретиться и с ним.
– И где он живет?
– Через две улицы. На Селезнева, одиннадцать. Здесь недалеко.
Они снова помчались по шоссе, обсаженному тополями, но вскоре стали попадаться березы и липы. Сладкий аромат ворвался в салон автомобиля, и на душе стало полегче.
На улице Селезнева столпились старые пятиэтажки. Располагались они подчас так, что искомый дом мог быть не только внутри двора, но и за его пределами, с другой стороны. К тому же к номеру дома мог быть прилеплен литер в виде букв «А», «Б», «В» и так далее. Но на этот раз им повезло, нужный дом стоял у самой дороги.