Ты шептала так часто – мой сладкий!
И твердила – всех лучше он!
А теперь я могу мягкой лапкой
Постучаться тихонько в твой сон.
Знаю я, что меня ты услышишь
И печально вздохнешь во сне.
Я теперь там, где звезды! И выше!
Но хранишь ты любовь ко мне.
И как прежде ты шепчешь, – мой сладкий.
И слезинка бежит по щеке.
Я касаюсь тебя мягкой лапкой,
Извини, что лишь только во сне…
Луи вырос, поумнел, перестал озорничать и большую часть дня лежал, вальяжно растянувшись на диване, кровати или, свернувшись клубком, устраивался в корзине в кабинете хозяйки, пока она трудилась над своими книгами.
Единственное, на что жаловалась Виктория, – Луи не был так ласков, как прежний котик. Но она смирилась с этой особенностью Луи и полюбила его всей душой. И вот новая напасть.
– Я сейчас приеду, – проговорила Мирослава в трубку и, обернувшись к Морису, добавила: – Мне надо ехать к тете.
– Я с вами? – спросил он.
– Нет, не надо, – произнесла она решительно, – я должна поехать одна.
– Как скажете, – отозвался он. Даже не зная, что случилось, он был уверен, что Мирослава знает, что делать.
Тетю она застала сидящей на террасе. Закутанная в теплую шаль, Виктория осунулась, похудела и постарела лет на десять. Она даже не повернула голову, чтобы узнать, кто пришел.
Мирославе было больно смотреть на нее. Она опустилась на колени возле кресла и положила голову на колени Виктории. Через миг она почувствовала, как длинные тонкие пальцы Виктории дотронулись до ее головы и застыли. Даже сквозь волосы Мирослава чувствовала, что пальцы у Виктории ледяные.
Она осторожно сняла руку тети, подняла голову, потом встала и, обняв тетку, стала тихонько укачивать ее как маленького ребенка.
– Тетечка, – прошептали ее губы чуть слышно.
Но Виктория услышала этот шепот и тяжело, отчаянно разрыдалась. Сквозь рыдания она повторяла одно и то же:
– Это я, это я виновата!
– Тетя! Милая, в чем ты виновата?
Виктория подняла голову и посмотрела на племянницу.
– Разве Игорь тебе не сказал?
– Нет, он ничего мне не говорил.
– Я… я неосознанно все время хотела ласки котика. Ну, понимаешь, чтобы он ласкался. А Луи презирал «телячьи нежности». – Виктория жалобно всхлипнула и продолжила: – Мы с Игорем пошли на выставку рыбы «Камчатский рыбак» и там увидели клетку с котиками от Приюта. Я даже сама не знаю, как меня туда притянуло. Я сразу просунула руку, и именно этот котенок прижался к ней, стал ласкаться, обнимать меня лапками. А потом он поднял свои глазки и посмотрел на меня. Глазки еще были мутными, потому что он был совсем маленький. Нам сказали, что ему полтора месяца. Но у меня было такое ощущение, что он заглядывает в мою душу. И я не выдержала и взяла его в наш дом. Нас заверили, что малыш здоров и привит. И вот ему стало плохо… – Виктория снова заплакала.
Мирослава знала, что нет таких слов, чтобы утешить теткино горе, но все-таки прошептала:
– Ты же не знала.
– Не знала, – всхлипнула Виктория, – но все-таки это я принесла в наш дом смерть Луи. Он болел четыре дня. И никакие врачи, лекарства его не спасли. Это я виновата! – снова воскликнула она.
– Тетя, моя маленькая тетя, – прошептала Мирослава, снова обнимая Викторию.
– И остались мы с Игорем сиротами, – вырвалось у Виктории.
– Тише, тише, тетечка. У вас есть мы, и потом в вашей жизни появится новый Луи.
– Нет! Только не Луи!
– Конечно, вы придумаете ему новое имя.
– Но этого больше не будет!
– Ты ведь писательница и знаешь, что такова жизнь, – пробормотала Мирослава тихо.
– Знать ничего не хочу! – воскликнула Виктория. – Это несправедливо! Это жестоко!
– Я согласна с тобой. Но изменить мы ничего не можем. Остается только примириться.
– Не хочу!
– Ты сама не раз приводила мне изречение императора Марка Аврелия: «Делай что должен, и свершится, чему суждено».
– Вот оно и свершилось! Но почему нужно слепо следовать судьбе?
– Я не знаю, тетя. Просто бывают обстоятельства, когда мы ничего не можем изменить. Мучая себя, ты не вернешь Луи.
– Не верну, – согласилась тетя.
– Вот видишь. Не хочешь слушать Марка Аврелия, послушай Фридриха Кристофа Этингера: «Господи, дай нам смирение, чтобы принять то, что нельзя изменить; дай нам мужество изменить то, что надлежит изменить; и дай нам мудрость отличить одно от другого».
– Но я не могу! Не могу смириться!
– Тогда измени!
– Что изменить? – Виктория так удивилась, что перестала плакать.
– Свое отношение к произошедшему, – сказала Мирослава решительно.
– Но как?
– Тетя, вспомни, как ты убивалась о прежнем котике, а потом твоя сердечная рана затянулась. Ты ведь помнишь?
– Помню, – тихо отозвалась Виктория.
– И эта со временем затянется.
– Но мне так плохо, – жалобно проговорила Виктория.
– Я знаю, дорогая. Но подумай об Игоре, каково ему видеть, как ты убиваешься? Ведь он тоже страдает, но молча, чтобы не добавлять тебе боли. Пожалей и ты его.
Как ни странно, но напоминание о переживаниях мужа заставило Викторию успокоиться.
– Ты права, – тихо сказала она.
– И потом у тебя есть работа. Ее ведь никто не отменял. К тому же работа лучший лекарь. Начни писать новую книгу.
– Я не могу, – растерянно проговорила Виктория.
– Можешь. Ты просто начни.
Тетка молча вздохнула. Но Мирослава почувствовала, что первый шаг сделан. Даже не шаг, а шажок. Совсем крохотный, но тем не менее.
Из дома тети Мирослава уехала только утром. Ей казалось, что тетя потихоньку начала приходить в себя: по крайней мере, рано утром она застала ее в кабинете, склонившейся над рукописью. Окликать тетку Мирослава не стала, просто осторожно закрыла дверь и на цыпочках прокралась на кухню, где Игорь готовил завтрак.
– Морис звонил, – проинформировал он, ни к кому не обращаясь.
– Я совсем забыла ему позвонить, – проговорила Мирослава покаянно.
Игорь кивнул:
– Я все объяснил ему, и он вошел в ситуацию.
– Он всегда в нее входит, – пробормотала Мирослава.
Игорь посмотрел на нее укоризненно и покачал головой.
– Извини, – вздохнула она.
– Вы так похожи с Викторией, – проговорил он то ли с сожалением, то ли с удивлением.
– Мы же близкие родственницы.
Он кивнул.
– А тетя Зая знает?
– Нет, я не стал ее тревожить. Ей и с Виктором тревог хватает.
– Ты прав.
Мирослава знала, что Виктор обещал приехать в отпуск. А потом прислал матери коротенькую эсэмэску: «Извини, сорвалось».
Сама Мирослава думала, что двоюродный брат вполне мог загреметь в госпиталь с ранением, но тетю Заю она успокаивала, уверяя ее, что Виктор сам себе не хозяин и, вероятнее всего, его опять отправили в срочную командировку. Придется потерпеть. В глубине души и Мирослава, и тем более тетя Зая мечтали о том времени, когда Виктор уйдет с военной службы и будет жить как все простые люди, – работа, дом, семья, неопасный отдых в отпуск. Вот только когда наступит это время…
Она немного подумала и решила позвонить Морису. Он сразу взял трубку.
– Я скоро приеду, – тихо сказала она.
И он так же тихо ответил:
– Мы ждем, – имея в виду себя и Дона.
У Мирославы сжалось сердце.
– Спасибо, – выдохнула она.
Он не стал спрашивать за что, отлично понимая, что благодарит она его за тактичность, за то, что не набросился на нее с вопросами – что да как.
Игорь тем временем поставил перед ней тарелку с яичницей и чашку чая.
– Я не голодна.
– Все равно ешь, – настойчиво проговорил он.
И она, не желая его огорчать, послушно стала жевать. Потом спросила:
– Тебе помочь с посудой?
– Не надо.
– Тогда я поеду?
– Езжай.
Когда она вошла в свой сад, то почувствовала, как сильно пахнут левкои.
– Кажется, скоро будет дождь, – обронила она.
– Да, обещали, – отозвался Морис и следом за ней прошел в дом.
Мирослава схватила Дона, лежавшего на плетеном кресле, и крепко-крепко прижала к груди. Кот недовольно заворочался.
– Прости, – шепнула она в мягкое ухо.
Выбравшись из хозяйских объятий, кот забрался на плечо Мирославы и нежно замурлыкал. Она ласково погладила его.
– Если бы ты знал, какое ты счастье.
Кот ничего не ответил, щуря большие глаза янтарного цвета. Но вне сомненья, он прекрасно знал, что он не только счастье, но и душа дома. Дом полон уюта и тепла, только если в нем живет кот, которого очень-очень любят его обитатели.
Глава 8
На следующий день Мирослава снова поехала к тетке и провела с ней почти весь день. И лишь в субботу она решила заняться делами.
Поздно вечером в пятницу, почти уже ночью, она позвонила Григорию Томилину и назначила ему на утро субботы свидание в кафе «Заячья лапка» на окраине города. Томилин попробовал возражать, ссылаясь на неотложные дела. На что Мирослава ему заявила:
– Тогда вас вызовут повесткой к следователю в кабинет и разговаривать уже будут с вами совсем по-другому.
– Да в чем вы меня, собственно, обвиняете? – вспылил он.
– В сокрытии информации!
– Какой такой информации?!
– Узнаете завтра утром в кафе!
– Хорошо, я приду, – вздохнул он.
День с утра был ветреным. Казалось, что ветер решил опять пригнать откуда-то стадо тучных туч и заставить их пролиться обильным дождем. Мирославу это не слишком радовало, но, как известно, человек против планов небесной канцелярии бессилен. Поэтому она, прежде чем отправиться на встречу с Томилиным, положила в машину ветровку и зонт.
…Тихо шумел старый парк. На одном из дубов сидела огромная ворона и зорко следила за всеми въезжающими и входящими.
«Попробуй только накаркай», – мысленно погрозила ей Мирослава. До назначенной встречи оставалось еще двадцать минут, но, когда Мирослава вошла в кафе, первым, кого она увидела, был Григорий Томилин. Он стоял возле барной стойки и неторопливыми глотками поглощал какой-то коктейль.