– Гм.
– У вас ведь есть отпечатки пальцев с руля и вообще из машины Константина Шиловского?
– Есть, – подумав, ответил Наполеонов, – некоторые из них весьма четкие.
– Вот и хорошо. Мы завтра подъедем к управлению и захватим тебя.
– Нет, лучше я поеду на своей девочке.
– Как хочешь.
Надо сказать, что девочкой Наполеонов любовно называл свою белую «Ладу Калину».
Глава 13
Марина Солодовникова очень удивилась, когда, открыв дверь детективам, увидела не только Волгину и Миндаугаса, но и двух мужчин в штатском, которые оказались следователем и сотрудником полиции. Здесь же, на площадке, топтались двое соседей Марины. Ей объяснили, что это понятые.
Ошарашенная таким поворотом дела, Марина попыталась протестовать, но вскоре поняла, что это бесполезно. Она только всхлипнула, взглянув на ордер.
– У меня обыск? Какой обыск? За что? – Солодовникова укоризненно взглянула на Мирославу, и взгляд ее без слов кричал: «Я вам доверилась, а вы!»
У Мирославы екнуло сердце, точно она и впрямь была в чем-то виновата. Она поспешила успокоить Солодовникову:
– Марина, никакого обыска не будет. Просто вы в присутствии понятых отдадите письма сестры вашего мужа.
– И всё? – спросила та.
– И всё. Просто я, как частный детектив, по закону ничего не имею права изымать. И если вы передадите мне письма в частном порядке, то они не смогут играть никакой роли на суде.
– На суде? – удивилась Солодовникова. – Но ведь убийцы моего мужа нет больше в живых.
– Вот именно, – буркнул Наполеонов и поспешил как можно скорее завершить дело и убраться из квартиры Солодовниковой.
Вслед за сотрудниками правоохранительных органов квартиру покинул и Миндаугас, тихо шепнув Мирославе:
– Я подожду в машине.
– Хорошо, – кивнула Волгина. Она и сама хотела остаться наедине с Мариной.
И когда это случилось, Мирослава попросила прощения.
– Марина, простите меня! Я виновата перед вами. Но, поверьте, иначе никак.
Та махнула рукой.
– Если бы я была на вашем месте, – продолжила детектив, – то тоже чувствовала бы удовлетворение, прочитав о том, что случилось с виновником гибели Артема. Но карать может только закон.
– Знаем, – горько усмехнулась Марина, – «Дура лекс, сед лекс», – и перевела, точно детективу перевод был неведом: – «Закон суров, но это закон».
– Я согласна, – сказала Мирослава, – что в вашем случае закон проявил бессилие.
– Только ли в одном нашем случае? – не скрывая злой иронии, спросила Солодовникова.
– Не только, к сожалению.
– Значит, тому, кто прикончил Шиловского, нужно поставить памятник! – выпалила женщина.
– Может, и поставят, – неопределенно отозвалась Волгина и добавила: – Когда-нибудь…
– Что вы имеете в виду? – спросила Солодовникова.
– Ничего. Скажите, а кто-нибудь из ваших родственников или знакомых живет в районе станции метро «Октябрьская»?
– Никто там не живет.
– Подумайте хорошенько, – попросила Мирослава.
– И думать нечего, никто там из наших знакомых и тем более родственников не живет.
– А у вашей свекрови были близкие подруги?
– Только Генриетта Павловна Никольская. Но она живет на улице Солнечной.
– Вы поддерживаете с ней связь?
– Нет. Зачем?
– А когда вы виделись с ней последний раз?
– Когда был год свекрови. Она приходила. – Через паузу добавила: – И много плакала.
– Генриетта Павловна была так привязана к Инне Гавриловне?
– Надо думать, если они дружили сорок лет.
– И она хорошо знала ее детей?
– Детей? – переспросила Марина.
– Я имею в виду Артема и Сашу?
– Саша не была дочерью Инны Гавриловны, – почему-то обиделась Марина, – она была всего лишь племянницей, заботу о которой после ухода из жизни сестры она взвалила на себя.
– Пусть так, – сказала Волгина, – но тем не менее Саша росла в доме Солодовниковых и Никольская не могла не знать ее?
– Естественно!
– Марина! Вы не подскажете мне более точный адрес Генриетты Павловны?
– Зачем вам?
– Хочу поговорить с ней.
– Нет, я не знаю ее точного адреса. То, что она живет на Солнечной, я слышала от свекрови.
– Жаль, – обронила Мирослава и подумала, что разыскивать подругу Инны Гавриловны придется своими силами.
Но тут до нее донесся голос Марины:
– Зато у меня есть телефон Никольской. Она всучила мне его на всякий пожарный, как она сама выразилась, во время нашей последней встречи. Если хотите, то я могу вам его дать.
– Очень хочу, – призналась Мирослава.
– Сейчас, – сказала Марина и вышла в другую комнату. Вернулась она довольно быстро, в ее руке был листок, на котором фломастером было написано семь цифр. Мирослава догадалась, что телефон стационарный. Взяла листок и поблагодарила Солодовникову.
– Спасибо.
Марина вместо ответа пожала плечами. Уже возле двери она сказала:
– Сама не понимаю, зачем я вам помогаю. Вы ведь верно угадали, что мои симпатии на стороне убийцы Шиловского. Я даже благодарна ему от всей души.
– Я знаю, почему вы мне помогаете, – совершенно серьезно проговорила Мирослава.
– Почему? – Казалось, что Солодовникова была удивлена.
– Потому, что вас мучает любопытство, кто же на самом деле этот Робин Гуд или Зорро.
– Неправда! – возмутилась Солодовникова.
– Правда, только вы сами себе боитесь в этом признаться. А еще…
– Что еще? – встревоженно переспросила Марина.
– Вы что-то знаете об отношениях своего мужа с сестрой и тщательно скрываете эту информацию.
– Неправда! – возмутилась Солодовникова. – У Артема с Калитиной не было никаких отношений!
– Вот как, не с Сашей, а с Калитиной. Может, вы все еще ревнуете мужа?
– Ложь! Уходите немедленно!
– Ухожу и приношу свои извинения, если чем-то ранила вас.
– Не надо мне ваших извинений! – выпалила Солодовникова. – Вы извиняетесь всякий раз только для того, чтобы тут же ранить побольнее.
– Вы ошибаетесь, – тихо сказала Мирослава и, выйдя за дверь, сама ее за собой осторожно прикрыла. Она услышала, как щелкнул замок, и тут же до ее слуха донеслись приглушенные рыдания.
«Не надо было ничего говорить ей об отношениях ее мужа и Саши. Скорее всего, со стороны Артема и не было никаких чувств», – укорила себя Мирослава и, нырнув в салон автомобиля, покаялась во всем перед Морисом.
– Вам не в чем себя винить, – спокойно заметил Морис, – ведь она сама добивалась от вас разъяснений, и вы честно ответили ей.
– Но…
– Никаких «но»! Вы же не сказали ей, что между ее мужем и его сестрой что-то было?
– Не сказала.
– А то, что Саша неровно дышала к брату, вырисовывается все отчетливее.
– Все равно не надо было говорить.
– Вот уж никогда не замечал за вами рефлексии, – хмыкнул Морис.
И Мирослава, увидев в зеркало рожицу, которую он скорчил, изображая, что жует огромный кислый лимон, невольно рассмеялась.
– Вот так-то лучше, – констатировал Морис и спросил: – А теперь куда?
– Когда въедем в город, я хочу позвонить одному человеку…
– Шуре Наполеонову, – в тон ей проговорил Морис.
– А вот и не угадал!
– Выкладывайте! Нехорошо утаивать от верного сотрудника информацию.
– А ты точно верный? – спросила она подозрительно.
– Даже чересчур, – вздохнул он, как ей показалось, с некоторой толикой сожаления.
– Хорошо, слушай. У Инны Гавриловны Солодовниковой была близкая подруга Генриетта Павловна Никольская, с которой они дружили сорок лет. Естественно, что Генриетта знала Артема и Сашу.
– Марина поддерживает с ней отношения?
– Нет. Но когда был год после ухода Инны Гавриловны, Никольская дала Марине Солодовниковой свой телефон, и та его, к нашей удаче, сохранила.
– Вы хотите с ней встретиться?
– Да, может быть, ей что-то известно о Саше.
Когда они въехали в город, Мирослава попросила Мориса остановиться возле скверика, который носил гордое название Площадь революции 1905 года.
Миндаугас как-то спросил у Волгиной, зачем нужно сохранять эти названия. На что Мирослава ответила:
– Чтобы помнили.
Он пожал плечами, но смирился, тем более что Волгина ему напомнила:
– Вон во Франции «Марсельеза» – гимн страны. И никто не пытается от него отказаться.
– Угу, – ответил он.
Пока Морис предавался воспоминаниям, Мирослава набрала номер телефона Никольской и с нетерпением прислушивалась к длинным гудкам.
Наконец трубку сняли, и совсем не старый голос произнес:
– Алло!
– Здравствуйте, не могли бы вы позвать к телефону Генриетту Павловну Никольскую?
– Не могла бы, – устало ответил голос.
– Почему?
– Потому, что мама в больнице. А вы, собственно, кто?
– Я Мирослава Волгина.
– Мне ваше имя ни о чем не говорит.
– Детектив.
– Вот как? – оживился голос. – Появились какие-то подвижки в деле об убийстве Артема?
– Виновник его гибели сам убит. Разве вы об этом не знаете?
– Мама мне что-то говорила, – неуверенно проговорил голос, – но ведь это не отменяет самого дела!
– Что вы имеете в виду? – скрывая удивление, спросила Мирослава.
– Отец этого подлеца мог бы раскошелиться и оплатить материальный и моральный вред жене и детям Артема. Мама говорила, что у Марины много долгов.
– Ей помогают родственники.
– И тем не менее!
– Извините, вы дочь Генриетты Павловны?
– Ах да, забыла представиться, я Татьяна Васильевна Рыданова, дочь Генриетты Павловны.
– Татьяна Васильевна, я была бы вам бесконечно благодарна, если бы вы согласились уделить мне несколько минут. Я понимаю, что вы очень заняты, но…
– Хорошо. Я скоро поеду к маме, выйду на остановке Авербаха…
– Татьяна Васильевна! Мы могли бы подъехать к вашему дому и довезти вас до больницы.
– Правда? – обрадовалась Рыданова.
– Да.
– Тогда подъезжайте на Солнечную, двадцать восемь. Но во двор не въезжайте, остановитесь на въезде в арку.