– Хорошо.
– Как скоро вы там будете?
– Примерно через полчаса.
– А как я узнаю вашу машину?
– Это будет черный «Мерседес».
– Как вы сказали, – запнулась Рыданова, – «Мерседес»?
– Вы не ошиблись. Но не беспокойтесь, ничего криминального.
– А вы точно детективы? – недоверчиво переспросила женщина.
– Точно. Прежде чем вы сядете к нам в машину, мы покажем вам наши удостоверения.
– Ну, хорошо, – не слишком уверенно проговорила она.
Но когда детективы подъехали к месту назначенной встречи, там уже крутилась женщина средних лет, в строгом платье коричневого цвета, с большой сумкой в руках. Машина остановилась, но женщина замерла на месте, точно ее загипнотизировали.
Мирослава хотела выйти из машины, но Морис сделал ей знак рукой, взял удостоверение и направился к женщине.
– Здравствуйте, Татьяна Васильевна, – он улыбнулся и чуть наклонил голову, – разрешите представиться, детектив Морис Миндаугас.
– А где женщина, которая мне звонила?
– Мирослава Волгина в машине. Вы хотите, чтобы она вышла и тоже пошла к вам?
– Нет, нет, – быстро сказала женщина и рысью понеслась в «Мерседесу».
– Минуточку, – окликнул ее Морис, – разрешите я понесу вашу сумку.
Она кивнула, и через миг сумка оказалась в руках Мориса. Она была неподъемной. Он удивился, как женщине под силу нести такую ношу, но тут же вспомнил, что русская женщина и коня на скаку остановит, и в горящую избу войдет. Он сокрушенно вздохнул и прибавил шагу, так как Рыданова уже была возле машины. Вскоре пассажирку удобно устроили на заднем сиденье, куда уже заранее перебралась Мирослава. И автомобиль тронулся с места.
– Я так рада, – сказала Рыданова, – что мне не нужно будет трястись хоть сегодня на автобусе.
Морису стало невыносимо жаль женщину, и он решил, что при расставании даст ей деньги на то, чтобы она ездила на такси. Хотя заранее знал все возражения Мирославы типа того, что всем не поможешь и что женщина наверняка потратит средства не на такси, а, например, на продукты и лекарства. Ну и пусть! Ведь и сама Мирослава была не чужда тому, чтобы помочь ближнему.
Он слышал, как на заднем сиденье Волгина спросила Рыданову, что случилось с ее мамой.
И та ответила:
– Сердце прихватило, – и, вздохнув, добавила: – Что вы хотите, возраст.
– Она надолго останется в больнице?
– К счастью, нет, дня через три обещали выписать, – и тут же забеспокоилась, – но ей нельзя волноваться.
– Я понимаю… – Через паузу Мирослава спросила: – А вы знали Александру Калитину?
– Сашу? Конечно, знала, как же иначе. И вот совсем недавно ее видела.
– Вы видели Сашу? – вырвалось у Мирославы.
– А что тут удивительного, – ответила Татьяна Васильевна, – девочка вернулась в родной город.
– Но Марину Солодовникову, свою ближайшую родственницу, она не навестила.
– Тоже нашли родственницу, – фыркнула Рыданова, – жена двоюродного брата.
– Но тем не менее…
Татьяна Васильевна отмахнулась.
– И с подругами она не встречалась.
– От подруг, наверное, отвыкла.
– И на квартиру к тетке не зашла.
– А что ей там делать-то? – Рыданова поджала губы. – Мама моя, конечно, всю жизнь дружила с Инной Гавриловной, но я никогда не скрывала, что не одобряю ее поступка.
– Какого поступка?
– А такого, что оставила племянницу без крыши над головой!
– Но ведь это была квартира Солодовниковой.
– Ее квартира. Никто не спорит. Но если она продала жилье племянницы и так неудачно вложила деньги от продажи, что они сгорели, так надо было квартиру свою завещать в равных долях сыну и племяннице.
– Возможно, вы правы, – тихо отозвалась Мирослава.
– Не возможно, а права! – безапелляционно заявила Рыданова.
Спорить с ней Мирослава не собиралась, вместо этого она спросила:
– И вы рассказали Саше о смерти Артема и тетки?
– А чего мне о них рассказывать? – удивилась Татьяна Васильевна.
– Но как же?
– Да Сашка уже знала обо всем!
– От кого?
– Тетке она время от времени позванивала, и та сама ей все выложила о несчастье с Артемом и о том, что Шиловский ушел от ответственности.
– Но Инна Гавриловна ни снохе, ни соседям не говорила о звонках племянницы.
– Сразу видно, что вы не знали Инну Гавриловну, – усмехнулась Татьяна Васильевна, – молчать, как партизан, было в ее характере.
– Но Саша не приезжала на похороны Артема.
– Так она узнала о его гибели уже после.
– Понятно. А о том, что тетки не стало, она не знала?
– Знала. – И женщина сразу ответила на немой вопрос Мирославы: – Когда на квартире тетки никто не отвечал на звонки, Саша позвонила маме, и та ей все рассказала. А когда Саша обмолвилась, что хочет вернуться в город, мама предложила ей пожить у нас. Но Сашенька отказалась. – Татьяна Васильевна вытерла платком краешек правого глаза.
– Это она? – спросила Мирослава, достав фотографию Александры Калитиной.
– Она, – кивнула Рыдаева, – только здесь она совсем молоденькая.
Когда стали подъезжать к больнице, Рыданова попросила Мориса:
– Вы только к самым воротам не подъезжайте.
А когда он бросил на нее в зеркало удивленный взгляд, пояснила поспешно:
– Неудобно мне…
Детективы не стали спрашивать, чего именно стесняется женщина. Морис остановил машину там, где она просила, а потом взял сумку и зашагал к дверям больницы. Мирослава осталась сидеть в машине и не знала, что перед тем, как открыть дверь в вестибюль, Морис вложил в карман Рыдановой некую сумму денег, сухо пояснив:
– Это за информацию.
– Да как же так? – растерянно спросила Татьяна Васильевна.
– Так надо, – заверил он ее. И она благодарно кивнула, вполне возможно догадавшись о его благотворительности.
– Куда теперь? – спросил Морис, усаживаясь за руль. Мирослава уже перебралась на переднее кресло пассажира и ответила: – Давай в ночной клуб.
– Так день же? – удивился он.
– Авось кого-нибудь застанем.
«Ах, это любимое русское «авось», – улыбнулся Морис про себя.
Но на этот раз авось не подвел. Им удалось застать в клубе бармена и официанта. И если официант, взглянув на фотографию Калитиной, нерешительно пробормотал: «Вроде бы похожа», то бармен заявил уверенно:
– Или это она, или, скорее всего, эта девушка ее сестра. – И пояснил: – Та, что была с Шиловским, старше и красивее.
Мирослава кивнула и пояснила, что фотография сделана несколькими годами ранее.
– Тогда это она, – подтвердил бармен.
– И это несмотря на плохое освещение? – попыталась заронить искру сомнения в его уверенность Мирослава.
– Будьте спокойны! – улыбнулся он. – У меня глаз алмаз.
– Я бы хотела показать фотографию также вашему швейцару.
– Михалыч отсыпается.
– Не могли бы вы дать мне его адрес? – попросила Мирослава.
– Приходите вечером, – начал бармен, но потом махнул рукой: – Сейчас я позвоню Михалычу, если он разрешит, то дам его адрес, тем более что живет он рядом.
Бармен отошел от детективов подальше и, набрав номер, о чем-то некоторое время переговаривался вполголоса с абонентом. Вернувшись, он сказал:
– Сейчас выйдете из клуба, перейдете улицу и увидите коричневое трехэтажное здание, обойдете его, подъезды с той стороны. Михалыч живет в среднем подъезде на первом этаже в угловой квартире с правой стороны, как подниметесь на площадку.
– Спасибо, – искренне поблагодарила Мирослава.
Михалыча они увидели, как только подошли к подъезду.
– Я здесь! – прокричал он, точно был за тридевять земель от них, и помахал рукой. – Заходите!
Они вошли в подъезд, дверь квартиры уже была открыта. Поздоровавшись со швейцаром, Мирослава протянула ему фотографию.
– Посмотрите, пожалуйста, знакома ли вам эта девушка?
Михалыч сбегал за очками, водрузил их на нос и сразу стал похож на профессора философии.
Он крутил фотографию в руках и так и сяк, пробовал рассматривать даже вверх ногами, но потом вернул Мирославе и проговорил с сожалением:
– Та девушка была в темных очках и в сером плаще с капюшоном.
– Спасибо, – вздохнула Мирослава, – извините, что потревожили.
Детективы направились к двери, а Михалыч побежал за ними.
– Погодьте, – нагнал он их у самого выхода, – вот если бы вы мне ее живьем показали и в этом, – он показал руками капюшон, – я бы тогда…
– Спасибо, – еще раз поблагодарила Мирослава, – вполне возможно, что следственные органы воспользуются вашим предложением.
– Э, – погрозил он пальцем и засмеялся хриплым смехом, – не надо меня на органы, а менты, если что, пусть приходят, помогу, чем смогу.
– Они теперь полицейские, – сказала Мирослава.
– А нам все едино, – отмахнулся Михалыч и закрыл за ними дверь.
Когда они сидели в машине, Мирослава спросила Мориса:
– Вот скажи, ты бы надел летом плащ, пусть и легкий?
– Так дождь был…
– Ну и что?!
– В общем-то, наверное, нет, ограничился бы зонтом.
– Вот и я о том же. Следовательно, она заранее планировала.
Морис пожал плечами.
Вечером приехал Шура и сообщил, что испытывает двойственное чувство. С одной стороны, ликование, потому как дело близится к развязке. А с другой стороны, некоторую печаль. Мирослава не стала спрашивать о причине его печали. Она о ней догадывалась, так как и сама испытывала нечто подобное.
Подводя итог, Наполеонов сказал:
– На листках письма отпечатки двоих людей, покойного Артема Солодовникова и, надо думать, Александры Калитиной. Последние обнаружены на руле машины Шиловского и на других внутренних частях его автомобиля. Она даже не потрудилась стереть их.
– Наверное, ей было все равно, – тихо обронил Морис.
– То есть?
Миндаугас ничего не ответил, ему не хотелось объяснять, что с потерей любимого человека окружающий мир перестает существовать для любящего. Мирослава поняла, что он имел в виду.
А Шура сказал:
– Возможно, она была уверена, что мы на нее не выйдем. А пальчиков ее в базе нет. Так что, если бы не письма, нам и сравнивать было бы не с чем. Теперь дело стало за тем, чтобы найти и задержать гражданку Калитину. – При этом Наполеонов не сводил глаз с детектива.