Прощание с плейбоем — страница 35 из 36

Хотя нет, не все. Она выбралась из машины, достала специально купленную для этого ярко-красную губную помаду и написала крупными буквами на автомобиле: «Прощай, плейбой! Прощай!»

Потом у нее хватило сил дойти до шоссе, остановить машину и на ней вернуться в город. Она могла бы исчезнуть из города сразу после произошедшего. Но Саша осталась. Она хотела знать, как развиваются события. Она упивалась, читая интервью отца Шиловского, и мстительно шептала сквозь зубы: «Вот и ты испей ту же чашу, что испили все те, кто любил Артема!» Время от времени она издали наблюдала за детьми Артема. Ей очень хотелось подойти к ним, обнять их, встать на колени и заплакать. Но она знала, что ей нельзя никому из знакомых показываться на глаза. И это ей какое-то время удавалось, но однажды в метро она встретила своего бывшего поклонника. Впрочем, Саша сделала вид, что это не она, и ей удалось скрыться от Павла Омелина. А вот избежать разговора с Татьяной Рыдановой, дочерью давней подруги тетки, не получилось.

И, наверное, были еще проколы, так как на улицах и в СМИ появились ее фотографии и просьба откликнуться к тем, кто знает о ее месте нахождения.

К счастью, женщина, сдавшая ей квартиру, уехала на полгода на Кипр. Но ведь оставались еще соседи. Хотя Саша всегда носила темные очки и старалась никому не попадаться на глаза. Однако это было нереально, и люди, живущие в подъезде, время от времени сталкивались с ней. Саша уповала на их невнимательность. Но потом поняла, что длиться долго это не может. Она уже приняла решение, что сама пойдет в полицию и во всем признается. А перед этим она решила прийти в парк своего детства и надышаться его воздухом на все годы предстоящего ей заключения.

Теперь опасаться ей оставалось только одного – собственного признания в том, что она ничуть не раскаивается в содеянном, а, наоборот, гордится своим поступком, и если бы Шиловский был жив, она бы снова сделала то же самое. Навряд ли суд сочтет это смягчающим обстоятельством. Но лгать она не хотела.

* * *

Следователь Александр Романович Наполеонов не поверил своим ушам, когда ему позвонили снизу и сообщили, что к нему просится гражданка Калитина Александра Гордеевна. Первым его поползновением было сорваться с места и самому бежать вниз. Но он взял себя в руки и провел процедуру задержания по полной форме. После признательных показаний. Калитиной было предъявлено обвинение в предумышленном убийстве. И она согласно кивнула.

Наполеонову, хоть он сам себе старался в этом не признаваться, было безумно жаль эту красивую молодую девушку, державшую себя в столь сложной ситуации просто и с достоинством.

Вечером он позвонил Мирославе и сообщил новость. Вздохнул и добавил:

– Я не приеду, сил нет. До дома бы доплестись.

– Шур, ты чего? – попыталась встряхнуть его подруга детства. – Такое дело раскрыл!

– Я раскрыл?!

– Ты! Ты!

– Не утешай меня, как ребенка! И не рассказывай мне сказки. Если бы не ты…

– То через какое-то время ты бы сам до всего додумался.

– Ля-ля, тополя, – буркнул он сердито в трубку и вдруг спросил: – А ты рада?

– Не очень, – призналась она.

– Вот припаяют ей пожизненное…

– Надо бы подключить Белозерского, – проговорила она задумчиво.

Но Шура сказал:

– Боюсь, что ей и Белозерский не сможет помочь.

– Ян всегда что-нибудь придумает, – оптимистично заявила Мирослава.

– Звони, – все тем же унылым тоном отозвался Наполеонов, – а я домой.

– Да, иди. До связи.

Мирослава сразу же перезвонила Яну Белозерскому и изложила ему суть проблемы. Ян славился тем, что бился за клиента до последнего и выигрывал почти все дела. Но на этот раз, выслушав Волгину, он сказал, что добиться освобождения при таком раскладе невозможно.

– Это понятно, – отозвалась Мирослава, – речь идет не об освобождении Калитиной от наказания, а о том, чтобы добиться наименьшего срока заключения.

– Хорошо, я попробую, – сказал Ян.

Дело было громким, и Белозерский следил за ним с самого начала. Ему самому было интересно сразиться с обвинением и посмотреть, чего же он сможет добиться в этом, казалось бы, безнадежном для защиты процессе.

Глава 15

Чудесный солнечный день нехотя клонился к закату. Мирослава любовалась отцветающими клематисами и краем глаза наблюдала, как кот Дон щурится на руках Мориса и, в свою очередь, наблюдает за ней.

Миндаугас не выдержал и рассмеялся:

– Сошлись два хитрюги и решили посоревноваться, кто кого перехитрит.

– Мы не хитрюги! – возмутилась Мирослава. Дон поддержал хозяйку громким протестующим мяуканьем.

– Ладно, ладно, – проговорил Миндаугас и посадил кота на плечо Мирославы. Она тут же обняла свое сокровище и уткнулась носом в мягкую шелковистую шерсть.

Не успела троица дойти до крыльца, как сработал колокольчик, сообщающий о приезде посетителя.

– Кто бы это мог быть? – пробормотал Миндаугас.

– Ой, прости! Забыла тебе сказать – звонил Шиловский и собирался приехать.

Морис укоризненно покачал головой и распорядился:

– Тогда быстренько идите в свой кабинет, а я открою ворота и задержу его разговором минут на пять.

– Спасибо! – улыбнулась Мирослава.

Когда Миндаугас ввел Шиловского в кабинет детектива, Волгина уже сидела за своим столом.

– Приветствую, – с порога произнес клиент.

– Проходите, Эдуард Бенедиктович, садитесь, – пригласила его Мирослава.

– Мне известно, что Калитина, убившая моего сына, арестована, – проговорил он, вольготно устраиваясь в кресле, – дураку понятно, что это случилось благодаря вам.

– Полиция тоже приложила усилия, – возразила Мирослава.

– Знаю я, как они прикладывают, – усмехнулся Шиловский и тут же добавил: – Но не будем вступать в прения. Я хочу полностью оплатить вашу работу.

– Это у Мориса, – кивнула она в сторону двери, ведущей в приемную.

– Я знаю. Но я хотел лично выразить вам свою признательность.

– Считайте, что выразили, – вздохнула Мирослава.

– Я вижу, что вы чем-то недовольны. Надеюсь, не мной?

– Может, и вами… – проговорила она неопределенно.

– Что?! – изумился он.

Мирослава посмотрела на Шиловского и решилась.

– Эдуард Бенедиктович, а вам никогда не приходило в голову, что вы должны помочь вдове погибшего, его детям? – спросила она.

Шиловский насупился, побарабанил пальцами по подлокотникам кресла и ответил сухо:

– Я никому ничего не должен.

– Ну, да, конечно, – усмехнулась Мирослава, – все вам должны.

– Не понимаю, – проговорил он, глядя на нее холодным, как бы взвешивающим взглядом, – как вам удается процветать с таким характером?

– Мой профессионализм, – усмехнулась Мирослава, – заставляет клиентов и покруче вас смириться с моим характером.

– Ну, что ж, возможно, – подумав, согласился он. И добавил против своей воли: – Вон и Ксении моей вы понравились.

– А я всем хорошим людям нравлюсь, – улыбнулась Мирослава.

– Это комплимент?

– Да. Но не вам, а вашей жене.

Он усмехнулся, выдержал паузу и спросил:

– У вас курить можно? – Шиловский достал антикварный портсигар.

– Нет. Нельзя.

– Даже так… – Он убрал портсигар и, помедлив, произнес, глядя куда-то в сторону: – Не нужно думать, что я абсолютная сволочь. Да, я знал, что Константин виноват. Но он мой единственный сын! Был…

После долгой паузы он продолжил:

– Ведь парня того воскресить было невозможно. А деньги я предлагал. Вернее, его мать даже не открыла мне дверь. А с женой погибшего я имел беседу, – он горько усмехнулся, – я предложил ей деньги, а она плюнула мне в лицо, в прямом смысле плюнула. Понимаете, каково мне было?!

– Я понимаю, каково ей.

– Ну, да. А когда я уже уходил, она прокляла моего сына и пожелала ему гореть в аду.

«Ее проклятие сбылось», – невольно подумала Мирослава.

– Я был так зол тогда, что, если бы не дети…

– Вы бы отомстили строптивице?

– Не в этом дело. Вы не понимаете. Я же от всего сердца. А ей нужно было во что бы то ни стало, чтобы мой сын сидел.

– Может быть, тогда он был бы жив, – невольно вырвалось у Мирославы.

– Может быть, – неохотно согласился он. Потом добавил: – Так или иначе, моего Кости больше нет.

– Не сочувствую.

– Злая вы!

Она пожала плечами.

Он поднялся, дошел до двери и оглянулся:

– У нас с Ксенией скоро появятся дети.

– Я рада.

– За Ксению или за меня? – уточнил он.

– А разве вы не пара? – спросила детектив.

– Пара.

– Тогда делайте выводы сами.

Он кивнул и, не прощаясь, покинул ее кабинет. Какое-то время Шиловский находился в приемной. Мирослава слышала ровный голос Миндаугаса и редкие реплики Шиловского. Наконец все стихло, и только звук шагов говорил о том, что Эдуард Бенедиктович покидает их дом, как надеялась Мирослава, навсегда. Потом открылись ворота, и тяжелый джип выехал наружу.

– Фух, – совсем как кот Дон выдохнул Морис, заглянувший в ее кабинет.

Мирослава вскочила с кресла и, напевая голосом пирата из мультфильма «Айболит», стала носиться по кабинету, цитируя стихи Корнея Чуковского:

– «Как я рад! Как я рад!»

– «Что я поеду в Ленинград!» – подпел ей Морис.

Мирослава замерла на месте.

– А действительно, почему бы нам не слетать в Петербург?

– Я бы предпочел Петергоф, – сказал Морис, и добавил: – Родители возили меня туда в детстве.

– Понравилось?

– Еще бы! Такие величественные фонтаны!

* * *

На следующий день, вернее, вечер, едва Наполеонов перешагнул порог коттеджа, Мирослава бросилась ему навстречу:

– Шура, ты должен мне помочь.

– В чем?

– Я получила гонорар от Шиловского.

– Поздравляю.

– Не с чем. Я хочу отдать эти деньги вдове погибшего Артема Солодовникова.

– Так отдавай, я-то тут при чем? – пожал он плечами.

– Шура! Как ты это себе представляешь?! – воскликнула Волгина. – Я прихожу к Марине и говорю ей: «Я помогла посадить вашу золовку за то, что она отомстила за гибель вашего мужа, а деньги за свою работу, как шубу с барского плеча, хочу пожаловать вам!» Так, что ли?!