– Только не вздумайте забыть то, что я вам сказала.
– Не забуду, не беспокойтесь, – отмахнулся он, – мне лишние неприятности не нужны.
Мать Митяева точно тень появилась невесть откуда, едва Мирослава вышла из гостиной.
– Я провожу вас, – тихо сказала она. И уже у самой двери, когда Мирослава взялась за ручку, прошептала: – Вы не сердитесь на Филю, он не злой, только избалованный очень. – И, не удержавшись, всхлипнула.
Мирославе хотелось сказать, что по ее Филе каторга плачет, но удержалась и сказала просто:
– До свиданья.
Домой Волгина вернулась после обеда. Солнце стояло в зените, на небе не было ни одной тучки, цветы на клумбах дышали зноем и ожидали вечернего полива.
Вечером Морис и Мирослава поехали в ночной клуб, завсегдатаями которого были Шиловский и его дружки. Несмотря на то что за вечер их компания могла сменить несколько клубов, надолго они зависали именно в этом. И именно из него в тот вечер уехал Константин Шиловский в свой последний путь.
В клубе было довольно сумрачно, пятна света бродили по залу, выхватывая на миг чью-то фигуру или лицо. Громко играла музыка, пахло едой, напитками, потом, парфюмерией и еще какими-то ароматизаторами.
Люди не только сидели за столиками, но и ходили по залу, прыгали на танцполе или топтались в обнимку, впрочем, обнимающиеся парочки можно было заметить повсюду.
– Ну и бордель, – тихо процедил Морис сквозь зубы.
– Дорогой, ты ничего не понимаешь в колбасных обрезках, – усмехнулась Мирослава.
– В смысле? – опешил Миндаугас.
– Это заведение, к твоему сведению, считается элитным клубом, – ответила ему Мирослава.
– А… – протянул он насмешливо. – И что мы тут будем делать?
– Потолкаемся, понаблюдаем за публикой, поговорим с барменом, официантом и со швейцаром на входе.
– Как вы думаете, дружки Шиловского сегодня здесь?
– Да кто ж их знает, – пожала плечами Мирослава, – в этом разноцветном сумраке нелегко разглядеть знакомые лица.
Они выбрали столик за колонной и заказали еду и напитки. Из всего принесенного Мирославе понравился только салат из крабов. Остальное она сочла гадостью и не стала есть. Морис лениво жевал кружочки ананаса. Пить он ничего не стал, так как был за рулем. А Мирослава не пила из солидарности.
Через полчаса они вышли на танцпол и пробыли там некоторое время, дергаясь под непонятную абсурдную музыку. Найти в зале Сапрыкина, Сизикова или Митяева Мирославе не удалось. Впрочем, она и не очень старалась. Подойдя к барной стойке, она развернула удостоверение.
– У нас нарушений нет, – сразу занервничал бармен.
– Я и не говорю, что они есть, – отозвалась Мирослава.
– Тогда в чем дело?
– Вы, наверное, слышали о гибели Константина Шиловского?
– Кто же об этом не слышал. Но при чем здесь наш клуб?
– Скорее всего, ни при чем, – успокоила его Мирослава. – Просто меня интересует, не заметили ли вы, с кем именно в тот вечер Шиловский покинул ваше заведение?
– Не заметил. Честное слово, не заметил! – Бармен сложил руки на груди. – Посудите сами, кручусь тут весь вечер как белка в колесе.
– Сочувствую.
Он посмотрел ей в лицо, но не заметил и тени иронии.
– Может, Владик заметил, – проговорил он устало.
– Владик это кто?
– Официант. Сейчас я его позову.
Сначала бармен помахал несколько раз рукой, потом проговорил сокрушенно:
– Не слышит, тут такой гвалт. Айн момент! – Он достал сотовый и быстро набрал номер. – Влад! Подойди на минутку к барной стойке. – И, уже обращаясь к детективам: – Сейчас подойдет.
И правда, официант довольно скоро выплыл из перемежающихся цветовых пятен.
– Сань, ты чего? – обратился он к бармену.
– Тут вот люди хотят с тобой поговорить.
Официант был совсем молодым, довольно щуплым парнем.
«И как он справляется с такой нагрузкой?» – подумала Мирослава, а вслух спросила:
– Вы знали Константина Шиловского?
– Знал, – со вздохом ответил он.
– Вы не помните девушек, с которыми он в тот вечер проводил время?
– Вы имеете в виду Римму, Катю и Тамару?
– Нет, тех, с кем он познакомился в тот вечер здесь.
Парень задумчиво почесал подбородок:
– Сначала я видел его с рыжей, потом с блондинкой, потом с брюнеткой, потом опять с блондинкой. Но я ведь специально не наблюдал за ним, работы много, – проговорил он, как бы оправдываясь, – носишься по залу весь вечер, как челнок, домой приползешь и хоть отстегивай ноги, так ноют.
– Понимаю. Но последний раз вы видели его именно с блондинкой?
Он подумал и ответил:
– Точно, с блондинкой, а потом я его уже не видел.
– Но к их столику вы еще подходили?
– Подходил. Там сидели два его друга, один в обнимку с девушкой.
– А вы не помните лица блондинки, с которой был Шиловский?
– Извините, но при таком свете…
– Понимаю. Но еще один вопрос. Как вы думаете, девушка была настоящей блондинкой или крашеной?
– Ой, – сказал официант, – я в этих вопросах не очень. Но уверен, что первая блондинка точно была крашеной.
– А в том, что вторая была крашеной, не уверены?
– Нет, не уверен, – покачал он головой и через мгновение спросил: – Я могу идти?
– Да, конечно, спасибо вам большое.
– Да вроде не за что, – пожал он плечами и исчез в полумраке зала.
Мирослава дотронулась до плеча Мориса.
– Идем, нам здесь делать больше нечего.
Они направились к выходу. Возле швейцара Мирослава остановилась и протянула ему удостоверение. Он клюнул его носом и спросил:
– И что?
– Ничего. Вы дежурили в тот вечер, когда убили Константина Шиловского?
– Дежурил. Но его не тут убили.
– Знаю. Вы не помните, с кем он выходил из клуба?
– Помню. С девушкой в тонком сером плаще.
– Вы запомнили ее лицо?
– Увы, нет. Мало того что на ней были темные очки, так она еще и отвернулась.
– Темные очки? – переспросила Мирослава. – Так ведь дождь шел.
– И я о том же. Странная девица! Но тогда я подумал, что, может, видит она плохо. Знаете, такие очки бывают, они там, где светло, темнеют, а в полумраке светлеют.
– Да, знаю, хамелеоны.
– Вот-вот, они самые, – закивал щвейцар.
– Так на ней были хамелеоны?
– Точно сказать не могу, – виновато признался швейцар.
– А какие у нее были волосы?
– Светлые.
– Вы уверены?
– Я не слепой.
– То есть она была крашеной блондинкой?
– Нет, она была натуральной блондинкой.
– Почему вы так думаете?
– Потому, что у меня жена всю жизнь была натуральной блондинкой, пока седеть не начала. А теперь дочь блондинка натуральная.
– Спасибо вам. Вы очень нам помогли.
Швейцар поклонился, и Морис быстро сунул ему в руки купюру.
– Что это нам дает? – спросил он, когда они сели в машину.
– Пока ничего, – отозвалась Мирослава.
– Мы будем искать эту девушку?
– Ищи ветра в поле…
– Вы прямо как Шура, – упрекнул он.
– Конечно, найти эту девушку было бы неплохо. Но она может быть случайной знакомой Шиловского для, как выражаются его друзья, одноразового пересыпа.
– Куда же она делась после смерти Шиловского?
– Она могла деться и до нее.
Морис бросил на нее вопросительный взгляд, и она ответила:
– Они могли провести в каком-то месте час или полтора, а потом он ее отвез домой или, что больше похоже на Шиловского, высадил возле метро или автобусной остановки.
– Он мог быть такой свиньей?
– Ты меня извини, конечно, но, несмотря на то что о мертвых плохо говорить не в традициях русского народа, однако, судя по всему, при жизни Константин Шиловский был стопроцентным свином.
– Значит, найти девушку будет трудно, – констатировал Морис.
– Нелегко, – подтвердила Мирослава.
Вечером, сидя на крыльце, она думала о том, что следует посетить и случайную знакомую Константина Шиловского, адрес которой ей удалось выбить из Филиппа Митяева.
Итак, она звалась Варварой Пушкарской. И вполне могла после расставания с Шиловским наблюдать за ним и заметить счастливую соперницу. «Или все-таки несчастную?» – подумала Мирослава и запустила пальцы в густую шерсть Дона, примостившегося рядом с хозяйкой.
– Если бы ты знал, как я люблю тебя! – произнесла она вслух.
И тотчас рядом раздался голос Мориса:
– Надо же, а я и не догадывался об этом.
Мирослава рассмеялась. Морис стоял в дверях с тарелкой вымытой тепличной клубники. Он шагнул на крыльцо и уселся рядом. Дон повернулся к нему и одарил снисходительным взглядом прищуренных янтарных глаз.
– Знаю, знаю, что ты мой счастливый соперник, – отозвался Морис и ласково почесал кота за ухом, тот тихо замурлыкал.
– О чем задумались? – спросил Морис, ставя тарелку с клубникой на колени Мирославы.
– Планирую, что сделать завтра.
– И?
– Поеду-ка я к Варваре Пушкарской, посмотрю на нее, может, узнаю что-то полезное.
– А Пегова, Сайкова и Бердникова?
– И до них очередь дойдет.
Глава 4
Проснувшись утром, Мирослава подумала о том, что скоро зацветет липа и утопит в медовом аромате все окрестности. «Как хорошо!» – Она сладко потянулась, потом соскочила с постели, приняла душ и спустилась вниз.
Морис решил подать на завтрак овсяную кашу с курагой и изюмом.
– «Овсянка, сэр»? – произнесла она полуутвердительным, полувопросительным тоном.
Морис улыбнулся и расположился за столом напротив нее. Мирослава знала, что Морис считает овсянку одним из самых полезных продуктов, но сама она не испытывала к ней особой любви.
– Можно подумать, что я англичанка, – пробормотала она, зачерпывая первую ложку.
– Ну, во‐первых, не англичанка, а шотландка, – поправил он.
– Еще лучше!
– А чем вам не нравятся шотландцы? Я часто вижу у вас на столе томик Роберта Бёрнса.
– Поэзия и кухня – это разные вещи.
– Не скажите, – не согласился Морис. – И, между прочим, по словам Плиния Старшего, еще древние германцы готовили кашу из овса.