«Как вы считаете, имеет ли сейчас Церковь влияние в нашей жизни?»
Имеет, и решающее. Перестройка убила оборону, экономику, идеологию, а Россия жива. Кто спас? Церковь. Другого ответа нет.
«Реальные ли события в ваших повестях «Живая вода», «Великорецкая купель», «Арабское застолье», «Повестка», других».
А как иначе? Если там что-то убавлено, прибавлено, так это не очерки. Пожалуй, только повесть «Сороковой день» полностью привязана к фактам. Но она по жанру – повесть в письмах. Преимущество прозы в том, что она освобождает от привязанности к документу, ей важно выразить дух времени. Не то, как произошло событие, а почему оно произошло и более этого. Скажем так: радио говорит, что произошло, телевидение показывает, как произошло, газета-журнал объясняют, почему произошло. Но как объясняют? Объясняют, как приказано объяснить. Писатель обязан объяснить событие с единственно правильной точки зрения, народной, то есть православной. «И неподкупный голос мой был эхо русского народа» – вот этого бы достичь.
«Совесть – Бог русского человека. Как вы понимаете это выражение, которое у меня на слуху со школьных пор, а мне уже пятьдесят?»
Нет, всё-таки надо говорить, как учат святые отцы, что совесть – это голос Божий в человеке. Нам отчего-то же иногда стыдно, иногда радостно. Не просто же так. Голос Божий. Всегда подскажет, верно ли поступаем. Только надо его слышать и не глушить грехами. Есть же и безсовестные.
«Вы сказали, что «одноглазое дьявольское бельмо» телевизора ничему не учит, только борьбой с перхотью, а как же исторические и научные фильмы?»
Их же можно дома смотреть. Покупать их, купить плейер. Хотя бы будете без рекламы смотреть. Да и в выборе фильмов надо быть бдительными. Должно выработать в себе такое собачье чутьё, какой фильм душу спасает, какой гонит в бездну. Уныние от просмотра или желание жить и любить?
«Работаете ли вы в данный момент над каким-либо произведением. Если да, когда оно будет закончено?»
В данный момент работаю над прочтением вашей записки. Но вообще, конечно, работа постоянна. Если и не за столом, то все равно все мысли о ней, о работе. Идёшь с женой, она: «Да ты же меня не слушаешь!» И она права: не слушаю, и я не виноват, что не слышал: меня же всецело мучит то, над чем работаю. А когда закончу, Бог весть.
«Как вы вдохновляетесь, чтобы написать произведение искусства?»
Прямо сплошные высокопарности. Это к поэтам. Вдохновения у меня не бывало. То есть, может, и бывало, но я не понял. А вот слово «надо» у меня постоянно. Пишу рассказ, звонят: надо предисловие, надо рекомендацию, надо на заседание, надо поехать, надо, надо. Всё надо, а рассказ, не родившись, умирает. А может, умерло как раз произведение искусства.
В ЦЕРКВИ МАМА И ДОЧКА лет трёх, может, чуть больше. Мама худенькая, но сильная. Легко поднимает дочку, чтобы и она прикладывалась к иконам. В свою очередь дочка прикасается своей куклой к иконам. Около иконы Божией Матери большие букеты цветов. Крупные белые и красные розы. Дочка притыкает личико куклы к каждому бутону. Но ко всем не успевает, мама отдёргивает. Идёт служба. Перед причастием мама решительно берёт у дочки куклу и прячет в кармане. Обе причащаются. Потом дочка возвращает себе куклу и прикладывает её к тем розам, к которым до этого не успела приложить.
ТАКАЯ ДОЛГАЯ ЖИЗНЬ, что успел узнать и восточный и западный тип человека. Конечно, были они интересны. Ещё бы, после стольких лет раздельного бытия. Ну вот, узнал. И стали эти типы мне неинтересны. По отношению к русским, что тот, что другой одинаковы: что бы ещё такое получить с России. Так что новый вид железного занавеса я бы приветствовал. Чему мы, особенно у Запада, научились? Рекламе, борьбе с перхотью, отравляющим добавкам, разврату, гордыне? Я почти рад санкциям против нас. Ничего, потерпим. Зато своё производство должно заработать.
ИЗ ЗАПИСКИ 1991‑го. 532 тысячи снесённых сёл и деревень. Заседание в ВАСХНИЛ, создание Энциклопедии деревень России, живых и убитых.
ЛИБЕРАЛЫ, ВАРЯГИ, они не на земле живут, на территории.
– НАЧИНАЕМ конопатить пятый угол от дверей. Бабы ходят по вечёркам, караулят дочерей. Какая в тексте ошибка? Правильно, пятого угла, считая от дверей, нет. А то, что ходят и караулят, это точно.
СВИСТ В АДРЕС русских писателей – это признание их любви к России, её защиты. И это знак ненависти к России этих свистунов. И показатель их слабости. Ну, торчат на экранах, ну, премии сшибают, ну, вроде известны. А больше их были известны эренбурги, шпановы, рыбаковы, сотни других, и где они теперь, в каком уголке народной памяти? Такого уголка для них нет, только в каких-то авторефератах тиражом по сотне экземпляров да в диссертациях тиражом менее десяти. Причина? Языка в произведениях нет, русского языка. А если Россию не любишь, так какой у тебя русский язык? Ты её шельмуешь, а ещё хочешь, чтоб тебя и читали. А тексты твои – суррогат, который ум отторгает. Не та пища. Не насыщает. И будешь прочно забыт. А книги твои забыты ещё до твоей смерти. Обидно? А как ты хотел?
(После встречи на улице с когда-то знаменитым К. Я думал, он уж и нежив. Нет, высох, но ползает. И видно, что встреча ему неприятна. А мне его жалко: ведь жил-то он всю жизнь в России. И знаменит был.)
ОСВАЛЬД ШПЕНГЛЕР предсказал, что Третье тысячелетие будет принадлежать христианству Достоевского. Такое предсказание от ума. Будут же у падшего мира и другие распорядители. Достоевский – христианин, до которого долго надо дорастать. Но, может, я излишне придирчив. А с Толстым вообще – ложись да помирай. Есть же у нас батюшка Серафим, есть святитель Николай, праведный Иоанн Кронштадский. Есть же малое стадо Христово, есть же «острова спасения мнози».
СТАРЫЙ ВОЯКА: Лозунги были: «Добей врага в его траншее!», а получалось: «Прицел ноль пять, по своим опять! Вперёд, ребята, сзади немцы!» Но немцы, учти, как только наши в рябых майках в атаку идут – сразу бежали. (Рябые майки – тельняшки.) В детстве книга «Морская душа»
ПОЛКОВНИК в войну, посылая парламентёра: «Скажи им: воевать мы согласны, но в плен брать не будем».
Те сразу сдались.
– ЖИЛИ НА ДУРНЯКА. Выпускали призывы: «Коммунизм победит». Кого? Нас и победил.
– С ХОРОШЕГО ПОХМЕЛЬЯ бутылку искал. Ведь была же, была! Ей говорю: «Ты где хоть? Не видишь, человек помирает. Хоть аукнись». Так мучился! Лекарство же искал, не для пьянства же. И через неделю вот она, собака! Поехал в лес, начал валенки надевать, она в валенке. Из горла всю выпил, выкинул. Так ей и надо. И в лес не поехал.
ИЗ ДЕТСТВА ОТ дедушки: «Наша жизнь, словно вскрик, словно птицы полёт, и быстрее стрелы улетает вперёд. И не думает ни о чём человек, что он скоро умрёт и что мал его век».
КУЛЬТУРА КАК САМОЦЕЛЬ – полный тупик. Она может быть орнаментом на сосуде веры. Или проводником к паперти храма. А там надо самому шагнуть. Старухи, которые при Петре плевали на голых мраморных Диан в Летнем саду, культурнее офранцуженных дам.
А ведь на Святой Руси заслушаться иностранной песенкой считалось не просто грехом, а проклятьем, губящим душу. «Возрождение» Запада есть вырождение и религии и культуры. Уход в новое язычество. И это готовилось миру. Да во многом и отравляло. Какое возрождение? Возрождали язычество, ещё более его приукрашивая. Тело, плоть, не ангелы, а амурчики.
ПРИ СОВЕТАХ молодёжи ставились три маяка, три Павла: Власов, Корчагин, Морозов. Власов мать загубил, Корчагин священнику в пасхальное тесто табаку насыпал, Морозов отца родного выдал. До чего доходило: дети за отцами-дедами подсматривали. Вот бы донести, вот бы стать знаменитым. Отец-то меня посёк за курение, а посадили бы его, я бы и открыто курил. Вышел бы на улицу, да сел бы на лавке, да нога на ногу с самокруткой. То-то бы все девки с ума по мне сошли.
– СКАЗАТЬ ТЕБЕ секрет русского запоя? Сказать? Вот я выпил, с горя, с радости, безразлично. Стало хорошо. Но мы же русские: если хорошо, то надо ещё лучше. И понеслось. Но главное – мы же внутренне понимаем, что жизнь наша тут временна. Раз временна, то пусть скорее проходит. А в запое она птичкой пролетает. То есть жизнь себе сокращаем. Получается, что специально. Никто ж тебя не заставляет в запой уходить. Сам. Ну да, змий ищет меня поглотить. Но меня не проглотишь. Проглотит, а я ему там всё облюю, выпустит, извергнет. А очнусь, тут я сам виноват. Это жене выгодно – пилит, и вроде за дело. А я не заметил, как две недели прошло. Опять поближе к концу.
В монастырь? Нет, мне не вытянуть. Конечно, хорошо старцам – горы, воздух, тишина, тут город, бензин, шум, грохот. Так ведь и дети тут, и та же жена, им-то как без меня? Ещё и от этого пью.
ЭСТЕРГОМ, ВЕНГРИЯ, унылый Адам, переводчик. Еврей из России. «Спрашиваешь, чего уехал? Там у вас (уже «у вас») зарплата как пособие на карманные расходы». – «Так здесь чего такой тоскливый?» – «Тут получше. Но тоже. Товарищ во Францию зовёт. Думаю». – «То есть ты как тот еврей в анекдоте: и тут ему плохо, и там плохо. А хорошо в дороге?».
– КАК ЭТО «ИСТИНА сделает вас свободными»? Я и так свободен.
– А ты куришь?
– Да. А что, это препятствует свободе? Хочу и курю.
– Как раз это несвобода. Рабство греху. Ты такой большой и зависишь от этой сигаретки – шмакодявки. Ты её раб. Как? А вот посидим ещё двадцать минут, и ты задёргаешься, тебе надо курить, как же не раб? Так что «Всяк, делающий грех, раб греха». А конец греха – смерть.
– А ты не куришь и не пьёшь, ты здоровеньким помрёшь.
– Смерть-то не физическая, душу убиваешь… Чего молчишь?
– Курить пойду.
– А пойдёшь курить и Витьку вспомнишь. Ему позвонишь: Вить, давай пивка по кружечке. А встретитесь: Чего это мы пиво пьём, печень мучаем. Давай водчонки. Выпили: А ты давно Лерке звонил? Скажи, чтоб с подругой приехала. Так? Грех грех тянет.
САМОЕ ПОЗОРНОЕ в творческих людях – псевдонимы. Ну, революционеров можно понять. Подполье, скрывались, меняли паспорта, обличье, от жандармов бегали. Но когда победили, зачем б