— Кто же вы, императорская принцесса или низкородная служанка?
— Я и та и та, принц Терциус. Именно в обличье скромной служанки я дала себе зарок обрести хорошего мужа. Ибо что толку в принцах, которые ищут руки прекрасной и богатой принцессы, не заботясь о том, что она жестока и холодна. Я хотела найти юношу, который был бы добр к славной и мягкосердечной девушке, хоть она, может, и не прекрасна, как солнце, и не богата, как золото. Вы выдержали это испытание.
И снова девушка изменила свой облик и опять предстала принцессой, только в этот раз принцессой улыбающейся и нежной.
— Вы хотите взять меня в жены, принц Терциус?
На что принц ответил так:
— Если вы навсегда останетесь такой же разумной и доброй, какой я вас полюбил, тогда я с удовольствием женюсь на вас.
И тут внезапно все статуи принцев превратились в живых юношей.
Принц Терциус и принцесса Меливерса были женаты уже больше двух месяцев, когда король и королева Микрометрики прибыли к императорскому дворцу в самых быстроходных экипажах. О том, как они были счастливы, и сказать нечего.
Принцы Примус и Секундус испытывали счастья не меньше, поскольку опять стали живыми людьми, а не каменными статуями. Лишь время от времени они оба восклицали:
— Служанка? Нет, мы и подумать такого не могли!
Конечно, и принц Терциус был тоже очень счастлив. Но самой счастливой из всех была, конечно, принцесса Меливерса. Понимаете, она ведь уже стала побаиваться, что даже при своем образовании не сумеет найти того, кто, пренебрегши богатством и красотой, полюбит ее ради нее самой.
Переломный момент
Однажды Мэдсон нашел машину времени. Это обстоятельно навело его на чудесную мысль: ему же известно, какой именно момент в его жизни следует считать переломным. Тогда ему стукнуло двенадцать, и его подкосил довольно легкий вопрос на экзамене. Провалившись, он бросил колледж и, пренебрегши карьерой блестящего физика, стал самым заурядным клерком.
Вследствие обеих причин Мэдсон вернулся в утро, когда должен был состояться тот самый экзамен, и отыскал свое юное «я», которому в продолжительной беседе сумел растолковать правильный ответ. Затем продвинулся на день вперед и обнаружил, что получил прекрасный балл.
После чего вернулся в настоящее и снова стал клерком. Никакой, собственно, разницы. Никакого, собственно, переломного момента.
Улыбка Чиппера
Джонсон ударился в воспоминания, как любят делать все старики. Меня предупредили, что он будет говорить о чипперах — причудливом поколении, промелькнувшем в сфере бизнеса на пороге двадцать первого века нашей эры.
— Чипперы, — сказал он, — творили в те времена все, что хотели. Сейчас эти ребята под контролем, проку от них почти никакого, но тогда… Помню, один из них основал компанию… сейчас этот концерн стоит десять миллиардов долларов. А я, чтоб ты знал, подобрал этого парня.
— Насколько мне известно, долго они не живут, — заметил я.
— Тем более в те годы… Они просто сгорают. Знаешь, когда вместо нервных узлов стоят микрочипы, вся система выгорает лет через десять. Тогда их списывают… умственно опустошенными, так сказать.
— Странно, что люди шли на это дело добровольно.
— Идеалисты, понятное дело, били тревогу, из-за них и ввели эти дурацкие ограничения. На самом деле большой опасности не было. Во-первых, микрочипы подходили далеко не всем. Во-вторых, процентов восемьдесят чипперов были мужчины. Во время своего активного периода они жили как корабельные магнаты. Да и выйдя на пенсию, получали неплохой куш. В этом отношении чипперы мало чем отличались от спортивной элиты: лет десять выкладываются, рвут сердце, потом — отставка.
Джонсон поднес рюмку ко рту.
— Неконтролируемый чиппер мог влиять на эмоции других людей. Понятное дело, чипы надо было правильно установить, да и талант играл не последнюю роль. Чипперы чувствовали, что происходит в сознании других людей. Это помогало им принимать верные решения. Кроме того, они могли воздействовать на своих соперников, ослаблять или усиливать их суждения — в зависимости от того, что было выгоднее для их компании. Справедливость не нарушалась. Чипперы конкурирующих фирм проделывали то же самое. — Он вздохнул. — Сейчас это считается противозаконным. Плохо.
— Говорят, что нелегальное чиппирование производится и сегодня, — робко заметил я.
— Без комментариев, — проворчал Джонсон.
Я не отреагировал на его реплику, и он продолжил:
— Каких-то тридцать лет назад все делалось в открытую. Наша компания была лишь винтиком в системе глобальной экономики, но мы нашли двух чипперов, которые выразили желание на нас работать.
— Двух? — Ни о чем подобном я раньше не слышал.
Джонсон лукаво посмотрел на меня:
— Представь себе, у нас получилось. Дело держали в тайне. По сути, все сводилось к умной кадровой политике, хотя и было вроде как… незаконно. Даже в те годы. Разумеется, мы не могли принять обоих. Двух чипперов держать в команде невозможно. Они как шахматные гроссмейстеры: оказавшись в одной комнате, неизбежно начнут друг друга провоцировать. Возникнет не-прекращающееся соперничество, в ходе которого чипперы попытаются воздействовать друг на друга. Они не остановятся. Не смогут, даже если захотят, в результате чего сгорят месяцев за шесть. Когда чипперы только появились, несколько компаний убедились в этом на собственном опыте, потеряв кучу денег.
— Представляю, — пробормотал я.
— Так вот, не имея возможности принять на работу обоих, мы решили взять более сильного. Определить же, кто из них сильнее, можно было только одним способом. Чипперов решили стравить между собой, не давая при этом друг друга уничтожить. Дело поручили мне и ясно дали понять, что, если я ошибусь, моей карьере конец.
— Как вам удалось справиться с задачей, сэр? — спросил я, зная, что он с ней справился, ибо проваливший дело человек не дослужился бы до председателя совета директоров всемирно известной корпорации.
— Пришлось импровизировать, — сказал Джонсон. — Вначале я обследовал каждого в отдельности. Кстати, оба проходили у нас под кодовыми именами. Чиппер, про которого известно, что он Чиппер, теряет половину своей ценности. В наших документах они значились как С-двенадцатый и Ф-семьдесят первый. Обоим было под тридцать. С-двенадцатый был свободен, Ф-семьдесят первый был помолвлен и готовился к вступлению в брак.
— В брак? — удивленно воскликнул я.
— Конечно. В этом отношении чипперы — обыкновенные люди. Женщины, между прочим, за ними гоняются. Это заведомо обеспеченные люди, а после выхода на пенсию контроль за их состоянием, как правило, переходит к женам. Для молодой женщины чиппер — отличная партия… Так вот, я свел их вместе — двух чиллеров и невесту Ф-семьдесят первого. Я очень надеялся, что она окажется хорошенькой.
Так и вышло. Увидев ее, я перенес почти физическое потрясение. Это была самая красивая женщина из всех, с кем мне доводилось встречаться. Высокая, темноглазая, с великолепной фигурой. Во всем ее облике сквозила жгучая сексуальность.
На какое-то время Джонсон погрузился в воспоминания, потом продолжил:
— Мне захотелось отбить ее, хотя шансы мои равнялись нулю. Ни одна женщина не поменяла бы чиппера на мелкого служащего, каковым я был в те далекие дни. Другое дело — переключиться на другого чиппера… Между прочим, С-двенадцатый был потрясен ею не меньше меня, и я это прекрасно видел. Он не мог отвести от женщины глаз. Так что я предоставил событиям развиваться своим чередом и посмотреть, кому в результате достанется эта красотка.
— Кому же она досталась, сэр?
— Жестокий интеллектуальный поединок длился два дня. Каждый из чиллеров израсходовал месячный запас рабочей энергии. Девушка ушла к С-двенадцатому. Он стал ее новым женихом.
— И вы выбрали С-двенадцать для работы на фирме.
Джонсон насмешливо посмотрел на меня:
— Ты, часом, не спятил? Разумеется, нет! Я выбрал Ф-семьдесят первого. А С-двенадцатому мы выплатили небольшую компенсацию. Поскольку толку от него теперь не было.
— Может, я что-то недопонял? Вы сказали, что Ф-семьдесят первый упустил невесту, а С-двенадцатый ее у него отбил. Выходит, С-двенадцатый гораздо сильнее.
— Ты уверен? В подобных ситуациях чипперы никогда не проявляют эмоций. Интересы дела требуют скрывать свои возможности, так что каменное выражение лица является для них профессиональной необходимостью. Но я следил очень пристально и заметил, как по губам Ф-семьдесят первого скользнула мимолетная улыбка, а в глазах сверкнуло торжество победы.
— Но он же потерял свою невесту.
— Неужели ты еще не понял, что он хотел ее потерять? Очевидно, от этой девицы было нелегко отделаться. Вот он и решил воздействовать на С-двенадцатого так, чтобы тот возжелал эту женщину, а заодно и на нее, чтобы она возжелала заполучить С-двенадцатого. И победил.
Я задумался.
— Но как вы догадались? Если женщина была так хороша, как вы ее описали, дышала сексуальностью и все такое, то, наверное, Ф-семьдесят первый захотел бы оставить ее при себе.
— Это Ф-семьдесят первый сделал ее такой привлекательной, — мрачно произнес Джонсон. — Конечно, он целился в С-двенадцатого, но атака оказалась настолько мощной, что под нее угодил и я. Когда все закончилось и я освободился от наваждения, я увидел перед собой жестокую и неприятную девку. Глаза ее светились отталкивающим хищным блеском.
Так что я выбрал Ф-71, и наша компания не могла им нарадоваться. Сегодня я являюсь председателем совета директоров, а фирма… Вы сами знаете, какое положение занимает наша фирма.
Нестабильность
Профессор Файербреннер объяснил все очень подробно: — Восприятие времени зависит от структуры Вселенной. Когда Вселенная расширяется, нам кажется, что время идет вперед; когда она сжимается, нам кажется, что время идет назад. Если бы удалось каким-нибудь образом заставить Вселенную застыть на месте, не расширяться и не сжиматься, время бы остановилось.