Деви Ен машинально сказал правду:
— Мы бы и сами хотели это знать… — и вдруг остановился. Дикарь произнес:.
— Я думал, атомная война неизбежна. В прошлый раз вы сказали, что ждете лишних десять лет. Значит, вы уже десять лет назад надеялись, что война начнется?
— Я не могу обсуждать с вами этот вопрос.
— Да? — Дикарь снова кричал. — Что же вы намерены предпринять? Сколько вы еще будете дожидаться? А почему бы вам не ускорить события? Вы не ждите, стервятник, вы сами начните войну.
Деви Ен вскочил на ноги.
— Что вы сказали?
— А почему же тогда вы еще здесь, чертовы… — Он проглотил совершенно непонятное Деви Ену бранное слово, затем продолжал: — Разве не так поступают стервятники, когда несчастное животное, а иногда и человек никак не могут расстаться с жизнью? Им некогда мешкать. Они кружат над своей жертвой и выклевывают у нее глаза. Они дожидаются, пока она окончательно не обессилит, а потом помогают ей побыстрее сделать последний шаг.
Деви Ен приказал немедленно увести его, а сам удалился в свою спальню. Его мутило. Всю ночь он не спал. В ушах у него пронзительно звучало слово «стервятник», а перед глазами неотступно стояла нарисованная приматом картина.
— Ваше главенство, — твердо сказал Деви Ен, — я больше не могу иметь дело с дикарем. Если вам нужна еще информация, обратитесь к кому-нибудь другому.
Главный инспектор заметно осунулся.
— Я знаю. Вся эта история насчет стервятников… Ее трудно переварить. А ему, вы заметили, хоть бы что. Для крупных приматов все это в порядке вещей. Они бесчувственны, бессердечны. Таков, видно, склад их ума. Ужасно!
— Я больше не могу предоставлять вам данные.
— Успокойтесь. Я вас понимаю… Кроме того, все дополнительные данные только подкрепляют первоначальный ответ, ответ, который я считал предварительным, от всего сердца надеялся, что он лишь предварительный. — Он обхватил голову поросшими седой шерстью руками. — Мы уже выяснили, как помочь им развязать атомную войну.
— О! Что же для этого нужно?
— Все так просто, так примитивно. Мне никогда не пришло бы это в голову. И вам тоже.
— Что же это, ваше главенство? — Деви Ена уже заранее била дрожь.
— Почему они не начинают войну? А потому что ни одна из почти равных по силе сторон не решается взять на себя ответственность за нарушение мира. Однако, если бы одна сторона начала, другая — будем глядеть правде в глаза — отплатила бы ей той же монетой.
Деви Ен кивнул.
Главный инспектор продолжал:
— Если одна-единственная атомная бомба упадет на территорию любой из враждующих сторон, пострадавшие предположат, что сбросила ее другая сторона. Вряд ли они станут дожидаться дальнейших атак; не пройдет и часа, как последует мощный удар. Другая сторона ответит тем же. И через несколько недель все будет кончено.
— Но как же мы заставим их бросить первую бомбу?
— Это вовсе не обязательно, капитан. В том-то и штука. Мы сами бросим эту первую бомбу.
— Что?! — У Деви Ена подкосились ноги.
— Это единственный выход. Проанализируйте склад ума крупных приматов, и вы увидите, что иного и ждать нельзя.
— Но как это осуществить?
— Мы изготовим бомбу. Это нетрудно. Затем наш корабль спустится вниз и сбросит ее над каким-нибудь населенным пунктом.
— Населенным?!!
Главный инспектор отвел глаза и виновато сказал:
— В противном случае это не даст нужного эффекта.
— Да, конечно, — пробормотал Деви Ен.
Перед его глазами парили стервятники; он ничего не мог с этим поделать. Он представлял их себе в виде огромных чешуйчатых птиц (вроде маленьких безвредных летающих созданий в Харрии, но во много раз больше), с крыльями, которые обтянуты кожей, напоминающей резину, с длинными, острыми клювами. Они кругами спускались вниз и выклевывали глаза у умирающих животных.
Он прикрыл руками лицо и сказал дрожащим голосом:
— Кто поведет корабль? Кто сбросит бомбу?
Голос Главного инспектора дрожал не меньше, чем у Деви Ена.
— Не знаю.
— Только не я, — прошептал Деви Ен. — Я не могу. И ни один харрианин не согласится на это. Ни за что на свете!
Главный инспектор стал раскачиваться взад и вперед. На него жалко было смотреть.
— Может быть, дать приказ маувам…
— Кто решится дать им такой приказ?
Главный инспектор тяжело вздохнул:
— Я вызову Совет. Сообщу им все данные. Пусть они что-нибудь придумают.
И вот, пробыв на Луне без малого пятнадцать лет, харриане демонтировали свою базу.
Ничего так и не было сделано. Крупные приматы Земли так и не начали атомную войну. Возможно, они ее никогда и не начнут.
И несмотря на то что ему предстояло пережить, Деви Ен был вне себя от счастья. К чему думать о будущем, когда сейчас, в настоящем, он улетал все дальше от этого самого жуткого из всех жутких миров.
Он смотрел, как Луна остается позади и превращается в сверкающую крупинку, а затем и планета и само солнце этой системы, пока вся она не затерялась среди остальных созвездий.
И только тогда в душе его проснулись и другие чувства, помимо чувства облегчения. И только тогда в уме его шевельнулась мысль о том, что все могло быть иначе.
— А вдруг все бы еще кончилось хорошо, если бы мы проявили побольше терпения, — сказал он Главному инспектору. — Как знать, возможно, они все-таки начали бы атомную войну.
— Сомневаюсь, — ответил Главный инспектор. — Психоанализ…
Он остановился, и Деви Ен понял, что он имел в виду. Дикаря спустили на планету, постаравшись причинить ему при этом как можно меньше вреда. События последних недель были стерты из его памяти. Его оставили возле небольшого населенного пункта, неподалеку от того места, где его похитили. Его соотечественники решат, что он заблудился, и сочтут, что он исхудал и потерял память из-за лишений, которые ему пришлось испытать.
Но какой вред причинил он сам!
Если бы они только не привозили его на Луну! Быть может, они примирились бы с мыслью, что им придется начать войну. Быть может, сами додумались бы сбросить бомбу и разработали бы для этого какую-нибудь сложную систему, пригодную для дальних расстояний.
Но картина, нарисованная перед ними диким приматом, особенно одно слово, всему положило конец. Когда все сведения были отосланы домой, в Харрию, впечатление, произведенное на Совет, было настолько сильным, что приказ демонтировать базу не заставил себя ждать.
Деви Ен сказал:
— Я никогда больше не буду принимать участие в колонизации.
— Боюсь, никому из нас не придется этого делать, — мрачно заметил Главный инспектор. — Дикари этой планеты выйдут в космос, а если крупные приматы, при их образе мышления, окажутся на свободе в Галактике, это будет конец… конец…
Нос Деви Ена передернула судорога. Конец всему: всем тем благодеяниям, которые Харрия уже совершила в Галактике, всем благодеяниям, которые она продолжала бы оказывать в будущем.
Он произнес: «Мы должны были сбросить…» — и не кончил.
Какой смысл было говорить это? Они не могли сбросить бомбу даже ради блага всей Галактики. Иначе они сами уподобились бы крупным приматам, а есть вещи похуже, чем просто конец всему.
Деви Ен думал о стервятниках.
Пишите моё имя через букву «С»
Маршалл Жебатински чувствовал себя полнейшим идиотом. У него было такое ощущение, что тысячи глаз разглядывают его сквозь грязное стекло лавки, нахально пялятся из-за щербатой деревянной загородки. Ему было ужасно не по себе в старом костюме, который он вытащил из шкафа, и в шляпе с опущенными полями — он в жизни не надел бы ее в любой другой ситуации. Да еще очки — Маршалл решил обойтись без них и не стал вынимать из футляра.
Жебатински чувствовал себя полнейшим идиотом, и от этого морщины у него на лбу стали глубже, а неопределенного возраста лицо слегка побледнело.
Вряд ли он смог бы объяснить кому-нибудь, почему физик-ядерщик решился посетить «специалиста» по магическим числам — нумеролога. («Никогда, — думал он. — Ни за что на свете».) Проклятье, он и себе-то не мог это объяснить. Разве что поддался на уговоры жены?
Нумеролог сидел за старым столом, наверняка купленным в магазине подержанных вещей. Никакой стол не может прийти в такое состояние, будучи собственностью одного человека. То же самое можно было сказать и про одежду невысокого темноволосого человечка, который рассматривал Жебатински живыми черными глазками.
— Среди моих клиентов еще ни разу не попадались физики, доктор Жебатински, — произнес он.
— Надеюсь, вы понимаете, что никто не должен знать о моем визите, — вспыхнув, быстро проговорил Жебатински.
Нумеролог улыбнулся, возле рта появились морщинки, а кожа на подбородке натянулась.
— Я работаю строго конфиденциально.
— Знаете, полагаю, мне нужно вам сразу кое-что сказать. Я не верю в нумерологию и не рассчитываю поверить после визита к вам, — заявил Жебатински.
— В таком случае что вы тут делаете?
— Моя жена думает, что вы чем-то там обладаете, не знаю уж чем именно… Я пообещал ей — вот и пришел. — Он пожал плечами, и ощущение идиотизма всего происходящего стало почти невыносимым.
— А чего вы хотите? Денег? Безопасности? Более долгой жизни?
Жебатински долго сидел молча, пока нумеролог разглядывал его — спокойно, без признаков нетерпения, не стараясь подтолкнуть клиента, заставить заговорить поскорее.
«Интересно, — думал Жебатински, — и что же я ему скажу? Что мне тридцать четыре года и никаких перспектив, никакого будущего?»
— Я мечтаю об успехе, — ответил он наконец, — Мне нужно признание.
— Лучшая работа?
— Другая работа. Другой тип работы. Сейчас я являюсь членом команды и мной руководят. Команда!.. Исследовательская работа, субсидированная правительством, всегда делается командами. Ты превращаешься в скрипача, затерянного в огромном симфоническом оркестре.