— Держите карман шире! Генерал не круглый дурак. Он же специально подбросил нам только одну страничку… Специально! Неужели вы не поняли этого, юноша?
Я с трудом оторвался от таинственного листа:
— Не понял… А зачем это ему?
И Критский с удовольствием мне объяснил:
— Ну как же! Генерал проверяет нас. Ловит нас на интересе…
Я спросил его в лоб:
— Поймал?
Критский загадочно улыбнулся:
— Я искусствовед, а не конспиролог. Зачем мне чужие тайны? — Он наклонился над коробочкой и спросил меня шепотом: — А вас? Разве вас она не интересует?
Я уже кое-что начал понимать в значении таинственных цифр и значков. Я ответил ему откровенно:
— Меня рукопись очень интересует! Очень!
Критский широко улыбнулся:
— Я так и думал!
Я не понял, чему он так обрадовался. Но он мне это тут же объяснил:
— У вас есть деньги, юноша?
Не задумываясь, я полез в карман и выложил перед ним новенькую хрустящую пачечку. Критский недовольно сморщился.
— Это не серьезно. Генерал потребует за рукопись очень большие деньги. Очень большие.
— Жалко, — расстроился я.
Критский мне весело подмигнул:
— Но они-то заплатят! Они заплатят за нее любые деньги!
— Кто «они»? — не понял я.
— Ваши хозяева,— лукаво улыбнулся мне Критский.
— Какие хозяева?
— Те, чья месть пострашнее царской виселицы. Те, кто уничтожает предателей, перерезая горло и вешая одновременно. Старинный ритуал!
Я оторопел. А Критский, склонясь к столу, окутывал меня загадочным шепотом:
— Я сразу догадался, юноша, кто вы такой и от кого к нам посланы… Сразу же, как только увидел вас в «святая святых»… Константин Николаевич человек простодушный, доверчивый… Природный русак… Вы почти охмурили его… Если бы я не вошел, он бы все для вас сделал! Рукопись досталась бы вам даром!
Я только сейчас понял, почему так изменился ко мне Константин, понял его недоверчивый и презрительный взгляд. А Критский обволакивал меня свистящим шепотом:
— Я понимаю, все, что вы мне поведали сейчас — это всего лишь часть… видимая, так сказать, часть подводного айсберга. То, что положено знать непосвященным! Я понимаю… Настоящая тайна здесь, — он ласково погладил зеленую коробочку. — Здесь… Александр Сергеевич ведь тоже масон… Принят в 1821 году в Кишиневе в ложу «Овидий»… Это его бумаги, не правда ли? — Критский впился в меня взглядом.— Это его бумаги, выкраденные у него бароном Геккерном! Я правильно понял?
Мысль была интересная, и я улыбнулся.
— Возможно…
Критский потянулся через стол и взял меня за руку.
— Ярослав Андреевич, передайте им, что я все возьму на себя… Я прекрасно знаю генерала Багирова. Прекрасно. Он в долгу у меня. Я с ним договорюсь безусловно. Как только получу от них полномочия. Вы меня понимаете?
Я ничего не понимал. А Критский продолжал меня убеждать:
— Они даже могут и не раскрываться перед генералом. Я все беру на себя! Понимаете?
Я понял только одно — Критский сам очень хотел познакомиться с какими-то неведомыми мне людьми. И в этом я ему ничем помочь не мог. Я спросил его напрямик:
— Кто такие «они», Игорь Михайлович? О ком вы говорите?
Критский недоверчиво откинулся на спинку кресла.
— Это те, на кого вы работаете, Ярослав Андреевич.
Пришлось ему откровенно признаться.
— Вы ошиблись, Игорь Михайлович. Я пишу свою «Тайную историю России» только для себя. Но я верю, настанет время, когда русские люди захотят наконец узнать, почему им так долго морочили головы, почему скрывали от них истинную великую и горькую историю России… Я верю, наступит такое время…
Интеллигент в пятом поколении смотрел на меня зло и презрительно.
— Вы это серьезно?
— Вполне.
Критский устало вздохнул:
— Мне вас очень жаль, бедный юноша.
— Почему же бедный? — засмеялся я.
— Да потому, что все, что вы мне сейчас наговорили о Геккерне, останется навсегда бездоказательным бредом!
— Почему же бездоказательным? — не согласился я.
— Вам никогда не найти нужных вам документов. — Критский сложил листок вчетверо и положил его в коробочку.— Они вас просто близко не подпустят к ним! Никогда! Ни за что!
Я напомнил ему:
— В Евангелии сказано: «По делам их — узнаете их». Дела-то их вопиют, Игорь Михайлович. Дела-то их до сих пор кровоточат… Разве это не доказательства?
Критский сказал участливо:
— Остановитесь, Ярослав Андреевич.
Я даже вздрогнул. Этот роскошный персонаж тоже предупреждал меня. Я посмотрел на зеленую коробочку и потянулся к ней.
— Игорь Михайлович, дайте мне ее на один день. Всего на один!
Критский накрыл коробочку ладонью.
— Зачем же вам оригинал? Я приготовил вам копию. Отличный ксерокс, — он достал из стола копию, а коробочку тут же спрятал в ящик и закрыл его на ключ. — Дарю! — протянул он мне ксерокс.
Когда я уже был в дверях. Критский окликнул меня негромко:
— Ярослав Андреевич… Послушайте старика… Они страшные люди, поберегите себя, сударь…
Я не послушал его… Если бы я знал тогда, как закрутит меня проклятый, сумасшедший диск «чертова колеса»…
15Антиквар
Алина стала грудью перед дверями кабинета:
— Константин Николаевич занят!
Я зачем-то махал перед ее носом свеженьким ксероксом.
— Я по делу! По важному делу!
Алина склонила голову и презрительно прищурилась:
— Знаю я ваши дела. Вы его только отвлекаете…
Я схватил ее за локти и крепко сжал:
— Дурочка!
Алина фыркнула мне в лицо по-кошачьи:
— Псих!
Я сжал ее крепче.
— Дело идет о жизни твоего шефа! О его жизни!
— Псих! Я охрану позову!
Я оттолкнул ее от дверей и влетел в кабинет. Константин, уставясь взглядом в старинную картину, вальяжно разговаривал с кем-то по телефону:
— Во сколько? В девятнадцать? Буду. Обязательно буду.
Он даже не посмотрел на меня. Я, не дожидаясь его приглашения, плюхнулся в кресло и тоже уставился в копию Пуссена. На ней только что вышедшие из леса два бородатых, одетых в овечьи шкуры пастуха стояли у надгробного камня, на котором лежал белый череп. Я отлично помнил высеченный на надгробье масонский девиз: «Et in Arcadia ego» — «И вот я в Аркадии». Картина эта была безусловно приобретением все знающего доктора искусствоведения.
Константин положил трубку.
— Извини, Ивас-сик, не до тебя. В семь часов комиссия. До юбилея два дня! Дел по горло! — он провел по своему горлу большим пальцем. — Груда дел. Суматоха явлений, как говорится… Заходи, Ивас-сик, после девятого. Потрендим, поддадим чуток. После девятого. Я понятно излагаю? Пока, — и он протянул мне мощную руку.
Я растерялся.
— Ты же говорил — у тебя неприятности…
Константин убрал руку и сверкнул фиксой.
— Мои неприятности уже кончились.
— Когда?!
— Когда ты с Игорем Михайловичем поговорил. Я понятно излагаю?
Он все изложил понятно. Даже чересчур понятно.
— Значит, твои неприятности были из-за меня?
Константин виновато улыбнулся.
— Это Критский. Это он решил, что ты с ними связан. Что ты на них работаешь. А теперь отзвонил мне и успокоил. Знаешь, как он тебя назвал? Безумцем! — Константин засмеялся. — Безумным конспирологом… Вот как он тебя назвал. Действительно, Ивас— сик, оставь ты эти несчастные бумаги. Не время…
Я рассердился:
— Они из-за этих бумаг людей вешают, а я, выходит, безумец?!
Константин добродушно успокаивал меня:
— Это их бумаги. Они их назад требуют А ты-то при чем?
Я не сдавался:
— Критский говорит, что это бумаги Пушкина! Что их Геккерн у него выкрал!
Теперь рассердился Константин:
— А ты родственник Пушкина?! Кто ему ты?! Кто он тебе?! Не засирай мне мозги, Ивас-сик! Гарнитур у меня, — он обвел широким жестом кабинет. — Больше меня ничего не колышет! Я понятно излагаю? Не мешай работать! Испарись, Ивас-сик! Испарись!
Я знал, что одному мне бумаг не найти. Без Константина мне просто не справиться с ними. Но он выгонял меня из кабинета. Откровенно и нагло выгонял. Я встал и пошел к двери.
— Эй, безумец! — остановил он меня. — Получи-ка аванец.
Константин развернул на столе мощный бумажник и вытащил оттуда зеленую бумажку.
— На. Отдохни. Тяпни за вечную память Александра Сергеевича. Но не безумствуй. Помни о клизме из битого стекла!
Я посмотрел на него с ненавистью и рванул на себя ручку двери. Прямо на меня упала стоявшая за дверью
Алина. Она сердито отпихнула меня и подошла к Константину.
— Константин Николаевич, вам срочный пакет.
Ну как тут не поверить в Его Величество Случай!
Православные люди считают, что ничего случайного в жизни нет, что все происходит по воле Божьей. Тогда получается, что Случай — просто одно из Его имен.
Откинутый Алиной от дверей, я снова, смущенный, к ним подобрался. И снова меня окликнул Константин:
— Эй, безумец, иди-ка сюда! Быстро!
Я подошел к столу. Константин протянул мне листок бумаги, вынутый из срочного пакета. На бумаге были наклеены отдельные слова, вырезанные из разных газет: «Белый Медведь не шути отдай бумаги». Вместо подписи под фразой была наклеена цифра «6» и «плюс». Константин дернул подбородком, скривился:
— Пугают, падлы… Меня пугают…
Честное слово, я был счастлив этому так вовремя появившемуся зловещему листочку.
— А я что говорю! Они нас не оставят, Костя!
Константин посмотрел на меня растерянно.
— Что делать, Ивасик?
— Надо поговорить!
— Садись.
Я посмотрел на масонскую картину Пуссена и покачал головой.
— Только не здесь.
— Идем в «святая святых»,— Константин встал с кресла.
Я опять покачал головой:
— Поехали ко мне.
Константин зачем-то снял трубку, подумал и положил ее обратно на рычаги.
— Ну достали! Падлы! Поехали!
Когда мы отъезжали от офиса, за нами опять двинулась красная машина. За нами в открытую следили. Я знал, кто это следит. Но сейчас было не до них. Сейчас мы должны были решить уравнение с одним неизвестным…