– Да для чего же, для чего ж нужно это письмо?! Алексей Порфирьевич – порядочный человек, дворянин, близко знаком с графом Ганицким! У него семьсот душ в Малоярославецком уезде, и…
– …и обо всём этом мы знаем только с его слов. Не скрою, манеры господина Казарина производят впечатление, и он, возможно, искренне увлечён вами, но…
– «Возможно»! Как будто вы можете иметь понятие об искренности, о настоящих чувствах! Как будто вы способны на…
– …но всего этого недостаточно, чтобы устроить вашу жизнь, – словно не слыша выпада падчерицы, ровным голосом продолжала княгиня Вера. Она чувствовала, что терпение её на исходе, и из последних сил старалась не повышать тона. – Я дала клятву своему покойному супругу. А тот в своё время дал её вашему умирающему отцу. Я отвечаю за ваше счастье и не могу позволить вам выйти замуж за человека, которого и вы, и я знаем лишь несколько недель. Более того, спешка господина Казарина мне странна…
– Разумеется! Разумеется! Вам всё странно, что дышит любовью! Вам дико настоящее чувство! Вам подозрительны порывы души! Вы никогда в жизни не испытывали ничего подобного, и я, попав к вам в рабство…
Бешено хлопнула входная дверь. Через комнату, грохоча мёрзлыми сапогами, не сняв шинели, с которой на паркет осыпались комья снега, пролетел Сергей Тоневицкий. Прежде чем княгиня успела остановить его, он легко, как тряпку, сдёрнул с кровати пискнувшую Александрин и несколько раз с силой тряхнул её. Мгновенно наступила тишина. Перепуганная воспитанница княгини обвисла в руках сводного брата, открывая и закрывая рот, как вытащенный из воды карась.
– Très bien, – тихо сказал Сергей, приблизив бледное от бешенства лицо к испуганной мордочке Александрин. – Вот, оказывается, лучший способ заставить вас замолчать! Ваши вопли слышны на улице, и дворник Яким с восторгом слушает их! Даже о метле своей забыл! Но более я ему не доставлю такого удовольствия, кузина! Если вы ещё раз позволите себе говорить с матушкой в таких выражениях, я разобью вам голову о стену! И голова расколется тут же, ибо совершенно пуста! И все в этом доме наконец вздохнут спокойно! Вам понятен смысл моих слов? Или для убедительности повторить по-французски?!
– Серж, Серж, ради бога, Серёжа!!! – опомнилась наконец княгиня Вера. – Как вы себя ведёте, что за разбойничьи выходки! Отпустите Александрин немедленно! Извинитесь!
– Как вам будет угодно. – Сергей разжал руки, и Александрин мешком плюхнулась на постель. – Но извиняться перед этой тварью, при всём моём уважении к вам, я не стану.
– Серж!!! Да что же это, право! Вы, ей-богу, друг друга стоите – и вы, и Александрин! Каких манер вы набрались в полку?!
– Маменька, я не позволю этой дря… этой особе оскорблять вас, – жёстко сказал Сергей, краем глаза следя за Александрин, резво отползшей от него на другой край кровати. – Она потеряла всякое чувство меры, и пора уже положить конец её выступлениям. И видимо, это придётся сделать мне – как старшему мужчине в доме.
– Хочу вам напомнить, что старшая в этом доме всё же я, – холодно заметила княгиня Вера. – И за ваше поведение я пока ещё отвечаю в той же мере, что и за Александрин. Через полгода вы становитесь совершеннолетним, вступаете в наследство – и на здоровье! Можете вытворять что угодно в пределах собственной совести. А пока – извольте слушаться! Извинитесь перед кузиной!
– Не стоит, право, – синие глаза Сергея похолодели. Он в упор, не отводя взгляда, смотрел на мачеху. – Я ни в чём не виноват перед ней. И только из любви к вам не придушил эту… это мучение для всей семьи раз и навсегда! Надеюсь, вместо меня это быстро исполнит её возможный муж! Мне неприятен Казарин, но его, право же, можно и до́лжно пожалеть! Никакое приданое не поможет, когда он окажется один на один с этим милейшим существом!
– Серёжа, вы невозможны, – с горечью сказала княгиня Вера. – Вынуждена признать своё поражение как мать и как бывшая гувернантка. Мне ничего не удалось сделать с вашим характером. Пребывание в полку только испортило вас… Но здесь уж я бессильна. Ступайте к себе. Оставьте в покое и меня, и Александрин. И напрасно вы причисляете себя к мужчинам. Так вести себя с женщиной может только последний…
Договорить Вера не успела: в комнату вбежала горничная.
– Сергей Станиславович, к вам господин какой-то пришёл!
– Что за господин? – сердито спросил Сергей. – Я никого не жду, гони его прочь!
– Да что же это такое, наконец! – вышла из себя княгиня. – Вспомните, что вы дворянин, что вы князь Тоневицкий! Где ваше воспитание? Коли вы не намерены встретить вашего гостя, то я сама его приму! Домна, он представился?
– А как же-с! Андрей Петрович Сметов! Говорит, что они с Сергей Станиславычем только нынче утром встречались и что он по важному делу!
Княгиня повернулась к приёмному сыну и успела заметить тень смятения, метнувшуюся по лицу Сергея.
– Что ж, проси в гостиную! – после лёгкой заминки велел он.
Горничная ушла. Александрин, всхлипывая и дрожа, спрыгнула с кровати и бросилась прочь. Вместо неё прибежала встревоженная Аннет.
– Маменька, что это тут было?! Серёжа, ты рычал, как… Как Трезор цепной у нас в Бобовинах! Я чуть не умерла с перепугу! На Александрин лица нет! Что стряслось, Казарин отказывается на ней жениться?!
– Слава богу, пока что нет, – сквозь зубы, избегая смотреть на мачеху, сказал Сергей. – Я пытался её унять хотя бы немного – и вот, как видишь, получаю распеканцию. И, ей-богу, не могу понять за что.
Аннет повернулась к княгине, но та лишь безнадёжно махнула рукой, сняла со спинки кровати вязаную шаль и, зябко закутавшись в неё, вышла из спальни. Брат и сестра остались одни.
– Зачем, Серёжа? – помолчав, спросила Аннет. – Ты ведь знаешь, это бесполезно… Я имею в виду Александрин… А маменька только расстроилась ещё больше. Она и так едва держится во время этих истерик, я же вижу!
– И сколько, по-твоему, эта мерзавка ещё будет мучить её?!
– Ну, ведь недолго же осталось! Скоро она выйдет замуж, уедет…
– Боюсь, что Казарин не окажется таким идиотом и сбежит из-под венца так же, как все прежние, – мрачно предрёк Сергей. – Как, скажи на милость, можно иметь в жёнах такую гусеницу?!
– А ведь она в тебя была страшно влюблена, помнишь? – лукаво спросила Аннет.
Брат не ответил, но его передёрнуло. Он сделал несколько шагов по комнате, остановился у стены. Долго молчал, разглядывая рисунок старых обоев.
– Серёжа, ну что же ты в самом деле? – обеспокоенно окликнула сестра. – Пойдёшь после к маменьке, попросишь прощения… Велико ли дело! Ты же знаешь, она тебя любит. Поругает, как всегда, и простит. А нет, так я схожу за тебя попрошу.
– Ну, не хватало мне ещё прятаться за твоей юбкой, – сурово сказал брат. – Что ж… Надо идти, однако, взглянуть, что там за господин… Сметов явился. Хоть убей, не припомню, где мы с ним могли видеться! Денег, что ли, занять хочет?
Аннет хихикнула и первая выбежала из комнаты. Сергей пошёл следом.
Когда брат и сестра Тоневицкие вошли в гостиную, нежданный гость уже разговаривал с княгиней Верой. Та, держа его за руку, весело говорила:
– Но отчего же вы, Андрей Петрович, пришли к сыну, а не прямо ко мне? Я ведь просила вчера заходить к нам запросто! Это замечательно, что вы здесь! А Варя не смогла прийти?
– Нет, к сожалению, Варвара Трофимовна слишком устала после вчерашнего вечера, – на физиономии Андрея не было ни тени привычной насмешливости. Он с почтительным уважением склонился над рукой княгини. – Простите мою наглость, ваше сиятельство, что я вот так явился к вам в дом… Если бы не крайняя необходимость поговорить с князем…
– И вы знакомы с Сержем? – удивилась княгиня Вера. – Кто бы мог подумать… Воистину, в Москве все друг друга знают! Из каких же вы Сметовых? Из подольских?
– Из волжских. У папеньки имение было под Ярославлем. А с князем я имел честь познакомиться лишь сегодня утром… В доме Варвары Трофимовны.
– Серж, так вы были у Вари? – удивлённо спросила княгиня Вера, повернувшись к сыну. Лицо Сергея окаменело. Андрей быстро, внимательно взглянул на него. Кашлянув, спросил:
– Ваше сиятельство, я не посмел поинтересоваться у вас вчера… Побоялся показаться слишком настырным… Но вы ведь урождённая Иверзнева, не так ли?
– Именно так, – с лёгким удивлением подтвердила княгиня. – А вы разве…
Она не договорила, поражённая мгновенной переменой в госте. С загорелого, резкого лица Андрея слетела вся светская церемонность, он улыбнулся Вере сердечно и тепло, как родному человеку. И, прямо глядя в изумлённые глаза молодой женщины, сказал:
– Я был товарищем по университету вашего брата, Михаила Николаевича Иверзнева. Позвольте мне выразить своё восхищение… Все мы преклонялись перед ним! И это страшная несправедливость – то, как с ним обошлось наше драгоценное правительство!
– Боже, отчего вы не сказали мне этого вчера! – ахнула Вера, протягивая студенту обе руки и улыбаясь. – Для друзей моего брата этот дом открыт и днём и ночью! Идёмте же, какое счастье, что вы пришли! Домна! Федосья! Немедленно ужинать! О, как жаль, что ни Саши, ни Пети нет! Они были бы так рады! И позовите Колю, хватит ему там рыться в книжках!
И, не замечая ошарашенных взглядов Сергея и Аннет, она повлекла гостя в гостиную.
Снег прекратился в сумерках. За окном сгустился синий вечер. Ледяные узоры на стекле искрились, отражая свет старой зелёной лампы, помнившей ещё родителей Веры. Горничная убирала со стола остатки ужина, кухарка внесла самовар. Аннет с ногами забралась в глубокое кресло и смотрела задумчивыми тёмными глазами то на мачеху, то на гостя, не принимая участия в разговоре. Николай, сидящий рядом, не сводил с Андрея полного восхищения взгляда, но вмешаться в беседу тоже не решался. Сергей расположился на диване у дальней стены, целиком пропадая в темноте, и лица его не было видно.
– …ну а в имении с папенькой существовать никакой возможности не было, – не спеша рассказывал Сметов. Было заметно, что он слегка смущён бурным и радостным приёмом Тоневицких. Его привычная развязность испарилась без следа под радостным, тёплым взглядом княгини Веры, которая сидела напротив и внимательно слушала каждое его слово. – Вы ведь, княгиня…