— Товарищ Поливанова, товарищ, просыпайтесь! Распишитесь вот здесь и можете идти. Утром отправитесь в запасной полк.
При неверном свете керосиновой лампы Раиса попыталась прочесть протокол, написанный крупным неровным почерком усталого и не шибко грамотного человека, но глаза слезились от усталости. Написала: “С моих слов записано верно, мною прочитано”.
Наутро, действительно, она отправилась в запасной полк, где ей выдали петлицы, знаки различия — двух змей, шесть треугольничков, уйму всякого полезного имущества, и назвали “товарищ старший сержант”. Раиса попробовала было объяснить, что она — военфельдшер, но документы уже были заполнены.
Глава 6. Тыл Южного фронта. Конец августа 1941 года
После выхода из окружения жизнь Раисы как-то не заладилась. С того дня, как ее направили в запасной полк, уже неделя прошла. Но приходили “купцы”, отбирали людей, а ее не брали либо отказывались, уже вроде бы взяв. “Как порченая невеста!” И оставался Раисе только строевой шаг, устав внутренней службы да так себе кормежка. Народ в полку надолго не задерживался, она так и не успела толком ни с кем познакомиться, даже имена не задерживались в памяти. Самое досадное, что кроме нее, тут не было никого, кто бы хоть какое-то касательство имел к медицине. Валя была, но и ту в первый же день забрали, в какую-то хозяйственную часть, потому что там были лошади. А Раиса считала дни и маялась, что ей вообще не к чему приложить руки. Что же теперь, так до конца войны уставы и учить?
Помог случай. Документами в полковой канцелярии ведала делопроизводитель, старший сержант Парамонова, немолодая уже, строгая и поразительно спокойная женщина. По первости Раиса подумала, что ту попросту ничего, кроме бумажной работы, и не беспокоит. Фронт отсюда далеко, об чем ей тревожиться-то. Но скоро поняла: даже в канцелярии сейчас ни разу ни курорт, работы — ни дня, ни ночи не хватит, а получить разгон от командования ни за что, под горячую руку, можно запросто. Старший сержант держалась за свою канцелярию как за якорь, пряталась в работе как в блиндаже, от всего — от сводок с фронта, одна другой тяжелее, от сурового начальства. Она все и всегда знала, а к порядку в документах не смог бы придраться никакой самый строгий проверяющий.
Но благодарностей за свой труд старший сержант не нажила, а заработала только головную боль, с чем и пришла к Раисе. Все дело оказалось в высоком давлении, бессоннице и чудовищно нервной работе. Такое никому здоровья не прибавит.
— К врачу бы с этим… — заметила Раиса аккуратно.
— Да что врач? Он говорит, нету, мол, надежных средств. Мне еще до войны так твердили, мол, гуляйте больше, нервы берегите. Побережешь их теперь, как же!
Надежных средств и вправду не было, это Раиса помнила совершенно точно. Снижение давления — только через психику… Но пришел на ум старый способ смягчить симптомы, его называли фельдшерским.
— Ты, Вера Афанасьевна можешь себе ведро горячей воды как-нибудь устроить? Чтобы ноги в воду до икр. Кровь от головы отольет, легче станет.
Средство помогло и случайная пациентка сразу прониклась к Раисе уважением.
— Правильно дед говорил: “Фершал — всему голова! Врач — он по книжкам, то не может, это не умеет, а фершал хоть что-то, да сделает!”
Раисе сделалось немного обидно за врачей, но что возразить, она с ходу не придумала. Справившись с головной болью, сержант повеселела и даже стала выглядеть моложе. И оказалось, что она всего-то на пять лет старше Раисы. Понемногу разговорились, познакомились. Узнали, что могу друг дружку землячками звать, Парамонова из-под Калуги родом, от Брянска не так уж далеко.
— Это ты, значит, при поступлении требовала, чтоб тебе “кубарей” насыпали? Вот теперь верю, что ты не сержант, а военфельдшер. А что ты тут уже неделю-то сидишь?
— Не берут. Как порченая, честное слово! Самой уж надоело в тылу околачиваться!
— Это, понимаешь, общая беда, — объяснила новая знакомая. — Окруженцев сейчас все чураются. Да не ершись ты! Я-то тебе верю, так ведь я не командир. Так, младший начсостав, всего оружия — одна чернильница. У тебя родня-то есть какая?
— Брат, еще в Финскую воевал. Сейчас призвали, а где воюет — не знаю, — Раиса вздохнула. — А ты?
— Вдовая я теперь. Скоро месяц будет. Финскую без царапины прошел, с Красной Звездой вернулся, через год капитана получил… Детей к бабушке под Горький отправили, и то хорошо… Эх, Раиса Иванна, сироты мы с тобой неприкаянные. Нет хуже долюшки на войне, чем бабья. Ну, ты меня выручила, я тебе помогу как умею. С “кубиками”, ясное дело, не подсоблю. А вот назначение устроить попробую. Найду, где фронт покрепче, чтоб снова тебе в такой переплет не угодить, да сделаю.
И впрямь, уже на следующий день после обеда Раиса получила предписание — следовать в 19-й медико-санитарный батальон. Ей вручили документы, выдали паек на дорогу, выписали литер на поезд и велели отправляться.
Насколько крепок был фронт на том направлении, куда ей предстояло прибыть, Раиса сказать не могла. Но уже через день пути не нашла бы для нового места назначения иных слов, чем «к черту на рога». Добираться на эти самые рога приходилось на попутках, по сухой и душной степи — в поезд, как оказалось, можно было попасть разве что по полковничьему литеру, да и шли они, как выразился начальник станции, “обиняками”. К прыжкам через борт по команде «воздух!» она успела привыкнуть. Хотя пока везло, прыгать пришлось всего дважды.
На вторые сутки застряла намертво. Машины, как сговорившись, перестали останавливаться. К полудню Раисе окончательно надоело глотать пыль на обочине, и она сошла с дороги передохнуть. Вблизи протекала речка и она решила воспользоваться случаем, хоть воды вскипятить. Вчера удалось пообедать на продпункте, и сухпаек лежал в вещмешке нетронутым. Можно было хоть кашу-концентрат сварить, дело к обеду, есть хочется, а добираться еще неблизко.
У речки дышалось легче, и Раиса приободрилась. Развела костерок внизу, у самой воды, прямо на каменистой отмели. Закипала вода в котелке, в небе, несмотря на ясную, самую летную погоду, было пока и тихо, и чисто.
Раиса сидела у берега, с удовольствием стащив сапоги. Она никак не могла к ним привыкнуть! На ноги поглядеть страшно, какие стали. Ладно, хоть портянки научилась мотать, чтобы не приходилось постоянно перематывать.
— Хлеб да соль! — окликнули сверху.
Раиса обернулась: над краем берега стояла веселая румяная деваха лет двадцати, курносая и круглолицая. Форменный синий берет сидел на ее кудряшках настолько набекрень, что казалось, держался только на левом ухе. По званию курносая, как приглядевшись поняла Раиса, была сержантом. Род войск только какой-то незнакомый, то есть, не авиация да не медицина.
Разговорились. Курносая оказалась связисткой, тоже добиралась на перекладных до какой-то части, которую должна была найти в соседней деревне, но та успела сняться. Раиса поделилась обедом, девушка добавила к нехитрой снеди хлеб и пучок зеленого лука, которым угостили в деревне. Перекусили.
Раисе нравилось, что Полина, так звали новую знакомую, беседует по-простому, безо всяких званий, прямо как в мирное время.
— Что-то дорога не заладилась с утра, — пожаловалась она Полине. — Не берет никто.
Та округлила и без того большие глаза:
— Ой, да ты как первый день замужем! Сейчас поймаем, учись!
И когда они вновь выбрались к дороге, Полина пошла ловить машину, на все пуговицы распахнув ворот, одной рукой поддернув подол выше всяких приличий, а другой — приподняв и без того немаленькую грудь. Раиса только охнула от такой непосредственности. Но уже вторая машина, новехонький “ГАЗик”, тормознула у обочины. Полина вскочила на подножку, о чем-то переговорила с водителем, и махнула Раисе рукой. Та подошла. Попутчица наклонилась и прошептала: «Не хочешь как я, за банку тушенки согласен!»
Раиса молча развязала вещмешок. Полина только пожала плечами. Всю дорогу она болтала с водителем, парнем лет двадцати и аж целым старшим сержантом. Попросила папиросу и затянулась, как привычный курильщик. Раиса в разговор не вступала. Дело не в том, что таким манером расплачиваться за дорогу казалось диким. Девиц, подобных Полине, она и до войны перевидала немало. Да и водитель, что с него взять, кому война, кому мать родна! Брать попутчиков не положено, если уж по уставу! Хотя ведь подвозили ее до сих пор, и никто лишнего не позволял. Один, правда, был, который уж очень интересовался пассажиркой. Кончилось дело тем, что Раиса разбила ему нос.
У очередного поворота расстались. Раиса оглянулась на свернувшую к обочине машину и зашагала прочь.
Кажется, они с Полиной обе считали друг друга недалекими дурищами. Взгляд, брошенный курносой на банку тушенки, был очень выразительным! Ну да ничего, водитель с ней, глядишь, и поделится. Пусть считает Раису дурой! Ей тоже нашлось бы что сказать. Таких красавиц в любой женской консультации сыщется! А самая умная дуреха лежит в хирургии с сепсисом и уже безнадежна после губительных рук какой-нибудь бабки. Видали таких, знаем… Игла, спица, веретено и прочий “ансамбль народных инструментов”!
Когда у обочины притормозила полуторка, Раиса на всякий случай попросилась в кузов, а не в кабину. Дескать, ноги бы вытянуть. Водитель пустил, она устроилась на каких-то ящиках и уснула почти сразу же, настолько устала за день от жары и непривычно долгой ходьбы. Проснулась от того, что водитель тряс за плечо. Раиса поняла, что машина стоит, а над головой уже сгущаются сумерки.
— Приехали, товарищ старший сержант, — водитель, пожилой, совершенно лысый старшина, усмехнулся, глядя, как она пытается разогнуть сведенную спину. — В город не могу с вами, начальство близко, увидит — душу вынет. Что, хорошо ли вам спалось?
— Да ничего так, — не уловив в его голосе насмешки, ответила Раиса. — Жестковато, но я уже привыкла.
— И то верно, жестковато. Ну, груз такой, деликатный, — водитель улыбался от уха до уха, и Раиса решила присмотреться, на чем же таком она спала. Оказалось — на ящиках с минами! Впрочем, в такой дороге, она бы и посреди минного поля уснула.