Занятия шли обычным чередом. Раиса тихонько наблюдала за новым пополнением, решив поглядеть, на что Лыкова в деле способна. Ойкать да глазами хлопать, дело нехитрое. Бессонница, ты скажи на милость! Вот сейчас пробежишься с полной выкладкой, будешь спать, как младенец. Но сержант оказалась покрепче остальных девчат, давались ей занятия легче, да и в армии она ясно, подольше их. И сама старалась, и остальных подбадривала, шутила даже. Первое, что сделала, когда скомандовали “Привал!”, вытащила зеркальце и помаду. На носовой платок воды из фляжки плеснула, обтерла запыленное лицо и губы подкрасила. На недоуменный взгляд кого-то из девчат только вздернула нос, и без того курносый:
— Что же, раз война, то замухрышкой ходить, что ли?
Это Раисе понравилось. Хорошо, когда человек за собой следит даже в чистом поле. Бойкая девчонка, видная, вроде неглупая и не зазнайка. Ну, строит глазки, старшине, засмущала начхоза так, что он чуть не прячется. В двадцать лет простительно. Вряд ли эта в самоволку побежит, а побежит — так поймаем.
Выдохся под вечер личный состав основательно, и Раиса понадеялась, что на сей раз можно спать спокойно, никого на свидание не потянет. Да и ребят из соседней части командир, видимо тоже почуяв, куда личный состав равнение держит, загонял до седьмого пота. Видела Раиса, как пылил вечером взвод по степной дороге в свое расположение. Вот и порядок, стало быть напрасно беспокоится товарищ профессор!
Устроилась она, тем не менее, опять поперек выхода, и задремывала уже, когда поймала краем уха разговор, ну совсем не девичий. Подслушивать специально, ясное дело не думала, но не глухой же родилась!
— Знала б я, что он такое занятие проведет, с тобой бы поменялась! Чтоб он на мне показывал. Да после отбоя пошла бы еще с просьбой о дополнительном занятии. В учебнике написано, пульс можно мноооого где прощупать… И на щиколотке, и под коленкой, и еще повыше, — знакомый голос над ухом аж в мурлыканье перешел, ну чисто довольная кошка, и стал еле слышен. — Глядишь, после таких занятий и в звании повысят…
Ах ты ж здрасьте вам! Сержант Лыкова! Вот пришла беда, откуда не ждали. Внезапно совсем по-другому стало выглядеть и кокетство, и бойкость.
— Дура ты, Зинка! — не выдержала Лыковская соседка. — А еще комсомолка! И слушать тебя не хочу. А уж командир наш, он же в отцы тебе годится…
— Сама дура, — Лыкова только фыркнула по-кошачьи. — Да хоть в прадеды. Лучше пусть он по моему передку елозит, чем я по батальонному. Небось, насквозь не прострелит… Ну да ладно, все одно, поперек тети Раи я не полезу. Но кормилица-то со мной, не здесь — так в другом месте ей зацеплюсь.
Смысл сказанного до Раисы дошел не сразу. Но когда дошел — лицо как кипятком окатило. Соседка что-то зашептала в ответ возмущенное, но этого Раиса уже не услышала, потому что Лыкова громко зевнула и сама разговор оборвала:
— Ладно, нечего крыльями хлопать. Спать давай. А то разбудишь лихо, — под «лихом» понималась не иначе как Раиса.
А у Раисы весь сон прошел. Ах ты ж… шлындра! Первое что обожгло — обида. До сердца обидно сплетницам на язык попадать. Дома ей таким манером бабий телеграф приписал роман с молодым хирургом, которого назначили в Белые Берега сразу после института. Какая-то курица увидала, как Раиса его обнимает, и замолола мельница… А кому еще было парню выговориться, когда у него в первое самостоятельное ночное дежурство «exitus на столе» приключился? Это и опытному врачу хуже нет, а уж молодой себя и только себя будет виноватить.
Так и тут… То, что Раиса и Алексей Петрович знакомы давно, это сразу видно. Но про остальное — грех клепать. Чего нет, того нет. Но разве Лыковой-то объяснишь? И главное, такой болтовней она и в самом деле девчонок с панталыку собьет, вот что худо! Одна сейчас рассердилась, усовестить пробовала. А какая поглупее, глядишь и уши развесит. И пойдут тогда вместо боевой учебы — эксцессы. И научатся девчонки не санитарному делу — а этой … бррр… “кормилицей цепляться”…
Вмешиваться и устраивать Лыковой трепку прямо сейчас Раиса не стала. Но дала себе слово разобраться с этим делом раз и навсегда в ближайшие же сутки.
Следующим днем снова были занятия по стрельбе. Лыкова отстрелялась неплохо — и рука твердая, и зрением природа не обидела. Торопилась малость, но норму выбила, ругать не за что. Но на первом же привале пошел опять в компании прибившихся к ней девчонок, для которых двадцатилетняя деваха, ой какой авторитет, шепоток да хиханьки. Как поняла Раиса, на сей раз перемывали кости тому самому начхозу, молодому и по возрасту очень резвому старшине. Тот недавно заработал по служебной линии хороший такой нагоняй от Алексея Петровича. За что, бог весть. Распекал его командир с глазу на глаз, но старшина до вечера ходил весь красный, наглядно показывая, что не одного рака горе красит.
И на словах «на старшине далеко не уедешь, но коли нравится — дарю», Раиса не выдержала. В два шага оказалась рядом:
— Товарищ сержант, на пару слов.
И уже на ходу поняла, что копирует манеру командира. Да и ладно, плохому от кадрового не научишься!
Отошли. Раиса всматривалась в лицо Лыковой, пытаясь хоть тень смущения заметить. Но та глядела насмешливо, щурила глаза. Брови аккуратно подведены карандашом, губы подкрасить опять успела. Что же за порча живет в человеке? Сообразительная ведь девка, старательная. А на тебе…
— Что случилось, товарищ Поливанова? — Лыкова улыбнулась, хотя и почуяла, что дело пахнет разносом. “Хорохорится, перед девчатами осанку выдерживает, — поняла Раиса. — Вот только куда такая девчат-то заведет?”
— Значит так, Лыкова, — начала она строго, стараясь говорить негромко, не дело, чтобы остальные слышали. Разнос, его и в мирное время устраивать лучше с глазу на глаз, а хвалить при всех, — Я тебя караулить не буду. Но если вздумаешь дальше девчатам своей болтовней головы морочить… Крапива здесь не растет, но хворостину я про тебя найду! Они зеленые, молодые, не тебе, шлындре чета! Не дай бог еще раз услышу! Я тебя до самого Севастополя буду хворостиной гнать, и никакой трибунал не осудит!
Лыкова вспыхнула, скорее от досады, чем от стыда. Верно, впрямь, бесстыжие глаза и дым не ест. Но улыбаться не перестала.
— Да будет вам, Раиса Иванна, — мурлыкнула она прежним своим голоском. — Что они, сами всего не узнают-то? Чай, не в монастыре. Да и напрасно вы беспокоитесь. Вы на эту табуреточку первая забрались, вам и карты в руки. Ну, то бишь, “шпалы”. И все остальное, от довольствия до удовольствия.
Зря Лыкова про “шпалы” да довольствие помянула, ой зря! Все-таки, не достало ума сообразить, что не надо сейчас Раису злить. Впрочем, такого командного голоса та сама от себя не ожидала.
— Сержант Лыкова, как себя ведете со старшим по званию?! Вы здесь не на голом пляже, а в Красной Армии! Забыли?! Могу напомнить! Настоишься в карауле, враз дурь из головы выскочит! — от гнева Раиса сбилась, назвав ее на “ты”, тут же поправила себя и припечатала неведомо откуда всплывшим, чуть ли не старорежимным, — Потрудитесь вести себя соответственно. Вопросы есть? Нет? Кругом марш! — вот тут улыбка у сержанта сбежала как и не было. Подобралась Лыкова, откозыряла и сгинула.
Обернувшись, Раиса поняла, что на них смотрит в тридцать пар глаз весь личный состав: “Команды на общий сбор не было! Разойдись”.
Оставшись одна, Раиса переобулась, наново намотала портянки, затем долго и старательно оттирала сапоги пучком травы от серой степной пыли. Не дело девчатам видеть, что она от злости чуть не дымится. Распатронила Лыкову и хватит о том. Держи лицо, старший сержант, и так расшумелась как на базаре. Скверно!
А в душе все кипело: "Отправить бы ее отсюда к чертовой матери! Какой с нее здесь прок? Пускай в штабе сидит, бумажками занимается! Найдет, за кого… зацепиться". Раисе аж плюнуть захотелось, до того разбирала ее злость. Носит же земля таких! Даже та связистка, "натурой" расплатившаяся с подвезшим ее водителем не вызывала такого отвращения.
В тот день физподготовки им выпало от души. Девчата положенный марш отшагали сравнительно бодро, Мухина, и та втянулась и от подруг почти не отставала. А вот Раиса выдохлась, как сама от себя не ждала. К вечеру тяжко ломило колени, ноги не хотели гнуться, будто ей не тридцать лет, а все шестьдесят. “Какая же ты тетя? — корила себя Раиса, — Бабушка ты, как есть. Только клюку взять осталось”. Утешало то, что вспыхнувшая злость перегорела в усталость и про сержанта эту непутевую, которую Раиса прозвала про себя Горе Лыковое, уже не думалось. Уснули в ту ночь без шепотков и девичьих разговоров, повалились все.
Разнос, что Раиса устроила Лыковой, до командования не мог не дойти. Скорее всего, Алексей Петрович в первый же вечер все знал, но вызвал он Раису только через два дня, с утра, после завтрака. А все это время два сержанта делали вид, что друг для друга не существуют, общались строго в рамках устава.
— Товарищ Поливанова, а что вы с Лыковой не поделили? Она на вас уж второй день так смотрит, будто вы ей ногу отдавили. За что отчитывали? Почему мне не доложили?
— Не доложила, виновата. За аморалку я ей всыпала. Эта краса ищет, где бы ей благодаря… — Раиса запнулась, — натуре своей женской хорошо устроиться. И личный состав тому же учит. Одна такая весь отряд разложить может.
— И начать разведку боем сержант Лыкова решила с меня, о чем поспешила уведомить остальной состав?
“А тут есть к кому еще клинья подбивать? — хотела сказать Раиса. — Мужского пола вы, начхоз да повар”. Но вслух ответила, конечно, совсем другое, и коротко, потому что пересказывать то, что услышала после отбоя, не хотелось настолько, что проще язык себе откусить, чем вслух повторить лыковские слова:
— Именно так.
— И девочек уже жизни учить начала?
— Вот за это и получила.
— Ясно, — вздохнул командир. — Вот и эксцессы! У нас на выходе должен быть личный состав санитарной службы, а не походно-полевой бордель на конной тяге. А времени на все — чуть больше недели осталось. Ну, что ж. С обидами ее она пусть сама разбирается, а дальше