— Пьяницы спились, буйные разбежались, больные поумирали, а вот из задающих неудобные вопросы и выросла русская хирургия. Так и на курсы едут нередко те, кому у себя заняться нечем, или те, кто хочет за казенный счет по столице погулять. Ну, и те, — Алексей Петрович посмотрел на Раису очень внимательно и улыбнулся, — кто настолько любопытен, что им в районной больнице тесно!
“Как же легко она краснеет, — думал он, — Мало хвалят, к этому она точно не привыкла, начальство строгое, в больнице график тяжелый. Да и слишком любопытных у нас часто не очень-то любят. Хотя ради таких и преподаем. Уже не девочка, а глаза как у подростка. Сколько ни расскажи, все мало!”
Что же — старая Москва перед ними. Ради таких удивленно-восторженных глаз можно ходить хоть до сумерек. Все прошлое, все утекло. А эта прогулка, пожалуй, стоит всей лекции. Нет, не одна она старается. Эта группа подобралась особенно хорошая. Но такого искреннего интереса, пожалуй, больше ни у кого не заметил. Ну вот, она уже улыбается.
От Крымского моста свернули на старинную неширокую улицу, где над окнами домов сонно смотрели вниз львиные морды.
— Вот уголок старой Москвы, сохранился. Жила здесь некогда знать, московское дворянство, купцы. Но не только они. В этом доме, например, жил Денис Давыдов.
— Тот самый? Партизан?
— Именно так. По нашим улицам можно учить историю. Посмотрите, начали мы с вами от петровских реформ, прошли два квартала — и вот перед нами 1812 год. Некоторые здешние дома помнят тот пожар Москвы. Дом Давыдова, например, его пережил.
— Вы, наверное, каждую улицу тут знаете?
— Представьте себе нет, Раиса Ивановна. В Москве я такой же гость, как и вы. Хотя я здесь родился, но не был больше двадцати лет. Только сейчас вернулся. Город переменился необычайно, в первый день, признаться, я даже заблудился.
— Настолько сильно изменилась?
— Да. Уезжал я из одной Москвы, а приехал в совершенно другую. Сейчас она похожа на старый дом после пожара с потопом одновременно, а потом еще капитального ремонта и генеральной уборки. От того, что снесли стену Китай-города, ее остатки мы с вами еще увидим, мне до сих пор грустно, как и любому старожилу. Но чистоту и широкие улицы не могу не приветствовать.
Впрочем, Остоженка, куда они свернули, так и осталась узкой и тихой. Если уж показывать старую Москву, то именно здесь. И душа не так болит, улица-то почти прежняя, с детства памятная, хотя он никак не может привыкнуть называть ее Метростроевской. Цел еще фонарь над дверью писчебумажного магазина с уютным названием “Привет”, хотя самого магазина давно уже нет. Живы переулки и закатное солнце играет на стенах домов и балконных решетках. Все так же глядит с угловой башенки дома на перекрестке, из-под самой крыши, лепная диковинная птица. Как и сорок лет назад глядит. На улицу, на них. А рядом через квартал — чудовищный круглый котлован, похожий на вулканический кратер. При виде него даже у малость привыкшей к московским стройкам Раисы округлились глаза.
— Что же здесь строят?
— Дворец Советов. Читали, наверное?
— Да. Какой огромный будет!
— Верно, — ее спутник от чего-то вздохнул расстроенно.
«Всё поменялось. Да, без сомнения, будет нечто монументальное. Но стоила ли эта стройка того, чтобы ради нее уничтожать памятник героям Отечественной войны 1812 года? Спросить не с кого. Когда вернулся, все уже взорвали. Хотя бы взрыва не застал».
И острых шпилей Воскресенской церкви тоже нет. Там, где стояла она, шумят молодые липы в новом сквере. По этим шпилям он искал когда-то знакомые дома, бредя по непоправимо изменившейся Москве как слепой. Остоженка, Пречистенка — все поменяли свой лик и имена, потерялись старые адреса. Многое, многое в городе уже последние лет пятьдесят ждало, когда его снесут, но так тотально перестраивать — нужно ли? Верно, этим вопросом задавались многие старожилы. Неужели так высока плата за то, что Москва вновь стала столицей?
Его новой знакомой можно в чем-то позавидовать. Для нее Москва — чудеснейшая книга, открытая впервые, она читает ее с самого начала, жадно перелистывая одну страницу за другой. И глаза горят от ощущения новизны и радости познания. Как не у всяких двадцатилетних, честное слово!
Брянск — город маленький. Проездом он в нем был. Показалось: железная дорога огромна, а вот сам город — похож на множество других небольших российских городов, в которые только с революцией вдохнули новую жизнь. Ему еще предстоит расти.
А человек из этой новой жизни смотрит сейчас на древнюю столицу восторженным взглядом первооткрывателя. Для Раисы Москва навсегда останется в памяти вот такой. Не будем же разочаровывать хорошего человека.
— Пойдемте на набережную. Это лучшее место, откуда можно любоваться городом. И не жарко, с реки прохладой веет. Вот еще одно чудо нашего столетия — в Москва-реке можно удить рыбу и купаться, не боясь окраситься во все цвета радуги. В моей юности по берегам каких только фабрик ни стояло, и каждая, не чинясь, лила в воду что-то свое. А теперь — сами взгляните. И вода чистая, и берега Яузы в граните, а ведь эту реку московские газеты некогда называли “язвой на теле города”. Что самое грустное — совершенно справедливо.
Даже Хитровку, и ту одолели — а это было место скверное, воровское. Настоящий город в городе, где постороннему человеку и днем появляться опасно. Но извели бандитов, расчистили грязные дворы, разбили сквер, построили школу…
— Так и надо. А вы где жи… — черт, Раиса, думай, а потом языком мели! — … вете?
В мыслях она ругала себя ругательски за этот вопрос, который чуть не получился невежливым. Если Алексей Петрович из тех семей, где на высшее образование одному из детей отдавали последнее — то тут, в старой Москве, жили его классовые враги. А если он сам из этих мест — то где-то здесь дом, в котором осталось его детство…
— Далеко, на окраине. Даже не скажешь, это еще Москва или уже Подмосковье. Дома комсостава, совсем недавно построены. Не такая причудливая архитектура, но просторно и уютно.
“Не заметил?..” — она осторожно взглянула на собеседника. Вроде нет. Улыбается. Но как-то печально. Не то здесь жили люди, смотревшие на него свысока, не то … Да не будем гадать! Прогулка вышла — лучше всякой лекции. Удивительный человек, кажется, знает решительно все. Везет же его студентам! Раиса от всей души им по-хорошему завидует.
— У любого города, любой страны есть свое лицо. Москва его существенно поменяла. Сейчас оно выглядит почти юным. Столица теперь как молодая девушка со старинной бабушкиной брошью на груди. А уж что понимать под этой брошью, решайте сами — в Кремле вы побывали.
— А Финляндия? — спросила Раиса, радуясь, что разговор ушел от неловкого вопроса. — Вы ведь совсем недавно оттуда. Какая она?
— Как там у Тэффи? "Вся эта полоса России пахнет собакой, крашенной под енота". Финляндия выглядит, как операционный блок из стерильных простыней, а пахнет эфиром. На самом деле — очень красивые места, строгая такая красота, холодная. Цвета неяркие. Воздух в сосновых лесах изумительный. Но смотреть приходилось на бегу.
Вечерело. “Пора по домам, — сказал Алексей Петрович, — Уже смеркается, а надо еще подготовиться к завтрашним лекциям. И вам, и мне”.
Они спустились в метро. Раиса с осторожностью ступила на эскалатор и чуть не потеряла равновесие от удивления — навстречу им по соседней лестнице плыла вверх обнимающаяся парочка. Молодой человек стоял спиной по ходу движения, бережно поддерживая подругу за талию.
— Ой, а они не упадут?
— Нет, конечно! Это же московские студенты, они каждый день в метро, причем по утрам — запросто не просыпаясь едут. Когда перила становятся горизонтальными, это можно рукой почувствовать, и как раз успеть обернуться. А вы так осторожно заходите, сразу видно — недавно в Москве. Но вам тут еще почти три недели, научитесь. Это не анатомия, это гораздо проще!
Следующие недели Раисе стало не до прогулок. Дни проходили строго между институтом, библиотекой и общежитием, куда она возвращалась уже в сумерках. Не дающий лишней минуты промедлить, ход жизни большого города стал привычен. В нем вовсе не было, как казалось поначалу, лишней суеты и пустой спешки, в нем был ритм. Москва жила, повинуясь ходу своих собственных часов, бегущих вдвое быстрее, чем часы любого другого города на земле. Так это теперь виделось.
Раиса научилась спускаться и подниматься по бегущим под ногами ступеням эскалатора, и от мелькающих за окнами вагона сияющих ламп уже не замирало, как в первый раз, сердце. Ни в коем случае, не стала Москва от этого менее хороша, напротив! Вот только изучить ее еще раз так же тщательно, как в первые два дня, уже не было времени.
Единственный раз она снова прошла по центру города, когда искала книжный магазин. Вот тут постигло разочарование: на то, чем Раиса наметила пополнить свою собственную библиотеку, тщательно записывая на лекциях заглавия и авторов, не хватило бы никаких денег. Вздохнув, она остановилась на двух книгах, которые в любом случае пригодятся. Добавила к ним новый “Справочник фельдшера”, не бог весть что, такой у нее и дома есть, но здесь все новые адреса больниц, институтов, аптек. Точно лишним не будет.
По пути к метро она вновь шагала по Метростроевской. Теперь Раиса знала, что до революции эта улица звалась Остоженка, и здешние стены помнят пожар Москвы во время нашествия Наполеона. “Вот бы еще раз так пройти!” Но, хотя лекции Алексей Петрович по-прежнему им читал, просить о второй прогулке она не решилась. “Подумает еще, что глазки ему строю! Серьезный человек, командир… Нет, не годится. Вот если бы сам предложил”. Но видимо, и у “товарища профессора” хватало забот.
Три недели пролетели как один день. Казалось, еще вчера вещи укладывала, слушая вздохи подружек, что вот мол, повезло. А теперь — все. Вручили свидетельства о прохождении курсов, торжественно, в актовом зале. Отметили наиболее отличившихся. Грамот, правда, не дали, огран