– Тимур Арсеньевич жив? – дрожащим голосом спросила она. Поколебавшись, я отрицательно покачал головой. Машка всхлипнула, но собралась с силами и слезам пролиться не дала.
– Он погиб из-за меня? Хлопотун снова промахнулся? – пытливо на меня глядя, Машка начала дознание.
Я удивленно округлил глаза.
– Машенция! – деланно весело ответил я. – С чего ты взяла? Разве ты забыла, что быть состоятельным человеком в России – это очень опасная профессия. Боюсь, старик с его чересчур принципиальным и въедливым характером наступил кому-то очень серьезному на мозоль. И тот решил с ним посчитаться. Мне теперь, как первому заместителю, придется крепко поработать над его бумагами, чтобы понять, что он учудил, и не затронет ли это интересы фирмы и меня лично.
– Ты в этом уверен? – с надеждой спросила Машка. – Уверен, что целились не в меня?
Точного ответа у меня не было, и полностью разубеждать ее я бы не рискнул.
– Маш! Если хочешь услышать честный ответ, – подумав, проговорил я, – то знай, что на Библии я клясться не стал бы. Прикинем вместе. Выглядит чересчур фантастично, чтобы при покушении на дорогую и замечательную Машу Пономаренко, которая пока (только пока!) мало известна широкой публике, погибла бы другая примечательная в финансовом мире личность. Всякое, не скрою, бывает, но я бы держал пари за заказной характер убийства самого Тимура. И, как скажут менты и журналисты, будут разрабатываться различные версии, то есть личная неприязнь, профессиональная деятельность, криминальные разборки.
Машка начинала успокаиваться.
– И вообще, Машенция, приготовься к тому, что менты скорее всего возьмут за одно место не кого-нибудь, а меня. И больно возьмут.
– А тебя-то за что? Ты здесь причем? – в ответ удивилась Маша.
Я усмехнулся.
– Притом, подружка. Меня легко сделать главным подозреваемым. Во-первых, место директора в случае ухода Тимура должно было достаться мне, а во-вторых, отношения между нами в последнее время были погаными… Ладно, ты посиди здесь, а я пойду предупрежу, что мы уезжаем в больницу.
– В какую больницу? – заупрямилась Машка. – Не поеду. Да и вообще мы, наверно, должны дождаться милиционеров.
– Уже соскучилась по ним? Глядишь, кто из знакомых приедет, – съязвил я. – Тот же Скворцов, к примеру.
Машка надулась.
– Да не дуйся ты, чума! – продолжал я. – Ты ведь беременная и потеряла сознание, да и давление тогда у тебя нашли. Забыла? Так что поедешь как миленькая, обследуешься, а дальше как врачи решат.
Я отошел переговорить с начальником службы охраны, который был в полном ауте от произошедшего. Я сказал, что уезжаю вместе с Машкой, а тот, злой от случившегося и собственного бессилия, дыша на меня парами коньяка, вдруг раскипятился и стал возражать, напомнив про мой гражданский долг. А я демагогию не люблю, потому что сам в ней мастак, а из долгов признаю только два, супружеский и карточный. В общем, я тоже завелся и послал его как раз в то самое место, которым один из этих долгов и исполняют.
– Слушай, Назар (его фамилия Назаров)! – предварительно грубо выругавшись, сказал я. – Ты мне мозги тут не компостируй и начальника штаба не изображай. Моя Машка беременна и упала в обморок. И ее должен осмотреть врач. А менты, поверь мне, знают, как меня найти, если понадобится. Ты за них не боись.
И мы уехали на зависть остальным, которых Назаров убедил не расходиться и дождаться милиции.
В больнице у Машки, к счастью, ничего не нашли. Давление было в норме. Ее по моему настоянию осмотрел гинеколог и сказал, что с беременностью тоже все в порядке. Как выразился, уже расставаясь с нами, врач, с Машей произошел вазовагальный обморок. На нервной почве то есть, говоря по-русски.
Мы благополучно вернулись домой. Было уже довольно поздно. Машка чувствовала себя вполне сносно и собралась ложиться спать. Внезапно зазвонил телефон. Мы испуганно на него посмотрели. Но звонили менты и вежливо-настоятельно предложили мне и Маше завтра явиться для дачи показаний.
Напротив меня сидело «лицо кавказской национальности». Оно представилось майором Пинхадзе. Интересно, его самого менты останавливают для проверки документов?..
Как выяснилось, он продуктивно провел короткое время, прошедшее с момента преступления. И очень настойчиво, подтверждая мои тайные опасения, расспрашивал о моих взаимоотношениях с боссом. Впрочем, его информированность меня не так уж и удивляла. Ему хорошо помогли «доброжелатели», которых, как я полагаю, у меня в фирме не могло не быть. Кто-то радостно стуканул, что я претендент на место босса и что между нами пробежала кошка.
Я ничего скрывать не пытался и честно подтвердил, что ждал, когда босс выйдет на пенсию, потому что по согласованию с ним же самим должен занять его место. Что, вероятно, сейчас и произойдет. Да, отвечал я, у меня в последнее время испортились с ним отношения из-за несогласия по поводу одной сделки. И рассказал историю про «Сибирские дороги». Нет, заявил я, убивать я его не собирался и искренне сожалею о случившемся. Но не скрою, что, как и все нормальные люди, иногда хотел, чтобы Тимур провалился ко всем чертям. Я подписал протокол и вышел. Я не понял, поверил ли мне майор или нет. Но у меня создалось впечатление, что ему сильно хотелось защелкнуть на моих руках наручники.
В коридоре меня ждала Машка. Теперь наступила ее очередь. На мое удивление, она, которая в этом деле вообще была с боку припеку, задерживалась. Я даже пожалел, что не взял с собой что-нибудь почитать. Наконец, дверь распахнулась, но вместо Машки снова вылез Пинхадзе.
– Родион Николаевич! – обратился он ко мне. – Зайдите, пожалуйста.
Я вошел и озабоченно глянул на Машку. Я боялся, что беседа с майором выбила ее из колеи, но она вполне спокойно сидела на стуле, который недавно занимал я.
– Родион Николаевич! – с нотой укоризны спросил Пинхадзе. – Что же вы ничего нам не рассказали про то, что вашу девушку преследуют и что заведено уголовное дело? Я бы еще раньше успел связаться со Скворцовым.
Я пожал плечами.
– Я, Отар Георгиевич, лишь отвечал на ваши вопросы. Хотя, не скрою, мне приходила в голову мысль, что смерть Тимура могла быть и случайностью. Но счел, что это маловероятно. Вы должны понять меня правильно. Вы ведь, намеренно или нет, откровенно мне продемонстрировали, что я нахожусь на подозрении. А если это так, то как бы вы отреагировали на рассказ о маньяке-убийце?
Пинхадзе легонько усмехнулся, но мне этого было достаточно.
– Вот-вот. Вы бы решили, что я пытаюсь увести следствие в сторону. Кроме того, я и сейчас, несмотря на то, что являюсь подозреваемым, предпочитаю считать, что целью убийцы был Тимур, а не Маша.
Я прокашлялся.
– Впрочем, возможно, мы скоро сможем узнать точный ответ, – продолжил я. – Хлопотун, если это его рук дело, не исключено, что позвонит. А кроме того, я надеюсь, что у вас есть пуля убийцы, которую можно сравнить с той, которая чуть не попала в Машу.
Машка при этих словах вздрогнула.
Пинхадзе нас, наконец, отпустил, и я заметил, что его изначальное предубеждение против меня поколебалось.
Понятно, что хуже всего в этой истории приходилось Машке. Я пытался представить себе и не мог, как чувствует себя человек, на которого охотятся. Единственное, что я понимал отчетливо, было то, что, окажись я в подобной ситуации, то умер бы от страха. Но Машка, как ни странно, внешне сохраняла спокойствие. А может, это были уже безразличие и апатия человека, понявшего, что смерть неизбежна. Я и так, и сяк пытался ее успокоить, но у меня получалось плохо.
А вечером раздался новый звонок. Машка не сделала никакого движения, чтобы поднять трубку. Это сделал я, надеясь, что звонит Скворцов или вообще кто-нибудь из другой, нормальной жизни.
– Алло! – выжидательно произнес я.
– В следующий раз точно не промахнусь, – раздался в ответ знакомый скрежещущий голос.
Я положил трубку. К счастью, я стоял спиной к Машке, и это дало мне возможность сделать нейтральное лицо и придумать, что наврать. Но оригинальностью я не отличился.
Я повернулся и с глупой улыбкой проговорил:
– Ложная тревога. Ошиблись номером.
– Ну и слава богу, – спокойно отреагировала Маша, внимательно глядя мне в глаза. Потом она вытащила свой мобильник и набрала какой-то номер.
– Куда ты звонишь?
– Да так, пустяки. Не обращай внимание. Надо же себя чем-то занять, – так же невозмутимо ответила она.
Я немного расслабился. Кажется, пронесло. Ведь и правда, незачем ей знать про этот звонок и снова нервничать, лучше от этого все равно не станет.
– Олег Андреевич! – услышал я ее голос и мгновенно встрепенулся. – Нам только что звонил Хлопотун, – сказала Машка.
Черт побери, подумал я, она ведь меня снова провела. А Маша в этот момент внимательно выслушивала ответ Скворцова.
– Так вы успели записать этот разговор? – спросила она. – И дело перешло от Пинхадзе к вам? Нет?
Я чувствовал себя полным идиотом.
– А, понимаю, – продолжала Маша. – Я уверена, что вы сделаете все, как надо. Спасибо.
Машка бросила мобильник на стол. Я сидел, притихнув, а она осуждающе на меня смотрела.
– Родик! Не надо больше мне врать. Сильнее меня уже не испугаешь. А я должна знать правду.
Я виновато опустил голову.
– Хорошо, – сказал я. – Ты будешь знать столько же, сколько и я. Просто мне не хотелось чувствовать, что я тебя добиваю.
Машка ласково провела ладонью по моей голове.
– Я догадалась, что ты хотел сделать, как лучше.
А у меня вдруг возникла мысль…
– Ты знаешь, – начал я, – я тут подумал и решил, что цель Хлопотуна, может, совсем не в том, чтобы тебя убить.
Машка с удивлением на меня посмотрела.
– Да-да, – с еще большей уверенностью продолжал я. – Давай рассмотрим все по-другому. Опираясь на голые факты. Мы имеем дело с человеком, у которого патологически перевернуто мышление. И человеческая жизнь для него вряд ли что-то значит. Это факт номер один. Факт номе