— Узнали что-нибудь про мальчика? Этот человек сказал, где он?
— Еще нет. Но скажет.
Эртла взяла паузу, чтобы проконсультироваться с юристом и начальством насчет того, как в данных обстоятельствах эффективнее организовать арест. Ее план состоял в том, чтобы использовать разрешенные шесть часов до последней секунды, после чего выпустить Артнара, позволить ему глоток свежего воздуха — и арестовать прямо на ступеньках. При таком варианте они могли бы получить ордер на обыск жилья и провести его прежде, чем тот вернется домой и уничтожит улики. В том, что подобная тактика получит одобрение юристов, Хюльдар сомневался, но был уверен, что высшее начальство поддержит Эртлу.
— Есть надежда, что он еще жив?
Хюльдар помрачнел.
— Очень слабая. Если повезет, то при обыске в доме найдется что-нибудь, что приведет нас к мальчику. Если Артнар не сознается по собственной воле.
Фрейя кивнула и начала оглядываться, с явным намерением отыскать малейший повод чтобы он наконец отстал.
— О’кей. Что ж, удачи. Надеюсь, сработает. Иногда даже невероятное случается.
— Да. — Еще минута, и она уйдет. Может быть, он сто лет ее не увидит… — Кстати, о невероятном. Как насчет отметить успешное завершение дела? Ты не занята в ближайшие выходные? Или в следующие? Или как-нибудь на неделе вечерком, если тебя больше устроит? — Шаг был отчаянный, но он сделал бы все, только чтобы подобраться к ней поближе.
Ее лицо не отразило никаких эмоций, но слова четко и ясно расставили всё по местам:
— Я занята. В эти выходные, в следующие, а также во все остальные дни. Всегда.
— Тогда, может, в тот уик-энд, что потом? — Хюльдар грустно улыбнулся, но Фрейя не ответила, только попрощалась, еще раз пожелала удачи и повернулась, чтобы уйти. Но, сделав шаг, остановилась, будто в нерешительности, затем снова повернулась и окинула его оценивающим взглядом.
— Приличная одежда есть?
— Э… да. — Хюльдар подумал, что они могут по-разному понимать значение слова «приличная». Может, она имеет в виду смокинг. — Насколько приличная? Мы о чем говорим?
— Приличная — это приличная. Костюм. Не тот, который ты надевал на конфирмацию, и не то потрепанное старье, что висит в дальнем углу твоего шкафа, и даже не тот, что ты можешь занять у дедушки. Никаких заплат на локтях, никакого твида. И ничего ворсистого или в клеточку.
Хюльдар слушал и кивал. Когда запретный список был исчерпан, он подумал, что, пожалуй, сумеет выполнить заявленные условия.
— Вообще-то в августе сестра замуж выходила, и меня заставили купить костюм по такому случаю. Очень даже приличный. — Он ухмыльнулся. — По крайней мере, в нем нет ничего из твоего списка.
— Тогда можешь пойти со мной в субботу на вечеринку. Я намерена пробыть там ровно час, и ни минутой дольше. После этого уйду домой. — Фрейя как будто с трудом выговаривала слова.
— Согласен.
— И не хочешь спросить, что это за вечеринка такая?
— Нет. Без разницы.
— Ладно. Буду на связи. — Не сказав больше ни слова, она развернулась и ушла.
Пятнадцать минут растянулись сначала на полчаса, потом на час. Встреча с руководством и советником юридического отдела прошла не так быстро, как рассчитывала Эртла.
Было приказано прекратить все игры и немедленно арестовать этого человека. Также ей сообщили, что не будут отправлять запрос в Управление по защите данных на доступ к базе данных deCODE — разрешение предоставлено, скорее всего, не будет, а полиция предстанет в невыгодном свете.
После встречи Эртла только что не плевалась ядом и готова была откусить голову любому, кто осмелится с ней заговорить. Хюльдар тоже получил свою порцию оскорблений, но ему было все равно. Ничто не могло испортить ему настроение теперь, когда удалось, образно выражаясь, вставить ногу в дверь в отношениях с Фрейей. Как и почему это случилось, оставалось загадкой, но разгадывать ее он не собирался.
— Сволочи! — Разговаривала ли Эртла с самой собой или ожидала, что Хюльдар и Гвюдлёйгюр поддержат и разделят мнение о юристе и ее боссах, было неясно. — Тупые сраные ублюдки. Теперь он возьмет себе адвоката, и все затянется. Ну как эти бестолочи не понимают, что дело срочное?! У нас осталось три с половиной часа!
— Знаю. — Хюльдар решил, что лучше согласиться, хотя и понимал позицию парней наверху. В сомнительных случаях, когда неясно, обращаться ли с клиентом как с подозреваемым или как со свидетелем, они склонялись к первому варианту. Таким образом подозреваемый получал все гарантированные законом права, включая право на адвоката. — Мудаки они все.
Эртла подозрительно посмотрела на него — наверное, тон показался ей недостаточно убедительным.
— Готов? — Хюльдар кивнул, и она повернулась к Гвюдлёйгюру: — Ты тоже? — Гвюдлёйгюр тоже кивнул. — Сидеть молча, и чтоб ни слова, если только не решишь, что какая-то деталь из твоего интервью с Бьятнэй может помочь. В таком случае толкни меня или шепни на ухо.
— Ладно.
Из-за двери доносился приглушенный голос Йоуэля, без особого рвения задающего вопрос насчет Эйитля. Увидев босса, он приободрился — ему явно осточертело повторять один и тот же вопрос, — но радость померкла, когда за ее спиной возник Хюльдар. Артнар на передачу эстафеты не отреагировал. Вид у него был ошеломленный и слегка отупевший, как у человека, побывавшего в барабане стиральной машины.
— Спасибо. Дальше мы сами.
Йоуэль и его напарник поднялись и молча вышли, причем Йоуэль, проходя мимо, намеренно зацепил Хюльдара плечом. Тот сделал вид, что не заметил, решив отплатить наглецу тем же, как только представится возможность.
Заняв свое место, Эртла сообщила Артнару, что теперь он перешел в статус подозреваемого в убийстве Стеллы и похищении Эйитля. С этого момента допрос не продвинулся дальше ни на йоту, потому что арестованный тут же потребовал адвоката. Очевидно, шквал повторяющихся вопросов не отбил у него мозги.
Эртла закрыла глаза и, похоже, досчитав мысленно до десяти, снова открыла их. Отодвинула скрипнувший ножками стул и поднялась, однако выплеснуть скопившуюся ярость не успела, потому что в кармане зазвенел телефон и ей пришлось выйти.
Разговор длился недолго. Вернулась она с хмурым лицом и объявила, что установлена личность человека, которому принадлежали волосы в руке Стеллы. К сожалению, поступившая информация нисколько не улучшила ситуацию. Скорее, лишь осложнила.
Глава 30
Фотокопия рукописного письма, запись номер 3 — размещена на blog.is блогером по имени Vála.
Жить стало легче не только потому, что после перехода в среднюю школу у меня появилась подруга.
Еще раньше мама с папой купили новый телевизор и отдали мне наш старый. Вдобавок я обзавелась DVD-плеером и благодаря этому больше не проводила выходные в депрессивных переживаниях.
Очень быстро я увлеклась определенного рода фильмами. Их объединяло то, что действие разворачивалось в космосе и герои никогда не ступали на эту жуткую планету. Прежде всего я полюбила «Звездные войны» — за то, что, хотя мужчины, женщины и роботы постоянно воевали друг с другом, никто и никогда не сталкивался со своими врагами в одиночку. У каждого были союзники, и сражались они по-настоящему, настоящим оружием, а не оскорблениями и насмешками.
Если ты не испытывал ничего подобного, то можешь и не понять, что физическая боль — пустяк. Ее даже можно использовать, чтобы ненадолго заглушить агонию в своем сердце. Один тонкий, как бритва, порез может дать несколько минут свободы от душевных страданий. Шрам — небольшая плата.
А вот летние каникулы больше не приносили никакой радости. Раньше я делала что хотела, но теперь мама с папой решили, что мне нужно поработать в городском совете. В результате я оказалась рядом с теми же ребятами, которые издевались надо мной в старой школе. Ничего не изменилось. Я снова была одна против толпы: все, что я говорила, делала, носила, оценивалось одним словом — «отстой». Глупо, тупо, уродливо. К тому времени я уже начала думать, что они, должно быть, правы, и смирилась, сдалась, опустила голову.
Ударили? Подставь другую щеку.
Так было до последнего школьного года, когда у меня появилась подруга, — и всё изменилось. Я больше не была одна. Она, казалось, не думала, что со мной что-то не так, и хотя комментировала мою одежду и прическу, делала это по-доброму. К тому времени я уже научилась разбираться в людях. Она будто не замечала, что я больше помалкиваю, позволяя говорить ей. Я просто слушала и смотрела, получая удовольствие от того, что провожу время с кем-то, кто не считает меня пустым местом, для кого я существую. Пусть даже как слушательница. Как поклонница. В тех редких случаях, когда я говорила что-то, она была внимательна и доброжелательна, хотя я видела, что некоторые вещи из сказанных мной казались ей странными. Оно и неудивительно: у меня не было привычки говорить со сверстниками на равных.
Оглядываясь назад, я не жалею о тех месяцах, которые мы провели вместе. Они того стоили, хотя потом боль вернулась — еще сильнее, чем раньше. Потому что теперь мне было с чем сравнивать. Но в моем случае ничто хорошее не длится вечно, потому что я глупая, уродливая, ни на что не годная. Давно следовало понять это.
Будь я умнее, то догадалась бы, что происходит, когда она подошла поговорить со мной во время перемены. Она сделала это только потому, что никто больше не хотел с ней разговаривать. Но мне было все равно. Наконец-то кто-то захотел со мной общаться. Только это имело значение. Те, кто ненавидел меня, сначала удивились и растерялись; они ничего не говорили, только перешептывались друг с дружкой, как будто не знали, что случилось. Как будто поняли, что потеряли надо мной власть. Их оскорбления начали отскакивать от меня, как горох от стенки, они больше не причиняли боли, да и другие устраиваемые ими гадости уже не трогали настолько сильно. Они превратились в подобие роя мух — раздражает, но не настолько, чтобы загнать тебя в дом. Им не понравилась эта перемена, но я была на седьмом небе от счастья и не замечала приближающуюся бурю.