(1 Кор. 9: 19–23).
Широта апостола Павла – вовсе не уловка, которую он использует для распространения христианского учения. Когда он говорит, что идет навстречу всем ради того, чтобы быть соучастником Евангелия, имеется в виду мирное расположение сердца, вводящее человека в общение с Иисусом, Царем Мира, и через это общение позволяющее любить других.
Священник Александр Мень составил такую короткую молитву: «Люблю Тебя, Господи, люблю Тебя более всего на свете, ибо Ты – истинная радость, душа моя. Ради Тебя, Господи, люблю ближнего моего, как самого себя». Принятие других – лучшая проповедь Евангелия: прощая и принимая другого ради Христа, мы свидетельствуем о том, что Бог есть Прощение и Любовь.
Вера не предполагает жесткости и упрямства. Человек, причастный свободе и радости Христа, обретает широту души. Сердце наше расширено (2 Кор. 6: 11), – говорит апостол Павел. Принятие становится естественным для такого человека. Он преодолевает собственную ограниченность и прямолинейность и начинает с доверием воспринимать многообразие жизни: «Христианство помещает нас в одно и то же время в целый ряд различных измерений; мы, если можно так выразиться, вмещаем в себя Бога и весь мир»[89].
Будучи чуждым вражде и осуждению, принятие не имеет ничего общего и с теплохладной толерантностью, тотальным равнодушием к миру и людям. Настоящее принятие – это встреча: «В сущности это мы, люди, мешаем друг другу быть „хорошими“, то есть жить тем „добро зело“, которое заложено в каждом. Мешаем недоверием, равнодушием, быстрым и злорадным установлением „дурного“, судом и расправой. Но тут недостаточно одного „благожелательства“, то есть все того же равнодушия. Нужна встреча, пускай даже внешне ни в чем не выраженная…»[90] Встреча предполагает создание личных отношений с другим, тогда как толерантность – абстрактный принцип, распространяющийся на абстрактные категории людей.
Смиренное принятие скрывает в себе силу и победу. Об этом говорил владыка Антоний Сурожский: «Прощение начинается в момент, когда я еще чувствую рану и могу сказать: „Хорошо, я этого человека принимаю, какой он есть, сколько бы он мне боли ни причинил, я его приму, как Христос меня принимает, и я буду нести его, если нужно, либо как пропавшую овцу (если он дается), либо как крест, на котором я должен умереть, чтобы он жил“; потому что у креста я смогу сказать: „Прости ему, Господи, он не знал, что творит“. Потому что жертва всегда получает божественную власть отпустить грехи»[91]. То, что с точки зрения мира сего выглядит как слабость и поражение, становится победой и источником жизни с точки зрения Христа.
Прощение – сильная позиция. Оно дает нам возможность принимать мир и людей, быть открытыми, способными к встрече и диалогу с ними.
Прощение как вера и доверие
Мы уже говорили о том, что заповедь прощения трудна даже для верующих людей и часто вызывает возражения, состоящие в том, что всепрощенчество ведет к безнаказанности и расцвету зла. Действительно, всегда есть опасность, что прощение будет воспринято нравственно незрелыми людьми как слабость и повлечет за собой новые злоупотребления. Доверие, с которым сопряжено прощение, является Божьим даром.
Решиться на доверие к человеку – значит довериться Богу: «Только с таким доверием, которое всегда – риск, но риск, с радостью принимаемый, действительно можно жить и работать. Мы знаем, что сеять или поощрять недоверие в высшей степени предосудительно и что, напротив, доверие, где только возможно, следует поддерживать и укреплять. Доверие всегда останется для нас одним из величайших, редкостных и окрыляющих даров, которые несет с собой жизнь среди людей, но рождается оно всегда лишь на темном фоне необходимого недоверия. Мы научились ни в чем не отдавать себя на произвол подлости, но в руки, достойные доверия, мы предаем себя без остатка»[92].
В этом размышлении Дитриха Бонхеффера важна трезвая оговорка о том, что христианину не следует поддаваться манипуляциям подлости. Тезис о необходимом недоверии напоминает нам, что в любой жизненной ситуации стоит руководствоваться сердцем и умом, а не буквой закона, даже если это формально воспринятый закон Евангелия.
При этом доверие остается фундаментом отношений с Богом и людьми. «Там, где недостает любви, не может быть и совершенной справедливости», сказал богослов Рейнгольд Нибур[93], учитель Бонхеффера и автор знаменитой молитвы о душевном покое:
Боже, даруй нам милость:
спокойствие, чтобы принимать то, что нельзя изменить,
мужество, чтобы изменять то, что должно изменить,
и мудрость, чтобы отличать одно от другого.
Проживая день за днем,
радуясь мгновению за мгновением,
признавая трудности как путь к покою,
принимая, вслед за Иисусом, этот греховный мир таким,
каков он есть, а не таким, каким мне бы хотелось,
веря, что Ты устроишь все правильно, если я подчинюсь
Твоей воле, – так я смогу быть относительно счастливым в этой жизни
и совершенно счастливым с Тобой навеки в жизни будущей.
Аминь.
Когда нам удается довериться Богу, нас наполняют спокойствие и радость. Дитрих Бонхеффер, находясь в тюрьме, в своих письмах к друзьям развивает удивительное богословие, полное веры в человечество. Казалось бы, вокруг идет мировая война, рушатся традиционные ценности, людьми овладевает безумие, сам он в камере ждет приговора – откуда у человека такая простота, покой, незлобие?
Источник его внутреннего мира – вера в прощение Божье: «Я настолько уверен в Промысле, в том, что пребываю в руках Божиих, что надеюсь всегда сохранять эту уверенность. Ты не должен сомневаться в том, что я с радостью и благодарностью иду путем, который мне указан. Моя прошлая жизнь преизбыточествовала свидетельствами Божией доброты, вину перекрывает всепрощающая любовь Распятого. Больше всего благодарности я ощущаю к тем людям, которых я повстречал, и мне бы хотелось только, чтобы они не печалились обо мне, а всегда были бы уверены в доброте и всепрощении Бога и благодарили за это»[94].
То же непостижимое радостное спокойствие находим в предсмертном письме Святого Вениамина Петроградского[95]: «Времена переменились, открывается возможность терпеть ради Христа от своих и чужих. Трудно, тяжело страдать, но по мере наших страданий избыточествует и утешение от Бога. Трудно переступить этот рубикон, границу и всецело предаться воле Божией. Когда это совершится, тогда человек избыточествует утешением. <…> Теперь, кажется, пришлось пережить почти все: тюрьму, суд, общественное заплевание, обречение и требование этой смерти, якобы народные аплодисменты, людскую неблагодарность, продажность, непостоянство и тому подобное, беспокойство и ответственность за других людей и даже за самую Церковь. Страдания достигли своего апогея, но увеличилось и утешение. Я радостен и покоен, как всегда. Христос наша жизнь, свет и покой. С Ним всегда и везде хорошо. За судьбу Церкви Божией я не боюсь. Веры надо больше, больше ее иметь надо нам, пастырям. Забыть свои самонадеянность, ум, ученость и силы и дать место благодати Божией»[96].
Владыка Вениамин не произносит слово «прощение», но дух прощения и доверия дышит в его словах. Уверенность в Божественном прощении и любви позволяет ему сохранять спокойствие и радость в тяжелейших жизненных обстоятельствах.
Кто знает о прощении Божьем, тот способен прощать и быть мирным даже в трудных обстоятельствах. Прощение рождается из доверия к Богу и рождает доверие к миру.
Прощение как свобода
Доверие и принятие жизни, сопряженные с прощением, ведут нас к внутренней свободе. Речь уже не идет только о межличностных отношениях. Прощение расширяется до принятия бытия в целом, до свободного согласия с той жизнью, которую нам дает Бог, даже если она не соответствует нашим планам.
Мы чувствуем себя связанными и угнетенными до тех пор, пока ощущаем окружающий мир враждебным. Нам кажется, что обстоятельства давят на нас, а люди желают нам зла или в лучшем случае безразличны к нашему существованию. Прощение не ждать от них ничего сверх того, что они дают нам.
Когда нам это удается, жизнь преображается: «Древнее библейское провозвестие говорит нам о том, что мы можем совершить внутренний переворот и сказать бытию – да, довериться тому, что кажется страшным и грозным. И тогда через хаос, через абсурдность, через чудовищность жизни, как солнце через тучи, глянет око Божье. Бога, который имеет личность – и личность, отображенную в каждой человеческой личности»[97].
Эти вдохновенные и утешительные слова отец Александр Мень произнес в своей последней лекции, прочитанной 8 сентября 1990 года, накануне своей смерти. Они свидетельствуют о том, сколь велика была его готовность к встрече с Богом, какова была зрелость его сердца, расширенного настолько, чтобы с доверием принимать весь мир, зная его ужас и абсурдность. Примирение дает нам силы достойно жить и умирать.
Владыка Антоний Сурожский напоминал о том, что без прощения мы не обретем ту безболезненную, непостыдную и мирную кончину, о которой молимся за каждой Литургией: «Необходимо готовиться к смерти через суровый, но освобождающий нас процесс примирения со всеми, с самим собой, с собственной совестью, с обстоятельствами, с настоящим, с прошлым, с событиями и с людьми, и даже с будущим, с самой грядущей смертью… Невозможно войти в вечность связанным, опутанным ненавистью, в немирном состоянии»