– Может, привирает? Что-то я не очень верю этим американцам.
– Приеду в Москву, не поленюсь, узнаю, есть ли такая книга, почитаю.
– Лучше бы он в своем «Тайме» писал, сколько чеченцы нашего народа положили. И сколько в рабство берут. И что с пленными делают.
– Об этом он тоже писал. А еще мы с ним говорили о численности чеченских войск. И ты знаешь, что интересно? Его данные отличаются от тех, что наши генштабисты давали. Утверждает, что у него свой, надежный источник.
– Точно врет, – убежденно перебил его Турецкий. – Вечно они знают о нас больше, чем мы сами, прямо зло берет. Лучше бы вели счет своим погибшим в Ираке.
– Насчет Ирака, – тут же подхватил Грязнов. – Этот Джон еще рассказывал о наемниках в чеченской армии. Говорит, по оценкам генштабистов, чеченцы навербовали около шести тысяч наемников – из Ирака, Турции, Таджикистана, Прибалтики, Украины. А чеченцы хоть и признают, что на их стороне воюют наемники, скромничают, говорят, что две-три тысячи человек. Видишь, какая разница? Интересно, чьи данные достовернее? Про одного иорданца рассказывал, чеченского происхождения. Его семья в Иорданию эмигрировала еще 1902 году, но он всегда ощущал Чечню своей родиной. Потом приехал в Грозный, хотел открыть свое туристическое агентство. Но попал на войну. Продемонстрировал Джону короткоствольный пистолет-пулемет, который его приятель придумал. Представляешь, стреляет без осечек двадцать пять раз подряд. Они его называют «борз», то есть волк, в честь волка на своем гербе. Дудаев себе такой один из первых взял, очень он ему нравился.
– Ты смотри, сколько этот америкашка информации нарыл. Как его еще не подстрелили наши или чеченцы? Не заметил, кому он симпатизирует больше?
– Я спрашивал, но он как-то уклончиво отвечал. Сначала, сказал, считал военные действия России справедливыми, потому что она хотела сохранить территориальную целостность. Но осуждает приемы, которыми российские власти пытаются обеспечить это единство. А потом пришел к выводу, что нарушается право нации на самоопределение. Ссылался на два главных принципа ООН, которые вошли между собой в конфликт, – принцип территориальной целостности государств и право наций на самоопределение. Дескать, права человека пали жертвой этого конфликта. А потом я на него разозлился, потому что он так снисходительно заявил мне, что Россия нуждается в помощи, надо помогать зачаткам демократии.
– Вот за это я их всех терпеть не могу – за их высокомерное к нам отношение. Ты ему хоть ответил достойно, что мы не нуждаемся в их помощи?
– Я ему сказал, что они тоже нарушают права человека: и когда бомбили Югославию, и теперь, когда вторглись в Ирак. И что, получается, это можно? Я ему сказал, что чеченский вопрос – это внутреннее дело России.
– А за каким фигом он приперся в Нефтегорск? Что ему тут нужно?
– Не поверишь, его здесь опять же чеченский вопрос интересует.
– Это еще каким образом? При чем здесь Чечня?
– А у него есть сведения, опять же из надежных источников, что средства на закупку современного вооружения чеченских бандформирований поступают от торговли наркотиками и нефтью. И след ведет сюда. Хочет на месте разобраться, найти связь между добычей нефти в Нефтегорске и поставкой современного оружия в Чечню.
– И не боялся он с тобой поделиться своими планами? Удивительно.
– Так я же в генеральских погонах был, чего ему меня бояться?
– Действительно, и рожа у тебя не бандитская, и на нефтяного олигарха ты непохож. Обыкновенный милицейский генерал, каких пруд пруди, – пошутил Турецкий.
– Кстати, я этому Джону под занавес сказал, что права человека нарушаются самими же чеченцами по отношению к своему народу. Вспомнить хотя бы публичные казни в 1997 году по приказу судов шариата.
– А этот журналюга тебе что в ответ?
– А этих журналюг ничем не проймешь. Говорит: «А-а, когда это было, еще при покойном Масхадове. Он, кстати, сам заявлял, что народ, в общем, одобрял столь драматические меры насаждения законности и порядка». Что с ним дискутировать, все равно они нас не понимают и никогда не поймут. Но мы с ним простились по-дружески, обменявшись крепким мужским рукопожатием. Все-таки мир надо укреплять, даже с этими, которые вечно суют свой нос в наши внутренние дела. Пойду-ка я спать, дружище. Времени-то второй час, завтра у нас с тобой еще предстоит беседа с тайным агентом. Не знаю как тебя, а меня любопытство аж распирает.
Грязнов тяжело поднялся и направился к двери. В гостинице было тихо, все уже давным давно спали. А Турецкий еще долго не мог сомкнуть глаз, заново переживая события прошедшего дня.
Когда тайное становится явным
– Агент Зорге, – по-военному представился он Грязнову и Турецкому, – усмехнулся и добавил: – Капитан Кулаков, офицер запаса.
– Вы уж извините, капитан, что не до официального знакомства было. События так стремительно развивались, что только сейчас можем спокойно поговорить, познакомиться с вами. Расскажите о себе, а то Огородников мало что успел о вас рассказать.
– Воевал на Северном Кавказе, чудом выжил в боях под Грозным. Да что говорить, не раз с жизнью прощался. До сих пор бои снятся, товарищи мои, которых похоронить успел. Честно говоря, не люблю вспоминать события тех лет.
– Понимаю, капитан, а имя-то ваше какое?
– Валентин я, Огородников меня Валиком называл, – вздохнул капитан. – Такая обида – Иван в боях выжил, хотя тоже столько раз на волосок от смерти был, а в мирное время бандитская пуля сразила. Вот он настоящий герой. Он вам рассказывал, как в 1995 году его подразделение отбило у чеченцев БТР-90?
– Нет, о его боях в Чечне он вообще ничего не рассказывал.
– Говорю же, тяжело вспоминать, – опять вздохнул Кулаков. – А тогда эта история долго скрывалась, только в начале 1996 года слух пронесся, что эти БТР-90 – самая последняя российская модель, которая еще и на вооружение российской армии не поступала. А у чеченцев уже была. Я потом через надежные источники узнал, что двадцать пять штук БТР-90 были закуплены на Арзамасском заводе Службой безопасности президента России, когда ее начальником генерал Коржаков был. Но к тому времени, когда наши их у чеченцев отбили, в Службе безопасности этих бронемашин не было. Назначили следствие, которое ни к чему не привело. Я к тому, что первую бронемашину именно Огородников отбил. Со своими бойцами, конечно. Вот тогда он и получил одну из своих боевых наград.
– Я слышал об этой истории с БТР-90. У меня друг в Генштабе Министерства обороны работал, рассказал мне сугубо конфиденциально. Только это, я так думаю, уже ни для кого секретом не является. Говорил, что у чеченского руководства на то время были средства и на закупку вооружения, и на то, чтобы эти закупки не вызывали излишнего интереса у высоких российских властей, – вмешался Грязнов, который слушал капитана и дымил сигаретой.
– А откуда у чеченского руководства такие средства, не говорил твой друг? – спросил заинтересованно Турецкий.
– Говорил, только я тебя огорчать не хочу.
– Ну-ка, ну-ка, объясни, что меня так огорчить может?
– Что журналист Джон, о котором я тебе давеча рассказывал, пронюхал кое-что, не врал он про свои надежные источники информации. Средства эти поступали от торговли нефтью, я же тебе говорил. В Москву прилетим, надо нажать на Сатановского и Самарина. Может, они тоже в этом деле замешаны.
– А их уже взяли? – оживился Кулаков.
– Еще вчера. С самолета сняли. Для них это было полной неожиданностью. Сатановский план разработал, как улизнуть и затаиться. Но самолет едва приземлился, как группа захвата уже на борт поднялась, повязали наших олигархов. Вовсю дают показания. Но вы лучше о себе расскажите, о том, как в последнем бою вас жена спасала. Мне Огородников в двух словах сказал, хотелось бы подробности узнать.
– Да я тогда ранен был тяжело, к тому же контужен, она меня вытащила буквально из-под носа чеченских бандитов. А я без сознания был, долго не разговаривал. Потом сопровождала в Ростов, я там в военном госпитале находился, на длительном лечении. Она рядом была, в этом же госпитале работала. Пришел в себя, подлечился, это Людмила меня к жизни вернула. А затем к себе и забрала. Потом мы с ней перебрались в Нефтегорск, у нее здесь квартира оставалась. Людмила работу сразу нашла – врачом-ординатором местной клиники. А потом объявился мой армейский друг Огородников. Разыскал меня не без труда. У него идея возникла – внедрить меня в службу безопасности к Певцеву в фирму «Интернефть», агентурной работой заняться. Я, конечно, сразу согласился. В армии уже служить Родине не могу – здоровье не позволяет, а знания и опыт остались. Решил послужить Отечеству в качестве секретного агента. Рад, что моя работа помогла расследованию преступлений. Только ничего героического я не совершил, это Иван разрабатывал план, это его идея.
– Огородников разрабатывал план, вы, капитан, осуществляли его, рисковали жизнью. Без вас мы не смогли бы раскрыть эти тяжкие преступления. Мы обязательно обратимся к нашему руководству с ходайством о представлении вас обоих к правительственным наградам.
– Жаль, Иван ничего не узнает, – посокрушался Кулаков.
– Очень жаль, – согласился с ним Турецкий. – А знаете, капитан, что мне сейчас пришло в голову? Не хотите ли вы с нами в Москву слетать? Хоть на недельку-другую. Хотим вас лично представить нашему начальству.
Кулаков радостно улыбнулся, его серые глаза весело заблестели, он провел рукой по своим русым волосам и решительно сказал:
– Хочу, я в Москве давно не был, изменилась, наверное, до неузнаваемости.
Турецкий, улыбаясь, смотрел на него, смутная догадка мелькнула в его голове.
– Капитан, такой неожиданный вопрос. Вы не слышали о вашем тезке, Валентине, только Куликове? Тоже капитан, как и вы, воевал в Чечне, пропал без вести во время боя с боевиками.
– Слышал, конечно, потому что Куликов – это я, – заулыбался капитан.
– Да что вы?! – всплеснул руками Турецкий. Его эмоциональный вскрик вызвал у Грязнова недоумение, и он вопросительно посмотрел на товарища.