— После того, что ты мне наговорила, я боюсь оставлять тебя одну!
— Не бойся. Я еще сильна. Когда Надин встанет с постели, пришли ее ко мне.
— Она сказала, что ты будешь ее учить.
— Я попробую, хотя я никогда не думала, что моей преемницей станет белая женщина.
Летние дни были прекрасны: листва переливалась изумрудным светом, и небо казалось огромным синим оком, окруженным острыми ресницами сосен.
С рождением ребенка в Надин появилось что-то новое, некая по-особенному взывающая к жизни сила. Теперь она всегда просыпалась не просто с радостью, а с неуемной энергией, заставлявшей ее работать не покладая рук.
Надин с удовольствием навещала Зану. Пока старуха беседовала с ней, Эрик лежал на одеяле, нередко — разметав пеленки. Молодой женщине нравилось, что ее сын с младенчества вдыхает запахи леса. Он казался на редкость здоровым и крепким.
Зана рассказывала, что простуду лечат дудником, зубровкой и бергамотом, головную боль — корнем ольхи, при болезнях суставов применяют лопух, а раны врачуют тысячелистником, женьшенем и припарками из паутины. Молодой женщине приходилось внимательно рассматривать каждую траву, потому что старуха называла растения иными словами, чем белые люди.
Надин втайне гордилась тем, что индианка выбрала в ученицы именно ее, а не Эвиан. Да и какой мог быть толк от этой горожанки, которая и палец о палец не ударила, живя на ранчо!
Зана говорила много толковых вещей, а еще больше — непонятных. Надин старалась вникать во все. У нее была хорошая память, а также много трудолюбия и старания. А еще она любила все живое.
Однажды, проходя мимо комнаты, где томилась Эвиан, Надин услышала стоны.
— Давно это началось? — спросила она охранника, лениво сидящего у стены.
— Четверть часа назад.
Надин закусила губу. Выйдя на улицу, она остановила одного из ковбоев и попросила его разыскать Джозефа Иверса, а подумав, решила, что стоит послать и за Арни.
Ее муж появился первым. Выслушав Надин, он сразу сказал:
— Я привезу Зану. Она не откажет. А ты пошли за отцом.
— Уже послала.
— Ты пойдешь к Эвиан? — в голосе Арни звучали просительные нотки.
— Пойду. Если мне откроют дверь.
— Я разберусь с этим. Побудь с ней, пока я съезжу за индианкой.
Надин не без страха вошла в комнату. Эвиан лежала на кровати под черной вязаной шалью, и в этом было что-то зловещее. Вероятно, она мучилась уже давно, потому что в ее лице не было ни кровинки. Молодая женщина отметила, что в облике Эвиан были только два цвета — черный и белый. Она прерывисто дышала и смотрела на Надин помутневшим взглядом. Мачеха страдала, но страдала словно бы с каким-то безразличием: похоже, ей было все равно, что будет с ребенком и с ней самой.
Надин не успела ничего сказать, как в комнату вошел, вернее, ворвался ее отец.
Некоторое время он глядел на Эвиан, будто что-то прикидывая, потом бросил дочери:
— Какого дьявола ты тут делаешь?
— Эвиан нуждается в помощи. Арни отправился за Заной; думаю, она согласится прийти.
Вопреки ее ожиданиям, отец злобно произнес:
— Это не мой ребенок, потому происходящее меня не касается. Делайте, что хотите, я отправляюсь на пастбище.
Когда отец ушел, Надин тихонько присела на стул. Вспоминая все то, что ей было известно о появлении на свет потомства (включая собственные роды и роды у животных), она понимала: что-то идет не так.
Она пыталась задать Эвиан вопросы, но та не отвечала. Откинув шаль, Надин ощупала ее тело. Эвиан не сопротивлялась и не мешала ей. Было видно, что она изо всех сил старается сдержать стоны, но порой они все же прорывались сквозь плотно сжатые губы.
Надин знала, что, случается, овца не может разродиться из-за неправильного положения плода. Молодой женщине доводилось запускать руки в жаркое склизкое нутро страдающего животного и исправлять положение еще не родившегося существа. Она знала, что ковбои обладают в этом смысле куда большими знаниями и опытом, но она не могла впустить сюда мужчин, да они и сами наотрез отказались бы входить в комнату хозяйской жены.
Время шло, и Надин не могла понять, куда запропастился Арни. Ей казалось, что он должен был приехать давным-давно. Молодая женщина велела кухарке поставить воду на огонь, а сама с тревогой размышляла, что делать.
Услышав стук копыт, она бросилась на крыльцо. Арни спрыгнул с коня. Он был один, и на нем не было лица.
— Где Зана?! — воскликнула Надин.
Арни на мгновенье задумался, потом тяжело проронил:
— Она не может приехать. Как Эвиан?
— Ей все хуже и хуже. Ребенок не выходит. Отец сказал, что ему на все наплевать, и уехал.
— А если ей поможешь… ты?
— Я могу попытаться… вдвоем с тобой.
Он отшатнулся.
— Со мной?!
— Ты принимал роды у коров?
— Да, но… Ведь это человек! Женщина! И я… я не врач! Какое я имею право…
— Я не сумею сделать это одна, — твердо произнесла Надин.
— Но что скажет твой отец?!
— Он уже сказал, что ему все равно.
— Ладно, я попытаюсь, — выдохнул Арни и неожиданно добавил: — Ради Кларенса.
Надин казалось, будто за нее думают и чувствуют ее руки, но не она сама. К ее удивлению и облегчению, Арни действовал очень спокойно и четко. Он сразу взял на себя всю ответственность за происходящее, хотя ему приходилось полагаться лишь на свои скромные познания и интуицию.
Лицо Эвиан, обрамленное густыми, цвета воронова крыла волосами, было прозрачно-бледным. Едва ли она понимала то, что ей говорили. Ее поглотили волны боли, отчаяния и неверия. Она казалась безучастной к тому, что делали окружавшие ее люди. Появление Арни и прикосновения его рук в самых интимных местах не произвели на нее никакого впечатления. Будто она лишилась и стыда, и страха смерти.
Когда на свет показалось маленькое гладкое тельце, Надин ловко подхватила его. Это был мальчик, он был жив и дышал, потому что спустя секунду воздух прорезал тоненький крик.
Надин засмеялась сквозь слезы. От усилий они с Арии были такими мокрыми, будто попали под дождь.
Эвиан лежала неподвижно, ни на что не реагируя. Ее лицо распухло, а губы были искусаны до крови. Надин видела, чего стоило мачехе рождение сына.
Неожиданно ей на ум пришли слова, которые она и произнесла вслух:
— Ты сказала, что ничего не возьмешь из моих рук. Но, надеюсь, ты согласишься принять ребенка?
Она боялась, что Эвиан откажется, но та протянула дрожащие слабые руки и взяла мальчика.
— Теперь я могу идти? — спросил Арни. — С остальным ты справишься?
— Думаю, да.
Когда спустя полчаса Надин вышла на крыльцо, она увидела, что Арни сидит с потерянным и мрачным видом.
— Все хорошо, — сказала она, — Эвиан уснула. Кажется, у нее нет молока, но у меня хватит на двоих.
Поднявшись, Арни взял жену за руки.
— Зана умерла, — сказал он, заглянув ей в глаза.
Надин ахнула.
— Не может быть!
— Все люди смертны. Я нашел ее в хижине. Она будто прилегла отдохнуть и… не проснулась.
— Какое несчастье! Надо ее похоронить.
— Я сделаю это. Думаю, зарыть ее рядом с хижиной. Пусть она навсегда останется в своем лесу.
Джозеф Иверс вернулся через несколько часов. Хотя он ни о чем не спрашивал, Надин рассказала ему, как обстоят дела, и он нехотя вошел к Эвиан.
Она была так измучена, что, к счастью, не проснулась. Иверс уставился на ребенка. Он смотрел на него сосредоточенно и долго, но, похоже, ничего не мог прочитать на этом маленьком личике.
Надин молча стояла рядом с отцом. Она не смела произнести слова поздравления. Молодая женщина улавливала в облике младенца сходство с Эвиан, но не могла сказать, кто был его отцом.
Иверс резко повернулся и вышел за дверь, не сделав попытки взять ребенка на руки и не проронив ни слова.
Прошло три недели. После того, как Эвиан поднялась с постели, ее выпустили на волю. Вероятно, Иверс решил, что с младенцем она никуда не убежит. Кормила ребенка Надин. Джозеф иногда заходил взглянуть на мальчика, однако будучи не в силах решить единственную важную задачу, быстро и молча покидал комнату.
Зана обрела вечный покой в своем лесу. Ее винтовку Арни принес в «Райскую страну», а остальное оставил в хижине.
— Что мне с ней делать? — спросил он, протягивая оружие Джозефу Иверсу.
Тот окинул зятя сумрачным взглядом. Иверс не был похож на человека, верящего в предсказания.
— Она нужна тебе?
— Да, — ответил Арни, подумав, что винтовка могла бы послужить памятью об индианке.
— Тогда возьми.
— Спасибо, — ответил Арни и бережно погладил оружие.
Надин и Эвиан не разговаривали между собой. Первая просто приходила и забирала ребенка, а покормив, приносила обратно. Она делала это не ради Эвиан, а ради крохотного беспомощного существа.
Но как-то раз, когда Надин хлопотала на кухне, дверь открылась, и появилась мачеха с младенцем на руках.
Надин удивилась: прежде та никогда не входила в кухню. Но теперь Эвиан стояла на пороге и смотрела на Надин своими большими, темными, миндалевидными глазами, какие были и у ее сына.
Надин вытерла руки о фартук. Ее лицо пылало оттого, что она долго стояла у плиты. В большом котле варилось яблочное повидло, густое, золотисто-коричневое от сахара и специй.
— Я хотела поговорить с тобой, — сказала Эвиан. — Думаю, мы должны сходить на могилу Заны. Ты и я.
— Вдвоем?
— С детьми.
— Хорошо, — растерянно произнесла Надин, оглянувшись на Эрика, который лежал в колыбели в углу кухни.
— Здесь жарко, — промолвила Эвиан. — Я могу взять твоего сына и выйти во двор. Пусть подышит воздухом.
Надин кивнула.
— Я никогда не любила готовить, — добавила Эвиан. — Зато умела шить. Я не позаботилась о приданом для ребенка и хочу заняться этим.
Надин радостно улыбнулась.
— Материю можно купить в Шайенне. Кстати, надо окрестить детей. Как ты назовешь своего сына?
— Дункан, — ответила Эвиан, и Надин отметила, что такого имени не было в их роду.