К новому, 1948-му году пришел в себя после кончины матери Марк и снова стал досаждать Александре своими ухаживаниями, правда, довольно робкими, но все равно очень тягостными для нее.
А в феврале нежданно-негаданно объявился маленький генерал. Как выяснилось, он разыскал Александру через заместителя главврача той больницы, где когда-то работали вместе Александра, ее мама, Карен и Надя, занявшая теперь столь высокую должность. Маленький генерал упрямо посылал цветы, билеты в кино, в театр, в цирк и даже в Большой театр. От этого натиска Александра подрастерялась, что вообще было на нее не похоже. А перед приглашением в Большой театр просто спасовала и приняла его. В течение вечера выяснилось, что маленький генерал обладает явным чувством юмора, а классическую музыку знает гораздо лучше, чем Александра. Но все это, увы, на Александру не подействовало, и у нее не возникло даже намека на живое чувство к упорному ухажеру. То же самое было и с Марком.
— И чего ты носом крутишь? — как-то сказала Надя. — И Марк, и генерал — женихи высший сорт, экстра! Видела, на шоколаде бывает написано «экстра»? Вот так и твои женихи.
— Бери их себе, — равнодушно отвечала Александра, — а я привыкла одна, и мне никто не нужен, кроме того, которого нет и быть не может.
Поговорили об этом и с мамой.
— Они тебе противны? — спросила Анна Карповна.
— Нет. Пожалуй, нет, — удивилась Александра. — Ма, ты имеешь в виду: стерпится, слюбится?
— Что-то вроде этого, — внимательно посмотрев на дочь, сказала Анна Карповна. — Хоть через год, а дитя родить надо, притом в семье. Тут есть над чем подумать.
— От нелюбимого мужа?
— Как тебе сказать, Саша? Большинство рождается от нелюбимых или с той, или с другой стороны. Это мне повезло, а не у всех так, далеко не у всех.
— И что, выходить за «своего» Марка или за «чужого» генерала?
— Не знаю, но время подпирает, решать все равно надо…
— Ничего, ма, я все-таки подожду, — упрямо сказала Александра.
— Пока я в силах, мне бы хотелось поднять ребенка. Кто тебе поможет?.
— Ой, мам, я не успела тебе рассказать. Наташа Папикова пыталась дать мне деньги, когда я была на их новоселье. Ты, говорит, невеста, купишь себе одежку, обувку, пятое-десятое. Это их с Александром Суреновичем была общая просьба. Я отказалась. У меня и так стипендия Бурденко[16] в институте, да еще за каждую операцию платят прилично. Я ведь не полная дура, знаю, чьих рук это дело…
— Есть гордость, а есть гордыня — не лучшее качество, — сказала мать. — Я и сама грешу гордыней, это у тебя наследственное. А надо бы, наверное, отставить ее в угол. Ты ведь с этими людьми прошла и огонь, и воду, и медные трубы?
— Да, прошла.
— Значит, их помощь принять можно, хотя это дело твое. Я бы из-за своей спеси не приняла.
— Ну вот, мама, и мне тяжело. А что касается женихов, то тут Надя права: справные, — с усмешкой употребила она деревенское словцо, — справные, мамочка, женихи, да Бог с ними. Надо хоть четвертый курс закончить, выйти на прямую…
— Глупости мы с тобой говорим, — вздохнула Анна Карповна. — Человек предполагает, а Бог располагает. Думаю, ты в один день замуж выскочишь, как в омут головой… Дай Бог чтоб удачно!
В конце июля 1948 года приехала из поселка Ксения поступать на биологический факультет Московского университета. Александра настаивала, чтоб, пока экзамены, она пожила у них с мамой в «дворницкой», но Ксения категорически отказалась и смогла устроиться в общежитии. Ее поселили в комнате на двадцать человек.
Как-то августовским вечером поскребся к ним в дверь старичок дядя Вася, только что заступивший на ночную смену в кочегарку.
— Нюра, там вашу дочку спрашивают, — сказал он через дверь.
Хотя уже стемнело, время было еще не позднее. Анна Карповна и Александра только собирались укладываться.
Анна Карповна открыла дверь.
На пороге «дворницкой» предстал военный в белом мундире. «Довольно рослый, а Саша дразнит его „маленьким“», — подумала Анна Карповна, уверенная в том, что это и есть надоедливый Сашин ухажер.
Александра стояла далеко от двери в темном углу комнаты. В руках ее как на грех была чашка с водой, которую она намеревалась поставить на тумбочку рядом со своей постелью.
Чашка выпала из ее рук и разбилась вдребезги.
— Ва-анечка! — вскрикнула Саша и, стремительно пробежав по комнате, бросилась на шею гостю.
Она целовала его горячо, истово.
— Господи! И откуда ты взялся, Ванечка? — Она даже не обратила внимания на то, что он адмирал. — Мамочка, познакомься, это Ваня, мой комбат.
Адмирал молча поклонился Анне Карповне.
— Проходьте, — радушно развела руками Анна Карповна, — ласкаво просимо!
— Мама, — плотно притворив дверь, сказала Александра, — говори по-русски.
Анна Карповна пожала плечами.
— Ой, Ванечка, а я только сейчас заметила, что ты адмирал!
— Недавно дали, — вытирая тыльной стороной ладони под глазами, сказал бывший комбат штурмового батальона морской пехоты. — Сегодня форму получил — и сразу к тебе… Я давно хожу вокруг вашего дома, не один месяц. Я ведь обещал, что приду с войны генералом, да не вышло. А что адмирал, так это нашему комдиву спасибо. Тогда, в Севастополе, на другой день проверяющий генерал улетел в Москву, потом сразу же ты уехала из батальона… А меня никто не вызывает, я все исполняю должность комбата с твоей одной звездочкой младшего лейтенанта. Потом, наконец, вызвал меня комдив. Оказывается, не дал он ход делу по моему разжалованию, замял его на свой страх и риск. Так вот, вызвал, вернул майорские погоны и вручил мне предписание о переводе капитаном третьего ранга на флот, хоть и в береговую охрану, но совсем по другому роду войск. Как-то сумел договориться наш комдив. Я в моряках очутился… И шито-крыто.
Анна Карповна перекрестилась.
— Да, вот так получилось, — продолжал гость, — потом меня в Китай послали. А в Москву перевели капитаном первого ранга, но на адмиральскую должность.
— Боже мой! Так ты и есть полковник из Китая?! Мне тебя еще в прошлом году подруга обещала. Садись, Вань. А лучше пойдем гулять по Москве. Можно, ма?
Анна Карповна кивнула и засмеялась от общей радости.
— Если мы до утра прогуляем, я сразу на работу! — уже из-за двери крикнула Александра.
— Хорошо, — громко отвечала Анна Карповна. Села на табуретку и заплакала тихими горькими слезами: так внезапно исполнились ее пожелания.
XVII
6 октября 1948 года в 21. 00 по московскому времени два стратегических тяжелых бомбардировщика Ту-4,[17] переделанные под транспортные самолеты, поднялись с секретного подмосковного аэродрома и взяли курс на Саратов, где им предстояла дозаправка комплекта из 22 топливных баков, размещенных в крыльях четырехмоторных гигантов. Конечно, если бы весь комплект топливных баков (более 11 тонн горючего) был заполнен на сто процентов, Ту-4 смогли бы долететь до цели перелета без промежуточной посадки. Но самолеты были недозаправлены специально, чтобы вес незалитого топлива можно было заместить грузом дополнительных лекарств, перевязочных материалов, медицинской аппаратурой да и самими медиками.
Днем студентку четвертого курса Александру Домбровскую вызвали с лекций на кафедру Папикова, где она продолжала работать лаборанткой на полставки.
— Немедленно домой! Два часа на сборы. Желательно надеть военную форму и сапоги, ордена или планки. Взять все необходимое, как на войну, — шагая взад-вперед по кабинету, отрывисто говорил Папиков. — Сбор в семнадцать ноль ноль здесь. Куда? — останавливаясь посреди кабинета и, меняя тон, спросил он самого себя. — Этого я не знаю, но что-то чрезвычайное. За нами придет машина.
— Неужели война?! — встретила разгоряченную быстрой ходьбой Александру Анна Карповна.
— Непохоже. Но что-то из ряда вон выходящее. Нас никогда так не дергали. В команде Папиков, Наташа, Горшков, я и сам Иван Иванович — наш бывший начальник госпиталя, а теперь замнаркома, извини, замминистра. Надо мне еще по пути забежать на квартиру к Ивану, оставить ему записку. Потом он наверняка придет к тебе, ма, ты ему все объяснишь. А по телефону ему звонить я не стану. Зачем его баламутить?
— Понятно. Ване я все объясню, ты будь спокойна. Как у тебя с ним? — потупившись, спросила Анна Карповна. Вопрос был для нее очень нехарактерный.
— Привыкаю, — не глядя матери в глаза, отвечала Александра, — он хороший, а тем более адмирал, — закончила она с явной самоиронией в голосе.
— Дай Бог, — сказала мать, — человек он чистый, это правда — и тебя любит — это тоже правда…
— Да-да, мамуль, все в порядке! — скороговоркой выпалила Александра, надевая заплечный мешок, привезенный еще с войны и полный сейчас необходимыми пожитками. — Поправь, пожалуйста, лямки на спине. Спасибо.
— Присядем на дорожку, — предложила мать.
Присели на табуретки, помолчали минуту.
— С Богом! — первой поднялась со скрипучей табуретки Анна Карповна, троекратно поцеловала дочь и перекрестила. — С Богом!
О чреве тяжелого дальнего бомбардировщика, приспособленного на скорую руку под транспортный самолет, трудно было сказать «салон». Наверное, правильнее будет говорить «пространство». Так вот, все это немаленькое пространство — шагов тридцать в длину и шагов семь в ширину — было настолько забито всевозможными тюками и коробками, что для людей почти не оставалось места.
— А ну-ка, Натали, давай все быстренько разберем, растыкаем по пустующим углам, — после того как самолет поднялся в воздух и лег на курс, предложила Александра.
Женщины взялись за дело, и вскоре выяснилось, что если уложить все по уму, то для пятерых человек места более чем достаточно.
— Ай, да молодцы, девочки! — похвалил Ираклий Соломонович. — А у меня и выпивка, и закуска!
В новеньком, еще пахнущем заводской краской огромном по тем временам Ту-4 было шестеро членов экипажа и пятеро пассажиров, знакомых друг другу не первый год, что называется, своих людей: три генерала медицинской службы и два старших лейтенанта — операционные медсестры.