— Ну, ну, ты полегче, Саня!
— Правды боишься, Николаич? Да, хочешь знать — не идут они, мы их тащим'Что, я меньше твоего воюю? Слеп — не вижу?
— Ох, куды забрел. Потому что интеллигент! Знаешо такое слово?
— Знаю, — Снегирев опусгил воротник и потер щеку. — Настоящие интеллигенты шли с нами до октября семнадцатого Дальше не пошли.
— Духу не хватило?!
— Они мечгали о белом бунте. Он оказался красным, кровавым, коллективным. И не мог быть принят их духовным складом индивидуалистов.
— Ну, и свеча им в зад! Без них победим. Как думаешь?
— По-другому б думал, разве с тобой рядом сражался? Только мы должны знать с тобою правду. Им она такая, какая есть, не нужна, а мы должны знагь.
— Слушай, Саня, на что меня зло берет? Вот стрелял я в Спасителя. Он меня не покарал. Обман раскрылся. Они, однако, свое воротят, в темноту пятятся. Или с тем же хлебом… Евтюхова кончали, Шкарупу побили тебя едва не снесли!
— Шкарупа скользкий какой-то…
Родион улыбнулся. Все складывалось хорошо, и хорошо, что Якшин комиссара не пришил: поговорить интересно.
— Хитрости в нем хоть отбавляй, суть отнята. Однако революция без него глухая. Ухо! Само оно уничтожить смугу не способно, но донесет вовремя.
— Удивляешь ты меня, Николаич. С такой мразью дело иметь не стесняешься, а попа приманить брезгуешь.
— Во! Во! В тебе еще интеллигент не сдохнул, — засмеялся Родион. — Иуду ты, выходит, презираешь?! Но прикинь — кго первый на Христа войной пошел? В наше время он героем мог стать, может, даже, как ты — комиссаром!
— А командиром особого отряда?! — спросил, бледнея, Снегирев — Мог?!
— Нет, — Родион стал серьезным и строгим. — Зря тебя обидел, Саня. Чтоб ты знал — Егор сегодня в Броде человек нужный. Его никаким попом не заменишь. Шли мы по верному следу. И пусть он пока служит. Потом видно будет.
Дальше разговор не пошел. Они ехали молча, всяк занятый своими мыслями Дорога из распадка поднялась на безлесный марян чтобы снова сползти к провалившейся в высокие берега реке Мороз отпустил, приближающаяся весна подхмелила воздух молодым дыханием На убурах клочками рыжей медвежьей шерсти торчала вытаявшая трава, и едва видимой дымкой парила прш реіая нежарким солнцем земля.
Родион о чем-то вспомнил. Поднялся в стременах, быстро осмотрел реку.
— В чем дело, Николаич? Заметил кого?
— Нет пока делов, Саня. Боюсь, не прозевать, как перед Дункою. Фортов!
Не останавливая коня, Фрол повернулся в седле и, найдя глазами Родиона, кивнул.
— Понял, командир! Вам торопиться не надо.
— Объясни ты мне наконец! — потребовал рассерженный Снегирев.
— Объясняю. Для всякой войны хорошее место найти надо. Оно там было, и здесь есть. Скала впереди, час увидишь.
— Может пронесет?
Родион продолжал внимательно осматривать берега, поросшие густой черемухой. Погасшая самокрутка висела на нижней губе. Он ее выплюнул.
— Може, и пронесет… За них не решишь!
— Фортов не просмотрит, если что. Убедился на личном опыте. Он мне вроде жизнь подарил.
— Не просись в должники, Саня. Я его тоже на Бальбухте от пули убрал. Любой так должен делать. Это же не грех на душу брать.
Несколько минут они ехали по льду речки с названием Громотуха.
— Держись берега, — предупредил Родион. — Слышь — шуршит. Промоина может быть. На сердце что-то тяжковато.
— Две ночи не спали, с чего легкости взяться? В Никольск приедем, выспаться надо. Хоть один раз.
Река прижалась к серым, облитым прозрачным льдом камням, стала забирать влево, огибая заросший ивняком островок, посреди которого стояли три небольшие, одетые в снежные юбки, ели. Снег на острове был избит заячьими тропами, и на осинках были заметны свежие поели.
— Недавно щесь толкутся. Точно кони в овсах, — указал плетью на остров Родион. — Жируют. До поры, пока волк не приметит.
— Волков много?
— Тьма! Почуяли серые, что людишкам не до них, и айда кровя пускать. В Поскотине, помнишь, где мы Краскова арестовали? Всех собак в одну ночь кончали.
— Сколько ж их было?
— Не нашлось кому считать. Десяток, должно, обедал.
Впереди отрывисто и хлестко стегнул по таежной тишине выстрел. Следом — другой. Третий! Потом еще два разом, как склеились.
Родион сорвал с головы папаху, весь обратился в слух.
— Не наши бьют. Английская винтовка. Плохой ты вещун, комиссар. Засада!
Он выхватил из кобуры маузер, развернул иноходца мордой к обозу и приказал:
— К берегу! Вплоть вставать. Не высовываться!
Подлетел к арестованным, распорядился с расчетливой деловитостью:
— Офицера и Якшина связать. Начнут уросить — стреляйте!
Поискал глазами комиссара, успев оглядеть берега.
— Александр! Разверни пулемет рылом вперед. Ежели густо пойдут, уводи обоз.
— Ясно, командир!
Снегирев нервничал. Он даже не заметил, как в руке оказался наган. Курок взведен.
«Черт возьми! Не хватало еще выстрелить. Надо успокоиться. Твоя пуля осталась в Волчьем Броде».
— Ты! Ты! Ты! — Родион стволом маузера указал на трех бойцов. — За мной! Остальные — при комиссаре!
Арестованный Якщин криво улыбнулся и плюнул под ноги вязавшему ему руки красноармейцу.
— Щеришься, падлюка! — недобро глянул на него Родион. — Силин! Этого первого пристрелишь. Уразумел?
— Пристрелю! — согласился боец. — Чо с ем церемониться?!
— Ну, с Богом, ребята! Помните-пощады от них не будет!
Родион пришпорил иноходца. Кони всхрапнули, пошли наметом, высекая подковами кусочки сверкающего льда. Еще один выстрел прозвучал совсем близко, там, где река делала петлю, торчмя ударялась в мощное основание лесистой скалы. Скалу звали Веселой. Быстрая струя воды в этом месте выносила лодку на торчащие из воды камни, и если их еще проскочить можно было, то миновать скалу никто не мог. Каждый год здесь кто-нибудь тонул. Весело…
Родион взял на себя поводья, помахал рукой. Бойцы придержали лошадей.
— Строже смотри! Не на птичку! Вверх, сказано, глядеть надо!
Кони шли медленным, осторожным шагом. Винтовки лежали поперек седел. Веселая скала полого уходила в небо, где мелкие, кудрявые барашки облаков гуляли рядом с ее ледяной вершиною.
— Вижу, однахо! — крикнул краснощекий бурят, которому Родион запретил смотрегь на пгичку.
— Не кричи! — успокоил бурята Родион. — Покажи где?
— Накляпша сосна, за ней, однахо.
— Которая?
— От первого ража, чуть ниже.
Родион долго всматривался и вдруг схватился за ствол, вырвал у бойца винтовку. Попросил тихо, почти шепотом:
— Встань впереди меня, Батюр.
Боец выехал на метр вперед. Остановился, поглаживая низкорослую лошадку по холке.
— Теперь замри! — еще тише сказал Родион.
Положил на плечо Батюра ствол. Успокоился.
Кончик уса зажат в зубах, и слова сочатся сквозь узкую щель:
— Изготовились, бить прицельно!
Выстрел разрушил томительное ожидание.
Над накляпшей под ряжем лесиной взметнулся, точно подброшенный, человек. Скрючился, осел на бок. Тут же по нему стегануло еще два выстрела.
— Достал гада! — выдохнул Родион.
Рядом, у самых ног иноходца, цукнула в лед пуля. И со скалы пришел едва слышный звук вы - с грела.
— К берегу!
Еще одна пуля торкнула в лед, совсем близко с иноходцем.
«Целок, Ваше Благородие!» — успел подивиться Родион. У поворота начали стрелять.
— За мной! — скомандовал Родион.
Меіров через сто он увидел разведчиков. Они уже совсем не прятались. Фрол, держа в поводу своего жеребца, ругал отрывистым, сердитым голосом сутулого бойца в широком теплячке поверх собачьей душегрейки. Боец слушал, отвернув к берегу простоватое мальчишечье лицо.
— Тебе пороть надогь, козел дойный! Почему команде не подчиняешься?! Таки вольные скоро мертвыми стают!
— Все целы? — спросил Родион.
— Да, вот лошадь сгубил добрую. Одна лошадка на все их зимовье. Приказал ему — к берегу! Он, башка курья, воротиі ь коня задумал. Получила животина пулю, — Фрол покачал головой. — Кто зачинат таких, умом слабых?!
Тут Родион заметил в ивняке судорожно дергающуюся лошадку и узкую полоску крови на снегу. Лошадь и вправду оказалась хорошей, было о чем жалеть.
— Сколько их? — кивнул Родион в сторону скалы.
— Трое. Одного ты заранил.
— Хорошо себе — заранил?! — покраснел Родион. — Кулем свалился!
— Заранил! — повторил Фрол. — Полз он, я тоже стрелил.
— Скажешь — добил?!
— Мазал. За ряжом укрылся. Офицерье.
— Возьми моих бойцов. Лошадку освежуйте. Покладите в сани, где арестованные. Они пущай прогуляюгся, и іы, герой, с ними. Не покараулят нас офицеры?
— Поди спроси, — ответил Фрол. — Которого ты цапнул, боле не вояка. Но поглядеть надо: не ровен час кго стрельнет вдогонку.
Фрол полошел к раненой лошадке, вынул из деревянного чехла охотничий нож. Левой рукой потрепал живоі ное по холке. Лошадь скосила на человека влажные г лаза. Он взял в горсі ь ее настороженное ухо, и еще немного они смотрели друг на друга. Фрол потянул ухо вверх, коротким ударом полоснул по горлу. Кровь рванулась на волю с ворчливым шумом Лошадь засучила ногами, ломая мерзлый ивняк, торопливо отталкиваясь от своей прошлой жизни, словно хотела поскорей из нее убежать..
— Обснимай, ІІогудин!
Фрол вы г ер нож о снег. На лошадь не смотрит Пар от кровавой лужи поднимается и плавает вровень с его лицом. Оно совершенно спокойно, только глаза погасшие: жалко животину.
— Поезжай без горя, Родион Николаич, — сказал он. — Им сейчас не до нас. Может, бойца возьмешь?
— Сам постерегусь. Батюр пусть скалу смотрит.
Иноходец легко развернулся, косясь в сторону мертвой лошади, пошел мелкой рысью, чуть приседая под седоком. Фортов смотрел вслед Родиону, и тот почувствовал взгляд, обернулся. Махнул рукой:
— Скоро будем!
Он проскакал половину пуги, когда за своротом услыхал нарастающий топот копы і.
Родион осадил коня, едва успел выхва і и і ь мау- Jер, как на него выскочил всадник.