Все уцелевшие сейчас щедро делились с ним силой и чарами – варлок Болг, старый мормат, чьего имени никто никогда не знал и даже не ведал, есть ли оно у него вообще, радужный змей Хабрах, который, когда на него находила прихоть, требовал именовать себя Александросом.
Вампиру казалось, что ему удаётся нащупать глубоко упрятанную структуру, сложный клубок чар, управляющих скопищем покорных Яргохору призраков; чар древних, очень характерных, принесённых в Упорядоченное именно Молодыми Богами. Наверное, именно с их помощью Водитель Мёртвых, собственно, и «водил» их по Чёрному Тракту к пещерам за Гнипахеллиром, к логову Гарма, чудовищного пса, вскормленного Хель мясом мертвецов, и дальше, к залам само́й чудовищной дщери Локи.
Ещё немного, ещё чуть-чуть; эх, как же теперь Болг, они с Гормом были ближе, чем братья…
– Цып-цып-цып… – лихорадочно шептал вампир. – Сюда, мои сладкие, за мной, за мной, только никуда не сворачивайте и только меня слушайте…
Проклятье, ну где этот гоблин?!
Вампир совершенно не думал сейчас, что жуткое устройство может положить конец не только Яргохору.
Гоблин! Всю кровь твою самолично выпью, и не посмотрю, что зелёная!..
Вампир не видел, как живые заросли Межреальности раздвинулись, как оттуда появились варлок и гоблин; однако затылком он ощутил прокатившуюся волну магии, стремительного и обжигающего возмущения в силе.
Пора!..
Он взмыл вверх, что было сил работая развернувшимися крыльями; Александрос и мормат были уже рядом, тащили, тащили прочь, а в спину выпрямившемуся наконец Водителю Мёртвых летела, кувыркаясь, ярко-огненная капля, какое-то жуткое гоблинское устройство, где магия соединялась с алхимией, а алхимия – с какими-то редкостными веществами, способными взрываться с поистине невероятной мощью.
Алая капля коснулась тёмной брони Яргохора, разбилась с лёгким хрустальным звоном; кровавый туман хлынул во все стороны, клубы его катились, словно прорвавший дамбу поток.
Рушилась сама плоть Межреальности; жуткое гоблинское устройство высвободило нечто, растворявшее твердь Междумирья, словно тот самый Menstruum universale[4], мечта всех алхимиков.
Воронка стремительно росла и ширилась, засасывая в себя призрачных воинов Яргохора; вот ноги Водителя Мёртвых лишились опоры, и сам он взмахнул руками, проваливаясь.
Вокруг него не осталось душ, что могли бы прийти на помощь. Вампир не знал, что именно за устройство сотворил гоблин, но оно сработало. Водителю Мёртвых предстояло падать очень-очень долго, до самого Дна Миров, где был заточён некогда великий Ракот; а уж за это время Аэтерос, конечно, измыслит, как справиться с бедой!..
Яргохор, проваливаясь, закричал, точнее, у него вырвался режущий слух вопль, словно старое железо со всей силой тёрлось, скребло о неподатливый камень. Ему не за что было зацепиться…
Чёрный меч лёг поперёк расширяющейся воронки, эфес и острие впились в стены, и вампир ощутил толчок чуждой силы – Водитель Мёртвых пытался замедлить своё падение.
Всё вокруг тонуло в алом тумане, вампир ощущал, как проваливается под ним твердь Междумирья, и точно так же он ощущал, что падение Яргохора замедлилось.
Пропасть всё углублялась и углублялась, однако он, поставив враспорку свой меч, каким-то образом стягивал стены воронки; нужен был ещё один удар, последний!..
Вампир не успел подумать об этом, а радужный змей Хабрах-Александрос внезапно переломился в полёте, словно сложенный карманный ножик, и кинулся вниз, в клубы алого дыма.
Вспышка, и вампира скрутило от боли. Яргохор не успел вскинуть оружие, и удар Александроса швырнул Водителя Мёртвых ещё дальше, вглубь воронки.
Чёрный меч выбило из стен, Яргохор со всё тем же нечеловеческим скрипом-воплем вскинул клинок, пронзив радужного змея насквозь.
Смерть того, кто любил, чтобы его называли человеческим именем Александрос, была мгновенной.
Всё повисло на волоске; вампир по-прежнему тянул за собой вереницу душ, отводя её от провала; в клубах багрового дыма скрылись варлок с гоблином, и лишь мормат беззвучно скользнул над полем битвы, завис над воронкой. Сила дрогнула, потекла, сворачиваясь длинными щупальцами; мормат словно создавал копию самого себя, и она повисла на Яргохоре, словно камень на шее утопленника.
Яргохор сорвался, проваливаясь ещё глубже, и рядом с ним падал мормат, отдавший последнему заклинанию всю жизненную силу.
Вампир уже выбрался из багрового облака, по-прежнему увлекая за собой души. Силы его таяли, магический шторм, вызванный взрывом гоблинского устройства, утихал, и, если б не поддержка варлока, души бы уже рассыпались, устремившись обратно к своему Водителю.
…Вот они, друзья и соратники; Болг, яростно потрясающий посохом и, похоже, пляшущий какой-то из своих танцев, того времени, когда он был всего лишь племенным шаманом; гоблин, что-то лихорадочно собиравший из разложенных перед ним припасов самого удивительного характера.
Вампир старался уводить души подальше в сторону от собратьев; и ему это почти удалось.
Почти.
…Кто допустил роковую ошибку, понять было нельзя. То ли он сам, вампир, потому что мысли уже путались и удерживать сложные чары становилось всё тяжелее; то ли Болг, сбившийся на одной из своих мантр; то ли гоблин, на коленях которого что-то блеснуло, когда он поспешно соединял части в какое-то, несомненно, смертоносное устройство.
Во всяком случае, волна душ из находившихся в отдалении от их нового вожатого, вампира, почуяла живых и качнулась к орку и гоблину.
Вампиру показалось, что он умирает во второй раз.
…Ни Болг, ни его низенький товарищ не побежали.
Гоблин сноровисто метнул в приближавшихся призраков нечто недоделанное, но тем не менее взорвавшееся с изрядным эффектом; Болг взмахнул посохом, и передние ряды призраков отбросило, словно яростным ветром.
– Сила! Сила! – в отчаянии завопил вампир. Одному ему было не удержать души, никак не удержать!..
– Сейчас! – хрипло каркнул варлок. Швырнул посох наземь, одним ударом кулака раздробил прибитый к древку череп.
Вампира обдало волной силы, он, как мог, потянул души к себе, на себя, за собой…
Однако он был мёртвым, а орк с гоблином – живыми.
Вампир больше ничего не смог сделать.
Поток призрачных воителей смял его друзей, и последнее, что успел сделать гоблин, – это привести в действие свой смертный медальон.
Вихрь чистого белого пламени пронзил сгущающуюся тьму; от Болга и гоблина не осталось даже пепла.
Они не мучились.
Вампир остался один.
…Сколько сможет, он ещё будет тянуть души за собой. Пусть недолго, но – сможет. После этого они вернутся к Яргохору, но время будет выиграно, Аэтерос успеет, помощь придёт…
Он должен уцелеть, он обязан. Обязан добраться до Учителя и поведать ему обо всём случившемся.
Мьёлль, Леотар, Болг, Горм, Александрос, мормат и гоблин, имена которых так и остались скрыты от него.
Никогда ещё в одном бою не погибало столько учеников Аэтероса. Все, кто стоят под его знаменем, должны будут отомстить.
Силы вампира таяли, удерживать души дальше не имело смысла. Учителю нужны живые ученики, способные драться, а не мёртвые герои. Наверное, им стоило бы отступить раньше, но…
Поток душ, следовавший за вампиром, терял стройность и плотность, струйки и струи, отдельные группы призрачных воителей откалывались от него, медленно, словно ощупью направляясь к поглотившей Яргохора воронке.
Всё, дальнейшее удержание бессмысленно, убеждал себя вампир. Пора уходить, пора убираться. Доклад Аэтеросу важнее всего, он может спасти бесчисленные жизни…
Но всё равно он тянул, тянул до последнего, словно уйти сейчас, от места, где погибли друзья, было бы страшным предательством.
Вампир был давно мёртв, как и Ан-Авагар, и всегда – для себя – считал всякие понятия типа «верности» или «предательства» смешной глупостью, придуманной умными, чтобы заставить простаков сражаться и умирать за них; «истинный вампир всегда на стороне сильного», как известно.
Надо уходить. Вампир чувствовал, как слабеет; связь с уведёнными им душами всё тоньше, всё эфемернее; сейчас они освободятся совсем, хлынут потоком, сомнут его, втопчут в твердь Междумирья…
А если он бросит их, они быстрее вытащат Яргохора из пропасти. И кто знает, насколько быстро?
Друзья погибли, пожертвовали собой, все. А он?..
Но что проку будет от его гибели? Всё равно Яргохора ещё предстоит останавливать, его опыт, опыт сражавшегося против Водителя Мёртвых будет неоценим…
Он утешал себя как мог.
Гордость заставила протянуть ещё какое-то время, пока вампир не решил наконец, что долг свой он исполнил.
Сбрасывая человеческое обличье, огромная летучая мышь рванулась прочь.
Познавший Тьму торопился. Расставившие на него капкан потратили много сил, дабы приманка выглядела как настоящая. Они послали на убой собственных аколитов, хорошо обученных, готовых драться до конца; и всё ради того, чтобы попытаться «изловить» Нового Бога. Да, хорошие идеи приходят в умные головы одновременно, Архимаг Игнациус был явно не одинок в своих поисках. Вопрос только – на что рассчитывали эти поимщики, буде им удался бы их замысел? Жаль, что мессира Архимага уже не расспросишь; правда, оставалась надежда расспросить устроителей этого капкана.
Хорошо идут, смело… не оглядываясь назад, не надеясь на защиту стен.
Вокруг замка простиралась настоящая бездна. Чары раздвигали плоть Межреальности, и потом, пропустив летающий островок, она смыкалась вновь. Познавший Тьму это учитывал, и потому его армия оставалась в отдалении, на безопасном расстоянии от чужой крепости.
Аколитов, судя по всему, подготовили хорошо – над пропастью они просто плыли, левитируя; заклятия весьма высокого уровня, ничего не скажешь.
Когда-то, давным-давно, Закон Древних запрещал Истинному Магу прямое убийство смертных. Лукавый и хитрый закон; он никак не запрещал, к примеру, создание всяческих големов-убийц. Нет, куда честнее самому, глаза в глаза.