И только Кор Двейн, кажется, ничем не был занят; нет, он тоже плёл какие-то чары, но так быстро и настолько странные, что Гелерра за ним не поспевала.
«Сейчас. Сейчас будет», – мелькнуло у адаты. Она напряглась, готовая взлететь – в воздухе-то она с этими клювокрылами справится играючи.
Земля вдруг помягчела, ноги адаты ушли по щиколотку во внезапно наполнившийся какой-то жижей грунт. Глянула – жижа была красной и до омерзения живой. В ней что-то кишело, сновало, лихорадочно работало крошечными лапками, словно множество муравьёв в муравейнике.
Один из аколитов вдруг разорвал цепь, взмахнул руками и беззвучно исчез, поглощённый новосотворённым болотом. Топь жадно зачавкала.
Кор Двейн резко обернулся – весь бледный, в поту, лицо перекошено. Кажется, если всё и шло «по плану», то давалось немалой ценой.
– Гелерра!.. – и Кор Двейн ткнул себе под ноги.
Там, где стояли трое чародеев, земля оставалась сухой и крепкой, болото никак не могло к ним подступиться.
А вот аколиты подались назад, попятились, ища спасения на мраморных ступенях. Логично – однако для Двейна это было почему-то неприемлемо.
Сфайрат. Дракон Сфайрат.
Нет, она уйдёт лишь в самый последний момент, когда всё будет уже решено.
Гелерра, как умела, одним прыжком взвилась в воздух, белые крылья закружились гибельным ураганом; заклятия разрушения, гибели и распада срывались словно сами собой, и адата вновь услыхала слабые отзвуки демона – там, глубоко-глубоко в себе.
Рвать, душить, убивать, выпивать кровь!..
Красные крылатые существа не могли ни остановиться, ни повернуть. Их гнала вперёд воля Новых Магов, они мчались прямо на бешено крутящуюся белую завесу крыл адаты, и каждое маховое перо в них сделалось подобно острому лезвию.
На головы Двейна, Соллей и Скьёльда пролился красный дождь.
Гелерра ощущала дикое, сладостное освобождение. Так порой случалось в азарте молодой охоты; потом, на службе бога Хедина, ей пришлось об этом забыть. И вот опять! – свободна и яростна!
Теперь болото. Его языки проворно тянулись следом за аколитами, мраморные ступени крошились и трескались, алая хлябь наступала; Кор Двейн настоящим тигриным прыжком перемахнул кровавую топь, схватил за шиворот ближайшего аколита, бешено тряханул, выкрикивая какие-то слова на непонятном языке; тот затрясся, безвольно обвис в руках волшебника, а остальные вдруг опрометью бросились наутёк, вверх по ступеням.
– Держи, адата! – прорычал Двейн. – Кровь труса!..
И взмахнул кривым кинжалом.
Аколит не успел даже вскрикнуть – обмяк в руках мага, из рассечённого горла потоком хлынула кровь, и там, где она касалась такой же красной топи, жижа начинала стремительно чернеть, дымиться и застывать, трескаясь, словно иссушённый солнцем солончак.
И одновременно адату настиг поток силы – такой яростной, такой обжигающе-горячей, такой податливой, такой – такой, что с ней можно было сделать всё что угодно.
Безо всяких «чар».
Меж тем вдруг упала на одно колено Соллей – во всяком случае, волосы её обрисовывали теперь фигуру именно упавшей на одно колено; Скьёльд выругался, подхватил названую сестру под руку, попытался поднять, но в бок ему врезался наползавший справа громадный валун.
Нет, Скьёльд всё равно выпрямился, всё равно поднялся, и Соллей тоже, однако волосы чародейки сделались красными до самой середины, и она как-то подозрительно вдруг обвисла, цепляясь обеими руками за плечо чародея с вытатуированными драконами на черепе. К ним бросился поток коричневых тварей, Скьёльд разметал его, однако, когда на миг обернулся к Кору Двейну, всё лицо его покрывала кровь.
– Сейчас!.. – гаркнул он, и это Гелерра поняла.
Сама же она, наполненная жизненной силой жертвы, легко развернула обрушившийся на неё поток; преображая в яростный жар, направила вниз, испепеляя, сжигая и развеивая сам пепел той красной субстанции, что вот-вот, ещё немного, и поглотила бы и Скьёльда, и Соллей; непонятным образом оставался неуязвим для неё один лишь Кор.
Исторгнутый адатой жар жёг и иссушал, кровавая топь стремительно съёживалась, покрывалась чёрной коркой, трескалась; но двое сородичей Двейна оказались сдавлены каменными глыбами, по бокам валунов стремительно карабкались змеевидные лианы, раскрывая самые настоящие пасти; и Скьёльд, отчаянно прикрывая собой сестру, выкрикнул вдруг:
– Не… удержать! Кристалл, Кор, кристалл!..
Казалось, Двейн колеблется – алая трясина быстро исчезала, превращаясь в каменно-твёрдый чёрный монолит – но сестра и брат погибали, черные жукоиды ринулись на них, перебравшись через камни, лианы вцепились в волосы Соллей, и волшебница закричала, тонко, предсмертно; и тогда Кор выхватил откуда-то из-за пазухи такой знакомый Гелерре зелёный кристалл.
Адате показалось – она слышит многоголосый вопль, полный изумления и отчаяния. В движение пришла поистине чудовищная сила, точнее, даже две, два её потока. Один – тщательно собранный, аттенуированный, артикулированный и упорядоченный Кором Двейном; и другой – высвобожденный зелёным кристаллом.
Эта сила была совершенно чужая, холодная и непонятная. Дальняя Сила, как, наверное, сказал бы бог Хедин. Неизвестно, что хотел с ней сотворить Кор Двейн, если бы не припёрло, но сейчас она с успехом доламывала и добивала всё, что ещё имело хоть какие-то определённые формы.
Рушились с грохотом скалы, лавины катились слева и справа от арки входа, катились, дробясь до песка и пыли; валились ещё остававшиеся стоять деревья, землю пронзали острия громадных зелёных кристаллов, однако и они тоже распадались во прах.
И одновременно все восемь сущностей, сутей восьми Новых Магов охватило агатово-блестящими сферами – из исходного заклинания Кора Двейна, поняла Гелерра. Чары загадочного волшебника проскользнули сквозь бушевавший хаос, вцепились, присосались, обхватили; зелёный кристалл, покрываясь трещинами и распадаясь, послал вокруг волну всеобщего распада, мгновенного застывания, сменявшегося измельчением в пыль.
Гелерра слышала – смутно и словно издалека или сквозь вату – стоны, вопли, истошные крики, полные злобы, недоумения, отчаяния; бессильные угрозы, не менее бессильные посулы.
Агатовые сферы сжимались, мечущиеся в них сущности бились в стены своих вместилищ, но всё напрасно.
…Перед троицей магов и адатой посреди дикого хаоса лежало восемь гладких тёмных шаров. Они слегка отличались друг от друга – игрой света на полированной поверхности, где-то мелькали слабые проблески молний, где-то блики напоминали радугу.
Чародеи молчали. Выглядели они все прескверно, Кор Двейн и Скьёльд старались наложить какие-то чары на бестелесную плоть сестры; получалось у них плохо, сила им почти не повиновалась, да и сами они были изранены.
Гелерра, помешкав лишь самую малость, кинулась помогать. Нет, как же правильно она поступила, не кинувшись наутёк, не поддавшись панике, как эти аколиты!..
– Спасибо, адата, – выдохнул Двейн. – Ты нам очень, очень пригодилась. Мы в долгу.
– Да, в долгу, – кивнул Скьёльд, глядя, как гарпия умело закрывает серией несильных, но точных заклятий длинную и паскудно выглядящую рану на его груди, уже успевшую загноиться – там прошлись жвалы одного из жукоидов.
– В… долгу… – простонала и длинноволосая чародейка. – Спасибо… доблестная… адата…
– Вы тоже помогли мне, – не глядя им в глаза, сказала Гелерра, невольно коснувшись так и не понадобившегося ей амулета Соллей. Глядишь, ещё сгодится в будущем. – Спасли от демона во мне самой. И потом… Но – что всё это? И где Матфей?..
– Бедолага тут, совсем неподалёку, – сообщил Кор Двейн. – Пришлось повозиться, чтобы не задеть его ненароком. Идёмте, заберём их с Царицей обратно. Паренёк-то способный и с характером, жалко терять.
– Но… он же… предал?..
– Предал? Ну что ты, достойная адата! Мы вели его к этому, хоть и без его ведома. А устоять перед чарами Царицы Теней – на такое мало кто способен. Я его не виню. Что с ним делать – придумаем.
– А… эти… – Гелерра кивнула на восемь тёмных агатов.
– О, они вскоре получат свободу, – небрежно бросил Двейн. – Вот только обеспечат нам силой одно маленькое такое заклинание… совсем-совсем простенькое…
– Которое, – сумрачно проговорил Скьёльд, – уже начало действовать, так что надо спешить, силы потребуется много, и очень скоро. Пружина сработала, пробой осуществлён успешно, он провалился, куда мы и хотели, – ты не почувствовал, Кор?
– Почувствовал, – безмятежно сказал Двейн. – Но об этом, брат, мы поговорим после. Пока же давайте глянем, что у нас тут…
– Тут у нас Ракот Восставший, – бесцветным голосом прошептала Соллей.
Гелерра ощутила, как земля уходит у неё из-под ног, да так, что и впрямь пришлось опереться на крылья.
– Ракот?
– Восставший?
Кор Двейн и Скьёльд глядели на сестру, выпучив глаза.
– Да. Он был здесь. Дальние… воспользовались. Он… как Владыка Тьмы… стал уязвим. Я… чувствую.
Ракот Восставший не знал, что именно случилось и почему вдруг его темница стала раскалываться на куски, сперва на крупные, а потом всё мельче и мельче.
Он только ощущал, что вновь летит, летит в какую-то бездну, и слышал дикий вопль того или той, что только что с таким апломбом рисовала ему грядущую невесёлую судьбину.
Всё пошло совсем не так, как мечталось, злорадно подумал Восставший. Он постепенно освобождался; это получалось несколько медленнее, чем желалось, но в конце концов – стой! Что это?!
…Ощущение было такое, словно он со всего размаха влетел в поток нестерпимо горячей лавы, нестерпимой даже для него. Ракот ощутил это, словно гигантскую, невероятно длинную рану, разруб, раскол, тянущийся сквозь миры и Межреальность; по Упорядоченному словно прошёлся исполинский меч.
Он падал, корчась от боли, сбрасывая последние остатки оков, но не в силах ещё управлять собственной сущностью, не в силах ещё облечься плотью – а потом боль и пламя внезапно кончились, и он вновь падал сквозь Междумирье… но уже какое-то другое.