Прошедшее повелительное — страница 10 из 80

– У меня есть для тебя кое-какие новости.

Кустистые рыжие брови Т’лина хмуро сдвинулись:

– Я жду их с нетерпением. Воистину ты бесценный источник информации, а информация – единственное, что помогает бедному, но честному человеку в житейских невзгодах.

Т’лин, конечно, шутил, но от взгляда его быстрых зеленых глаз не скрылась ее озабоченность. Вполне возможно, очень немногое из того, что рассказывала Элиэль, являлось для него действительно новостью. Порой труппе случалось играть в богатых домах, иногда даже в домах правителей, и там она могла услышать или заметить что-то такое, что он не мог бы узнать ни от кого другого. Все остальное являлось пустыми слухами. Но торговца интересовало все: болтовня на рынке или форуме, цены на съестное, жизнь богатеев, жалобы бедноты, воля богов, урожай, дороги…

«Когда я покупаю дракона, – сказал как-то раз Т’лин, – я не просто смотрю на его когти. Я рассматриваю каждую чешуйку, каждый зуб. Я заглядываю ему в глаза и в уши. Иногда какая-то мелочь может рассказать мне о важном, особенно вместе с другими мелочами, верно? Например, молодой дракон со спиленной уже вьючной пластиной. Но когти у него еще не сточены, а чешуя не стерлась от подпруги – знаешь ли ты, что это означает, о ипостась Астины? Ну конечно же, это означает, что ему до сих пор почти не приходилось работать, верно? Выходит, ему просто везло, да? А возможно, с ним что-то не так. Скажем, дурной характер. Так вот, когда я приезжаю в новый вейл торговать, я не могу просто взять и спросить, какие у них тут цены на драконов, – мне никто не скажет. То есть сказать-то, конечно, скажет, да только соврет. Я во всяком случае, не поверю. Нет, на новом месте я смотрю на все – абсолютно на все! И посмотрев, решаю, сколько здесь должны стоить драконы и что мне выгоднее – покупать или продавать».

Потом он торжествующе улыбнулся и взлохматил свою медную бороду. А она так и не поняла до конца, говорил он серьезно или так, язык чесал.

Когда Элиэль Певица рассказывала новости Т’лину Драконоторговцу, она выкладывала ему все, что могла вспомнить. Он никогда не говорил ей, что слышал об этом раньше или что ему что-то неинтересно. Под конец он выуживал из всего вороха одну-две новости, но Элиэль никогда не знала заранее какие именно. И действительно ли они интересовали его больше, чем другие. Вполне возможно, он просто вел себя как хороший торговец. Если его лицо и меняло выражение, рыжая борода это скрывала.

А потом Элиэль получала вознаграждение. Когда она была младше, наградой служила поездка на драконе, теперь же Т’лин давал ей деньги – порой несколько медяков, а однажды целую джоалийскую серебряную звезду. Иногда – редко – он хвалил ее за хороший рассказ или говорил, что ей стоило обратить больше внимания на то или это.

Постепенно Элиэль научилась замечать То, Что Может Интересовать Т’лина, – она училась запоминать это и раскладывать должным образом в своей голове. Впрочем, актеры вообще отличаются хорошей памятью.

Она набрала в легкие побольше воздуха и начала с наводнения в Мапленде. Потом описала волнения в Лаппине, где погибло шесть человек и сожгли два дома. Потом вспомнила о необычном числе монахов и жрецов на Фандорпасском перевале – всех цветов: белых, красных, синих, желтых, зеленых – и сколько их ждет здесь очереди на мамонта… хотя он, наверное, и сам это заметил. Еще она рассказала про магистрата здесь, в Нарше, – тот умер, и в следующий головадень соберется совет выбирать ему замену. Это напомнило ей…

– Мне сказали, что в городе Жнец!

Снежно-голубая самка оглушительно рыгнула и, повернув голову на длинной шее, с осуждением посмотрела на Элиэль, словно это она, а не дракониха произвела не совсем приличный звук.

– И еще в городе пруд-пруди таргианцев, – гордо закончила свой рассказ девочка. – Я слышала, как они говорят. Они пытались исказить свою речь, но мы – люди театра – хорошо разбираемся в произношении. Два синих монаха приходили на спектакль позавчера, и три хорошо одетые женщины вчера. Я слышала двоих молодых людей у булочника. Один – толстый – нездешний, а другой – местный купец с женой. Я их еще раньше видела. Я подслушала белого жреца на улице. Они все старались говорить с джоалийским произношением, но я точно знаю: они все из Таргии. Ну, откуда-то из Таргдома. – Она чуть-чуть подумала. – Это все.

На протяжении всего рассказа Т’лин только смотрел на нее, неподвижный, как статуя. Должно быть, Элиэль не единственный его информатор в Нарше. Она часто видела, как он разговаривает с людьми, которые никак не могли быть покупателями: с детьми, с нищими, со жрецами. По большей части все они жили здесь; возможно, одна только Элиэль странствовала, как и он сам. Раз или два Т’лин говорил ей об этом. Местные много знают, говорил он, но путешественники, бывающие здесь изредка, лучше видят перемены.

Он молча достал платок и начал протирать чешую сланцевого дракона. Чудище заурчало. Урчание дракона – довольно-таки устрашающий утробный звук, словно мухи жужжат в жестяной коробке.

– Люди умирают каждый день, – сказал Т’лин. – Далеко не всякая внезапная смерть – дело рук Жнеца.

– Но ведь случается все-таки!

– И не все таргианцы шпионы.

– Тогда с какой стати они старались изменить произношение?

Т’лин пожал плечами.

– Из-за чего случились беспорядки в Лаппинвейле?

– Последователи Д’мит’рия Карзона напали на дом, в котором, по их словам, собирались те, кто поклоняется Предвечному. Дом сожгли, и при этом погибло шесть человек. Никто не был наказан. – Это должно заинтересовать Т’лина. Таргианцы обычно строго карают за нарушение законов в землях, которыми правят. Правда, сам Таргленд, говорят, то еще гнездо смутьянов.

– В Лаппине есть храм Зоана, бога истины, ипостаси Висека, Предвечного, главного божества, – сказал Т’лин, немного помолчав. – Тогда зачем белым понадобилось молиться ему в доме, а не в храме? И какое до этого дело последователям Карзона?

– Так я слышала.

Он задумчиво почесал бороду.

– Ты уверена, что они поклонялись Прародителю? Повтори именно те слова, что ты слышала.

Интересно, до сих пор Т’лин Драконоторговец никогда не признавался, что рассказанное Элиэль – для него новость. Это взволновало ее, и она прикинула, сколько он ей заплатит на этот раз. Девочка зажмурилась, изо всех сил напрягая память. Потом снова посмотрела на него.

– Единый?

– Ты уверена?

– Не совсем, – призналась она. Глаза Т’лина превратились в пару холодных зеленых камней.

– Что ты знаешь о Едином?

– Ну… обычно так говорят о Висеке, Прародителе, Первоисточнике. Или о его аватарах, например, о Зоане.

– Благословенны аватары Висека, Отца и Матери богов, да святится имя его. Ты сказала «обычно»? А кто еще Единый?

– Ну… а… – Теология вся такая запутанная, и Т’лин вроде никогда раньше не проявлял к ней интереса. Странно.

Он продолжал протирать драконью чешую, храня молчание до тех пор, пока Элиэль не начала беспокойно ерзать.

– Есть еще бог, имя которого никогда не упоминается, – сказал он наконец. – Его называют Единым и Неделимым Истинным Богом.

– Висек.

Драконоторговец покачал головой.

– Прародителя никогда не называли Единым, пока не появился этот, другой. Другие боги не принимают Единого. Полагаю, у него были последователи в Лаппине. Судя по тому, что ты рассказала, их теперь стало меньше. Действительно, там не было ни храма его, ни часовни.

Элиэль кивнула, несколько опешив от столь неожиданного интереса к богам. Впрочем, возможно, этот интерес был и праздным, поскольку Т’лин внезапно сменил тему.

– Опиши этих чужаков из Тарга! Так, чтобы я узнал их при встрече. Никого с уродливыми ушами?

– Конечно, нет! Какой из него шпион? Но вот тот толстяк, которого я видела с местными… местный – Гаспак Жестянщик. Он надеется, что у него есть шанс сделаться новым магистратом, и если он поддержит джоалийцев, а не таргианцев…

Т’лин усмехнулся и выпрямился.

– Ты никогда не слышала про крестьянина, который купил леопарда, чтобы тот охранял его кур от лис?

– Нет, – озадаченно призналась Элиэль.

– Джоалийцы – это лисы.

– Ага! А таргианцы – леопарды?

Драконоторговец рассмеялся и порылся в кармане.

– Воистину ты кладезь полезных сведений, о возлюбленная Тиона. Держи!

Она протянула руки, и он, не считая, высыпал в них пригоршню серебра. Она чуть не поперхнулась от свалившегося на нее богатства.

– Отлично сработано, о Владычица Мира, – сказал Т’лин. – Передай от меня привет Суссу.

– Если мы только туда попадем… Т’лин! Драконы ведь могут переходить горы?

– Да, – осторожно сказал он.

– Тогда, раз все мамонты в этом году заняты, а нам надо попасть туда больше, чем… ну, скажем, купцу там или жрецу, – я хочу сказать, наше искусство ведь так важно! Я только думала… – Она осеклась, заметив в его глазах огонек.

– Ну да, я могу посадить тебя и твоих друзей на своих драконов и поработать перевозчиком, но только это будет в первый и последний раз. Известно ли тебе, кто хозяин этих мамонтов, о ипостась Астины? – Он оскалился. – Храм Оис! И жрецы не терпят конкуренции. Они могут вообще лишить меня торговой лицензии.

– Ох…

– Вот именно. Так что ты уж играй себе! Удачи тебе на Празднестве!

Ну как он может быть таким бестактным? Он что, правил не знает?

– Я не уверена, что уже достигла тех высот в искусстве, чтобы участвовать.

Т’лин пожал плечами:

– Ну, тогда удачи тебе в Суссленде, как бы там ни было.

9

Элиэль спешила по раскисшему лугу обратно к мамонтам. Лямки мешка больно резали плечи даже сквозь толстую шерстяную одежду. Сквиш-скваш, сквиш-скваш… Бедро болело, в бок впивался грубый шов рубахи.

Еще издали она увидела, что цепочка мамонтов потянулась в сторону далеких гор – первые уже переходили вброд реку. У лестницы стоял последний мамонт – он задрал хобот и затрубил, возможно, призывая остальных подождать его. Посадка шла бойко. Труппе ни за что не успеть совершить в храме еще одно жертвоприношение. Утиам Флейтист знала, куда пошла Элиэль. Они бы не уехали без нее. Еще одна ночь в этом жалком, промерзшем Нарше!