Конечно, занудные западные графства никак нельзя сравнить с невыносимым Лондоном, но… Ей не терпелось добраться до своего номера и скинуть хоть часть одежды. В Африке жара сильнее, но в колониях от женщины и не требуется таскать на себе такие вздорные произведения портняжного искусства, как нижние юбки из китайского шелка, бумажные нижние рубашки до колен или широкие шелковые пояса. А если и требуется, то уж во всяком случае ее не заставили бы ходить в таком виде всю вторую половину дня по провинциальному городку.
А эту шляпу с плюмажем она сорвет с себя в первую очередь.
В воскресные вечера в Грейфрайерз только и развлечений, что вечерняя служба в соборе Святого Михаила. Впрочем, сегодня в городском парке состоялся импровизированный митинг, вызвавший некоторое оживление местных жителей. Несколько раз восславили мистера Эсквита, храни его Господь, а кайзера заклеймили позором. Мэр произнес несколько слов об Империи, В Пределах Которой Солнце Не Заходит, и об Англии, Ожидающей От Каждого Мужчины Исполнения Священного Долга. Наспех собранный оркестр исполнил несколько военных маршей. Все хором пропели «Страну надежд и славы» и «Боже, храни Короля», вслед за чем толпа тихо рассосалась сама собой, словно горожане стеснялись прилюдного проявления эмоций.
Алиса подошла к конторке забрать ключ от номера. Ее ячейка для корреспонденции была пуста, и это уже было хорошо, ибо только в больнице и полиции знали, где она остановилась.
Алиса надеялась, что Д’Арси нашел записку, которую она оставила ему в гостиной, – порой он бывал поразительно бестолков и слеп как крот. Она часто поддразнивала его этим. Под подушкой она оставила другую записку: «Прочитай записку на камине». Интересно, чем он занимался этим утром, без нее? Может быть, даже в церковь пошел! Надо будет завтра послать ему телеграмму. Если только Эдварду не станет хуже, она завтра вернется в Лондон.
Клерка нигде не было видно. Прежде чем Алиса успела поднять маленький медный колокольчик, благоразумно оставленный на конторке для подобных случаев, из дальнего конца вестибюля ее окликнули:
– Мисс Прескотт?
Она вздрогнула и обернулась.
Должно быть, он сидел в угловом кресле и только теперь встал. Крупный, осанистый мужчина, одетый, как банкир, в лучший воскресный костюм – жилетка и золотая цепочка от часов.
– Да.
Он поклонился и не спеша подошел к ней, держа в руке котелок. Его волосы начинали редеть, кончики седеющих усов вздергивались вверх, как у кайзера.
– Инспектор Лизердейл, полицейское управление графства, мисс Прескотт. Разрешите побеседовать с вами?
Алиса отпустила колокольчик. Ее сердце вело себя возмутительно.
– Конечно, инспектор. Надеюсь, хоть вы объясните мне, что произошло. Я справлялась в полиции, но офицер там оказался на редкость необщительным.
Полицейский кивнул, словно ничего другого и не ожидал. Он сделал жест в сторону массивных диванов у камина:
– Простите, мэм, в гостиной сидят несколько джентльменов. Здесь нам никто не помешает.
Она подошла к камину первой и осторожно уселась на край дивана, держа спину прямо, как ствол мушкета. Подушка продавилась настолько, что ей пришлось неудобно скособочить колени. Она прислонила зонтик к подлокотнику и стянула перчатки. Лизердейл с бережливостью, присущей среднему классу, поддернул штанины на коленях и лишь затем утонул в диване рядом с ней. Он достал из кармана блокнот и автоматическую ручку.
Инспектор казался возмутительно спокойным. Алиса же ощущала себя уголовником, застигнутым врасплох. Господи, что за глупость! Милый дядюшка Роланд счел бы ее чувство вины вполне уместным, знай он его причину. Разумеется, он не мог знать этого, но отсутствие доказательств не значило для него ровным счетом ничего. Он уверился в порочности племянницы сразу же, как только она от него уехала. А это было задолго до ее знакомства с Д’Арси. И аморальность не относится к уголовно наказуемым деяниям. Просто так она себя ощущала – минуту, не больше.
– Ну, инспектор! Я понимаю, что… – Она постаралась, чтобы голос звучал уверенно.
– Будьте добры, ваше полное имя, мэм. Для протокола.
Он перехватил инициативу так решительно, что Алиса хранила почтительное молчание все время, пока он записывал каждый ее ответ. Какое отношение имеет ее возраст к происшествию с Эдвардом? Или ее адрес? Или то, что она родилась в Индии, выросла в Британской Восточной Африке, живет на свои средства, дает уроки игры на фортепьяно?
– Эдвард Джордж Экзетер приходится вам двоюродным братом?
– Да. Он к тому же серьезно ранен, инспектор. Мне сказали, что он упал с какой-то лестницы, но я не поняла…
Инспектор бросил на нее взгляд – холодный и пронизывающий, как тот айсберг, что потопил «Титаник».
– Мы пока не знаем, каким образом он упал с лестницы, мисс Прескотт. Это относится к тем вещам, которые нам хотелось бы прояснить. Как только он придет в себя настолько, что сможет отвечать на вопросы, мы их обязательно ему зададим.
– Вы хотите сказать, это не несчастный случай?
– То, что произошло с Экзетером, может быть, а может и не быть несчастным случаем. Второй молодой человек, вовлеченный в это дело, зарезан. В тот момент там, похоже, никого больше не было. Так что, хотя вашему кузену до сих пор не предъявлено обвинения, он очевидный подозреваемый в убийстве.
Последовавшее молчание оглушило ее, как удар колокола прямо над головой. Зарезан? Убийство? Эдвард? Она, как рыба, молча открывала и закрывала рот.
Инспектор продолжал задавать вопросы. Алиса не слышала вопросов, но – странное дело – слышала свой голос, когда давала ответы.
– Все, что могу, чтобы помочь… села на первый же поезд… экономка моего дяди послала мне телеграмму… с Эдвардом? Хорошие, очень хорошие… скорее как между братом и сестрой…
Нет, в это невозможно поверить! Эдвард не способен убить человека! Убийство – это что-то, что может случиться в трущобах Лаймхауза. Убийство – это Джек-Потрошитель или доктор Криппен, только не Эдвард! Это какая-то чудовищная ошибка.
Должно быть, она произнесла это вслух, поскольку инспектор сочувственно кивнул.
– Я понимаю, что вы должны чувствовать. – Он вдруг показался ей добрее и ближе. – Между нами, я склоняюсь к тому, чтобы согласиться с вами, мисс Прескотт. Ваш кузен производит впечатление многообещающего молодого человека – о нем хорошо отзываются, он из хорошей семьи…
Она не помнила, как начала рассказывать инспектору все об их семье и о себе самой.
– …остальные сахибы бежали из города сразу же, как разразилась холера. Правда, мои родители были врачами… отослали меня, а сами остались… я совсем не помню их… у матери было два брата. Меня отправили в Кению на почтовом пароходе, словно посылку. Дядя Камерон, тетя Рона… как родные отец и мать…
Она рассказывала об Африке, о детстве… с чего это полисмену интересоваться этим? А он все чиркал что-то в своем блокноте, стараясь поспевать за ее рассказом.
– И когда вы точно вернулись в Англию?
– В тысяча девятьсот шестом. Эдвард последовал за мной в восьмом, когда ему исполнилось двенадцать.
– Вы не живете сейчас у своего дяди?
– Я совершеннолетняя, инспектор.
– Но вы уже некоторое время живете одна? – спросил инспектор, внимательно наблюдая за ней из-под кустистых седых бровей.
Алиса сделала глубокий вдох. Она хорошо знала, что говорят об одинокой женщине. То, что теперь это соответствовало действительности, не делало подобные толки более справедливыми. О ней так же бы судачили, не встреть она Д’Арси. А до Д’Арси никого и не было.
– Дядя Роланд – не самый легкий человек для общения.
– Ваш кузен тоже придерживается этой точки зрения?
Пожалуй, не стоит повторять слова Эдварда о святоше Роли. Хотя постепенно они начинали казаться ей пугающе точными.
– Их отношения достаточно прохладны с обеих сторон. Поначалу все было в порядке, но после смерти тети Гризельды мой дядя сделался… ну, скажем так, тяжелым в общении.
Инспектор задумчиво кивнул и с минуту смотрел в свой блокнот. За окном цокали копыта и скрипели колеса.
– Экзетер редко оставался у дяди, даже во время каникул?
– Мой дядя часто уезжает. Он… Он не доверяет молодым людям. Он предпочитал не оставлять нас на попечении слуг. Мне повезло больше. После смерти моего отца остались две незамужние тетки. Я обычно проводила лето у них в Борнмуте. – Обе старшие мисс Прескотт без особой охоты принимали у себя внучатую племянницу. Чего уж говорить о подростке, к тому же не состоявшем с ними в близком родстве?
– Значит, он жил в Фэллоу круглый год?
– Не совсем. Его часто приглашали к себе на каникулы друзья. Несколько раз он проводил лето на континенте – во Франции и в Германии: жил в семьях, чтобы освоить язык. Школа устраивает такие поездки.
Чем больше она расскажет об Эдварде, тем лучше, верно? Так полиция быстрее увидит, насколько абсурдно подозревать его в чем-то.
– Знаете, инспектор, я не верю, чтобы Эдвард солгал хоть раз в жизни. Он…
Полицейский улыбнулся своей отеческой улыбкой.
– Ваша семья, похоже, была очень предана империи, мисс Прескотт. Позвольте мне проверить, все ли я записал правильно. Мистер Камерон Экзетер, отец Эдварда, служил администратором округа в Британской Восточной Африке. Доктор Роланд Экзетер был миссионером на островах Тихого океана, работая на миссионерское общество «Светоч», директором которого в настоящее время является. Ваша мать, миссис Милдред Прескотт, работала врачом в Индии?
Алиса рассмеялась – в первый раз за все время.
– Боюсь, это можно назвать по-другому: искупление вины. Мой прадед был набобом, составившим себе состояние в Индии. Грабеж, как назвал бы это Эдвард.
Лизердейл сделал еще пометку.
– Значит, в вашей семье еще имеются какие-то деньги?
– Кое-что осталось, инспектор. Нашу семью можно назвать состоятельной.
Правда, в последнее время Алиса все более склонялась к тому, чтобы согласиться с Эдвардом – святоша Роли перекачал все их деньги в свое ненаглядное миссионерское общество. Во всяком случае, она до сих пор не видела ни пенни из положенного ей наследства. Но зачем выносить сор из избы? Разве это поможет следствию? Да и поможет ли ему вся история их семьи?