Старик с седыми волосами, собранными в хвост, принялся объяснять Ричеру, что где находилось. Сначала повернулся налево и показал на прямоугольный фундамент размером с гараж на одну машину. Церковь, сказал он. Она стояла так, словно отвернулась от всех соблазнов и пороков. Рядом, справа, Ричер увидел остатки каменного фундамента, высотой всего в несколько дюймов, почти всюду заросшие мхом; внутри недавно пробился кустарник, которому приходилось выбирать места, где не было булыжников и камней. И проселочная дорога, после нескольких дождей рвавшаяся в бой.
– Здесь находилась школа, сказал Ричеру старик. – На удивление совсем неплохая. Все дети умели читать и писать. А кое-кто – даже думать. Учителей тогда уважали.
– Вы были учителем? – спросил Ричер.
– Некоторое время, – ответил старик. – В прежней жизни.
Заводик стоял в том месте, где дорога встречалась с рекой. Его построили прямо на воде, но сейчас от него остался лишь сложный фундамент из заросших мхом камней, окруженный прибрежными растениями. Одна из его частей была массивной, размером с дымовую трубу. Другая – сплошной камень, похожая на комнату. Быть может, там стояла тяжелая техника – котлы, плавильные тигли и ковши. Старик показал Ричеру дренажную трубу, уходившую в реку.
Рабочие жили на противоположной стороне улицы, в двух домах, поставленных в один ряд, но от них сохранились лишь фундаменты. В обоих имелись вестибюли с лестницами и квартирами, справа и слева, внизу и наверху. Дважды по четыре квартиры. Всего восемь. Райантаун, штат Нью-Гэмпшир. Население, скорее всего, менее тридцати человек.
– Адрес Ричеров указывает на то, что их квартира находилась на первом этаже справа. Рядом с заводиком. По традиции, там жил мастер. Возможно, им был ваш дед.
– Некоторое время он мостил дороги для штата. Однако его адрес не менялся, – сказал Ричер.
– Завод закрылся через два года, во время Великой депрессии. Не имело никакого смысла выбрасывать на улицу мастера. Они уволили его не из-за того, что им потребовалась квартира. Завод не работал. Только во время Второй мировой войны он снова ожил.
Ричер посмотрел на небо. Повсюду полно птиц. Он мысленно убрал молодые деревца, отстроил старую дымовую трубу и попытался представить, как все здесь выглядело осенью 1943 года, когда завод работал днем и ночью, а небо было темным от дыма.
– Пожалуй, мне лучше уйти, – сказал старик. – Я вообще не должен здесь находиться. А вы оставайтесь, если хотите. Я подожду в машине. Могу подвезти вас до города.
– Благодарю, – сказал Ричер. – Но не ждите слишком долго. Я люблю прогуляться.
Старик кивнул, повернулся и вскоре исчез между деревьями. Джек подошел к правому дому с четырьмя квартирами. Там, где был общий вход, ничего не осталось, если не считать каменного порога, широкого и глубокого, служившего мостиком через канаву на обочине дороги, выложенной булыжниками и имевшей U-образную форму, но сейчас ее почти полностью разрушили сорняки. Ричер перешагнул через нее и оказался в бывшем вестибюле с когда-то цементным полом; теперь же тот покрылся трещинами, точно лед зимой на реке. Каждую трещину захватила растительность.
От вестибюля сохранились лишь похожие на зубы, выбитые до самой десны, обломки правой кирпичной стены, да и то на уровне пола. В центре стояла невысокая каменная опора, на удивление совсем не пострадавшая. Дверь в правую квартиру первого этажа. Ричер шагнул внутрь. В коридоре росли три дерева. Их стволы были не шире, чем его запястье, но в поисках света они умудрились вытянуться вверх на двадцать футов. Дальше по обе стороны шли ряды битого кирпича, которые показывали расположение комнат, точно план архитектора, немного выходящий за грань двух измерений. «Две спальни, – подумал Ричер, – гостиная и столовая, совмещенная с кухней». Все довольно маленькое, убогое и жалкое по современным стандартам. Ванной комнаты не было – возможно, она находилась в задней части квартиры.
На вывернутом под углом полу, судя по всему, кухонном, кое-где сохранилась плитка. Стандартный коммерческий проект из прежних времен, и хотя цемент раскрошился, он продолжал удерживать часть плитки, благодаря какому-то чудесному химическому веществу. Рисунок на плитках потускнел и стерся за шестьдесят лет, но угадывался лиственный орнамент из листьев аканта, хризантем и цветов артишоков – яркий, в стиле поздней Викторианской эпохи. Ричер представил, каким этот орнамент казался ползающему по полу ребенку, когда все краски находятся не в фокусе и мелькают перед глазами. Насколько он помнил, Стэну больше всего нравился оливково-серый цвет. Возможно, сейчас Джек нашел причину.
Ричер ушел, еще раз протиснувшись между деревцами, выросшими в коридоре, и снова пересек вестибюль. Довольно бессмысленный поступок – ведь ни одна из стен не поднималась более чем на четыре дюйма и он мог выйти из дома в любом месте. Но ему хотелось почувствовать, что он возвращается тем же путем, каким пришел сюда. Ричер помедлил перед дверью на улицу, которая отсутствовала, потом уселся на сохранившуюся ступеньку, как мог сделать ребенок после ливня, когда вода в канаве у него под ногами несется мимо, точно река.
И тут откуда-то справа до него долетел странный звук.
Не просто звук, а визг. Мужской голос. В нем не слышалось ликования или радости, ярости или гнева. Только боль. Далеко. Примерно в том направлении, где находился яблоневый сад, по пути к машине. Ричер встал и поспешил обратно, пробираясь между деревьями, шагая по старой дороге, мимо школы, мимо церкви, обратно к ограде.
Примерно в пятидесяти ярдах впереди, как раз в центре сада он увидел старика с собранными в хвост волосами. Другой мужчина, более чем в два раза моложе и почти в два раза тяжелее, стоял у него за спиной и заламывал ему руку за спину.
Ричер быстро перебрался через ограду и быстро направился к ним.
Глава 18
Чтобы преодолеть пятьдесят ярдов, спортсмену потребовалось бы пять или шесть секунд. Ричер рассчитывал на тридцать. Медленным шагом. Но решительным. Так он собирался отправить сообщение. Длинные шаги, плечи расслаблены, руки расставлены в стороны, взгляд прикован к молодому грубияну. Примитивный сигнал, выученный много лет назад. Парень смотрел на юг. Возможно, рассчитывал на помощь. Может быть, явился с компанией.
Ричер подошел совсем близко.
Парень повернулся к нему лицом и поставил старика перед собой, превратив его в живой щит.
Ричер остановился в шести футах от них.
– Отпусти его, – сказал он.
Всего два слова, но тон, отработанный много лет назад, вместе с несколькими скрытыми абзацами, прятавшимися в гласном звуке в конце фразы, намекал на неизбежные и катастрофические последствия при попытке сопротивления. Грубиян отпустил старика. Но он не собирался сдаваться. Нет, сэр. И хотел, чтобы Ричер понял: он просто освободил руки. Для более важных дел. Потом отпихнул старика в сторону и шагнул вперед, прямо в личное пространство Ричера, и теперь находился не более чем в четырех футах от него. Возраст немногим больше двадцати лет, темные волосы, небритое лицо, рост более шести футов, вес двести фунтов, загорелый и мускулистый, благодаря работе под открытым небом.
– Это тебя не касается, – заявил он.
Ричер подумал: «А это еще что такое, день сурка?»
– Ты совершаешь преступление в общественном месте, – заявил он. – И я не исполню своего долга гражданина, если не укажу тебе на этот факт. Именно так устроена цивилизация.
Парень снова посмотрел на юг и повернулся к Ричеру:
– Это не общественное место, а яблоневый сад моего деда. И вам обоим не следует здесь находиться. Ему запрещено, а ты незаконно проник в чужие владения.
– Это дорога, – ответил Ричер. – Твой дед украл ее у округа сорок лет назад. В те времена, когда был молодым и смелым. Как ты сейчас.
Молодой нахал еще раз посмотрел на юг, но на этот раз не стал поворачиваться к Ричеру, который увидел, что к ним, быстро шагая между двумя рядами деревьев, где сад спускался по склону, приближается мужчина, похожий на стоявшего перед Джеком мальчишку, только на поколение старше. Не больше. Возможно, отец. И точно не дед. Более дорогие, чем у сына, джинсы, более чистая футболка. Более глубокий загар и седые волосы. Такое же телосложение, возраст немного за пятьдесят.
– Что здесь происходит? – спросил он, когда подошел.
– Вот вы мне и расскажите, – ответил Ричер.
– Кто вы такой?
– Человек, стоящий на общественной дороге и задающий вам вопрос.
– Здесь нет общественной дороги.
– Ваше нежелание признать данный факт не имеет отношения к реальности. Это дорога. Здесь всегда была дорога. И она никуда отсюда не делась.
– Что вас интересует?
– Я увидел, как ваш сын применяет физическую силу к пожилому джентльмену. Полагаю, мой вопрос – о том, как это характеризует вас в качестве родителя.
– В данном случае он получает максимальную оценку, – заявил предполагаемый отец. – Сколько будут стоить яблоки, если люди станут думать, будто наша вода отравлена?
– Речь идет о том, что произошло восемь лет назад, – сказал Ричер. – Никаких последствий не было. Лучшие мировые ученые сказали, что с вашей водой всё в порядке. Так что пора забыть о тех событиях. И проявить миролюбие. Возможно, вы говорили какие-то глупости восемь лет назад. Может, мне следует за это вывернуть вам руку сегодня?
– Технически у них имеется соглашение с корпорацией в Колорадо, – вмешался старик с собранными в хвост волосами. – В него внесена поправка к закону об ограничительных судебных постановлениях. Там сказано, что им заплатят, если они смогут доказать, что я здесь находился. Я надеялся, что они о ней забыли. Судя по всему, я ошибся. Они заметили мою машину.
– И как они это докажут?
– Они только что отправили фотографию. Сотовый телефон ловит сигнал только на холме, и он туда ходил.
– Закон и порядок, – сказал отец. – Вот в чем нуждается наша страна.
– А как это соотносится с той его частью, где говорится о краже общественной дороги для выращивания яблок?