– Меня уже тошнит от ваших бесконечных повторений одного и того же, – заявил отец.
– Это лишь звук реальности, не более того.
– Что вы вообще делаете в лесу?
– Не ваше дело, – сказал Ричер.
– Может быть, очень даже мое. Мы связаны определенными отношениями с владельцами земли.
– Вы не сможете послать мою фотографию.
– Интересно, почему?
– Вам придется достать телефон из кармана, я его у вас отберу и сломаю. Вот почему.
– Нас двое. И у нас два телефона.
– Все равно недостаточно. Вам следует вызвать подкрепление. Но, к сожалению, вы не можете. Здесь сотовый телефон не ловит сигнал, для этого нужно подняться на холм.
– А ты наглый сукин сын, не так ли? – осведомился отец.
– Я предпочитаю слово «реалистичный», – поправил его Ричер.
– Хочешь устроить проверку?
– Тут возникает этическая проблема. Твой мальчик может получить психологическую травму на всю жизнь, если увидит, как папочку положат на землю у его ног. Впрочем, у тебя тоже, если я выведу из строя твоего отпрыска. После того как ты не сумеешь его защитить. Ты определенно испытаешь весьма неприятные чувства. Вероятно, такое случается с родителями. Однако я не могу знать наверняка. Я не отец. Но вполне могу представить, каково это.
Отец промолчал.
– Подождите немного, – сказал Ричер и посмотрел на юг, между двумя рядами деревьев, в ту сторону, где яблоневый сад поднимался вверх по склону. – Ты возвращался, отправив послание с вершины холма. Но фотография сделана немного раньше. Так зачем же твой сынок держал нашего друга здесь с заломленной за спину рукой?
Ответа не последовало.
– Они собирались меня избить, – сказал старик. – Чтобы преподать мне урок. Сразу после того как отправят фотографию и убедятся, что получат деньги. В тот момент они еще не знали, что вы где-то рядом.
– Да, но это ничего не должно менять, – заметил Ричер. – Не так ли? Во всяком случае, для убежденных в своей правоте людей.
Он посмотрел в глаза отца, потом сына.
– Мы тратим зря время, парни. Начинайте его избивать.
Никто не пошевелился.
Ричер посмотрел на громилу-сына.
– Все нормально. Он тебя не обидит. Ему семьдесят лет. Вместе с отцом вы легко с ним справитесь. Тут нечего бояться.
Парень повел головой, как собака, нюхающая воздух.
– Выбор из двух вариантов, – продолжал Ричер. – Либо ты его ударишь, либо ты его боишься.
Ответа не последовало.
– Может быть, дело в совести. Ты не хочешь бить старика. Правда не хочешь. Но подумай о яблоках. У тебя есть работа. Я все понимаю, более того, готов помочь. Сначала ты можешь разобраться со мной, и тогда будешь чувствовать, что заслужил право хорошенько отделать старика. В таком случае у тебя почти не останется угрызений совести.
И вновь никакой реакции.
– Почему нет? – спросил Ричер. – Ты и меня боишься? Боишься, что я сделаю тебе больно? Тут я должен тебя предупредить, что такая возможность существует. Видишь, я с тобой полностью честен. Ты должен принять взвешенное решение. Ведь теперь ты действительно оказался перед простым выбором – либо ты ударишь меня, либо ты меня боишься.
Никакого ответа.
Ричер сделал шаг к парню. Противоположность риску, чтобы оказаться как можно ближе. Если мальчишка настолько глуп, что попытается нанести удар, необходимо его смягчить, пока он не успел набрать скорость в оптимальном направлении. Что будет просто. Если, конечно, у юного головореза плоховато с мозгами. Ричер был на тридцать фунтов тяжелее, на три дюйма выше, руки на пять дюймов длиннее. Очевидные, не вызывающие сомнений факты.
Оказалось, что с мозгами у него не очень.
Он сдвинул плечо назад, и Ричер принял это за предупреждение – мальчишка собирался нанести ему короткий прямой удар в лицо. У Джека появился выбор – мгновенная реакция, широкое движение левого предплечья, чтобы защититься от короткой атаки правой, в то время как его собственная достигает цели. В любом реальном мире – лучший из возможных вариантов. Быстро, жестко и элегантно. Но не пройдет с точки зрения судебно-медицинской экспертизы. Ричер чувствовал себя так, будто стоял перед присяжными и давал показания. Или его попросили объяснить, что произошло, как свидетелю и эксперту. Он подумал, что для большей эффективности ему нужно, чтобы история продолжалась немного дольше, чем мгновение. Преступление требует намерения и действия, и Ричер решил, что ему следует сделать оба компонента полностью видимыми, чтобы потом не возникло проблем с доказательствами и не осталось зацепок для обоснованного сомнения.
Поэтому он резко отвернул голову в сторону, и удар правой во всем своем величии просвистел мимо его уха, не оставив ни у кого сомнений относительно намерений парня. Ричер подождал, когда тот вернет правый кулак назад после промаха (ему показалось, что ожидание длится слишком долго – исключительно для того, чтобы присяжные успели сделать правильные выводы), – и только после этого нанес сильный апперкот в челюсть мальчишке, который взлетел в воздух, разом став невесомым, и с глухим звуком, подняв тучу пыли и пыльцы, рухнул спиной в траву; руки и ноги застыли в неподвижности, голова повернута в сторону.
Ричер кивнул старику – нам пора.
Потом повернулся к отцу парня.
– Подсказка для родителя, – сказал он. – Не оставляй сына долго лежать на дороге. Его могут переехать.
– Я не забуду, – пообещал отец.
– В этом и состоит разница между нами, – сказал Ричер. – Я уже забыл.
Вместе со стариком они прошли оставшиеся пятьдесят ярдов по яблоневому саду к старому «Субару».
В конце концов Патти встала с кровати и подошла к двери, где находился выключатель. Три шага. Делая первый, она была уверена, что свет загорится. Во время второго решила, что ничего не произойдет. Если эти люди могут заблокировать дверь и опустить жалюзи удаленно, им ничего не стоит отключить электричество. Потом она подумала: зачем вырубать электричество? Сделав третий шаг, Патти уже не сомневалась, что с электричеством всё в порядке. Из-за еды. Неужели эти люди оставили им еду, чтобы они ели в темноте? Потом она вспомнила про фонарики. Зачем они? А еще, как Коротышка сказал: «На случай, если нам придется есть в темноте». Может быть, он не так глуп…
Патти нажала на выключатель.
Он сработал. Свет зажегся. Горячий и желтый. Патти ненавидела электрический свет днем. Она попыталась открыть дверь. По-прежнему заперта. Принялась нажимать кнопки жалюзи. Ничего. Коротышка все еще сидел неподвижно и наблюдал за ней остекленевшими глазами. Патти повернулась и окинула взглядом комнату. Изучила мебель, сумки, которые лежали там, куда она их бросила, когда грузовик не вернулся. Посмотрела на стены и тонкий лепной бордюр в том месте, где стены сходились с потолком. На сам потолок, представлявший собой снежную равнину идеально гладкого белого цвета Новой Англии, на пожарную сигнализацию и светильник – и то и другое над кроватью.
– Что? – спросил Коротышка.
Патти бросила взгляд на сумки.
– Насколько хорошо ты их спрятал? – спросила она.
– Где?
– В лесу, Коротышка.
– Довольно хорошо, – ответил он. – А чемодан большой и тяжелый. Он сразу свалился вниз, ты же видела.
– Потом Питеру повезло, он сумел завести свой грузовик и поехал по дороге, чтобы разогреть двигатель. Туда и обратно, очень быстро. Однако он сумел увидеть наши вещи.
– Может быть, ему помогли фары, когда он свернул, – предположил Коротышка. – Возможно, с другой стороны сумки были лучше видны. Свет падал под другим углом. А ты светила фонариком с дороги.
– И у него было время сделать веревочную ручку, – сказала Патти.
Коротышка ничего не ответил.
– А еще он использовал веревку, которая, так уж получилось, оказалась у него в машине, – добавила Патти.
– О чем ты думаешь? – спросил Коротышка.
– И еще кое-что, – продолжала она. – Мы посмеялись над Карелом, когда он сказал, что ему может повезти с автокатастрофой, потом он это повторил в разговоре с нами – практически сразу, в самом начале. Сказал, что нашел нужный автомобиль в дальнем углу свалки.
– Может, он часто повторяет эти слова, – предположил Коротышка.
– Зачем они сделали веревочную ручку? – спросила Патти.
– Возможно, хотели нам помочь, – предположил Коротышка.
– Ты шутишь? – спросила Патти.
– Наверное. Я не понимаю зачем.
– Они нас дразнят.
– Думаешь? – спросил он.
– Мы говорили, что нам нужно найти веревку, чтобы сделать ручку; именно так они и поступили. Взяли веревку и сделали ручку. Чтобы продемонстрировать свою власть. И показать, как они над нами смеются.
– Но как они могли узнать, о чем мы говорили? – удивился Коротышка.
– Они нас подслушивают, – объяснила ему Патти. – В комнате есть микрофон.
– Это безумие.
– Ты можешь предложить другое объяснение?
– Где он? – спросил Коротышка.
– Может быть, в светильнике, – предположила Патти.
Оба прищурились, глядя на яркий желтый свет.
– Но мы по большей части разговаривали снаружи, сидя на стульях, – заметил Коротышка.
– Тогда там также должен быть микрофон, – ответила она. – Именно так Питер нашел наш багаж. Он слышал, как мы обсуждали, где его оставить. Они с самого начала знали наш план. Туда и обратно с проклятым квадроциклом. Вот почему Марк сказал, что мы устали. При обычных обстоятельствах довольно странное замечание. Однако ему было известно, чем мы занимались, – мы сами им доложили.
– А о чем еще мы говорили? – спросил Коротышка.
– О многом. – Патти вздохнула. – Ты сказал, может быть, канадские машины отличаются, и мы тут же слышим: да, канадские машины не такие. Они подслушивали нас все время.
– Что еще?
– Это уже не имеет значения. Важно не то, что мы сказали. Важно, что мы скажем дальше.
– И что мы скажем? – спросил Коротышка.
– Ничего, – ответила Патти. – Мы даже не можем планировать наши дальнейшие действия. Потому что они нас слышат.