Из соседнего «Средиземноморского» клуба вдоль берега в нашу сторону направились две молоденькие красотки. Девушки были без лифчиков.
Продолжая плавать, я был уверен, что никто не обратит на это внимания или хотя бы сделает вид, как в популярных в России английских анекдотах.
Вдруг я заметил, что все мужчины, включая пожилого Ллойда, прекратили плавать, превратились в камень и с серьезным видом вперились в чудесные перси.
– Big breast, – деловито бросил старик, когда я, плывя в одиночестве, поравнялся с ним.
Единственный раз
Пьер Левэй начинал свою карьеру как рядовой сотрудник в галерее своего дяди Франка Ллойда.
Однажды ему позвонил человек и, назвавшись, попросил мистера Ллойда к телефону.
Связь была очень плохая. Не расслышав, Пьер раздраженно попросил незнакомца повторить свою фамилию по буквам.
Человек повторил:
– P–I–C–A–S–S–O.
Это был единственный разговор моего галериста с великим мэтром.
Согласно обычаям
Знаменитый скульптор Жак Липшиц был хасидом.
Он умер в путешествии в маленькой деревушке на острове Кипр. Ллойд позвонил племяннику, попросил поехать на Кипр и похоронить художника в соответствии с завещанием на Святой земле.
На улице стояла сорокапятиградусная жара.
В ожидании парохода в Израиль умершего нужно было срочно куда-то поместить.
Ни морга, ни больницы поблизости не было.
В отчаянии Пьер обратился в монастырь.
Получив солидную сумму денег на монастырские нужды, монахи согласились предоставить временное пристанище усопшему.
В помещении, куда внесли тело, висел крест. Увидев его, вдова воскликнула, что, лежа под крестом, покойник перевернется в гробу.
За дополнительную плату христианский символ сняли.
Через несколько дней пароход увез тело художника к берегам Земли обетованной.
Жак Липшиц был похоронен согласно религиозным обычаям иудаизма.
Актуальное имя
Моя жена зашла по делу в галерею Мальборо.
В офисе на стене она заметила список художников галереи.
Напротив каждой фамилии были написаны имена жен.
Алеся начала читать:
Рэд Грумс – Люси;
Маноло Вальдес – Роза;
Гриша Брускин – Александра;
Алекс Кац – Ада…
Дойдя до Ларри Риверса, она наткнулась на длинный перечень зачеркнутых жен.
В конце свежими чернилами было вписано последнее – актуальное имя.
Ресторан «Приморский»
Пьер Левэй, сказал однажды:
– Гриша, возьми меня на Брайтон-Бич, я так много слышал об этом месте.
Был будний день. Я заказал столик в ресторане «Приморский».
Еда была жареная, жирная и невкусная. Толстые вульгарные официантки в мини-юбках толкались между столиками.
На вопрос «Какое вино у вас есть?» вместо карты вин мы получили ответ:
– Как какое? Белое и красное.
На эстраде евреи неумело изображали цыган. На стенах висели ужасающие картины.
В дальнем углу сидел хозяин мафиозного типа в кепке-аэродроме и беспрерывно говорил по сотовому телефону.
Подозрительные личности шныряли в помещении.
Мне было неловко.
Давай на Брайтон-Бич
Пьер и его жена Рози пришли в восторг от всего.
Еда показалась им великолепной. Картины – забавным китчем. «Цыгане», хозяин и обстановка в ресторане – настоящей жизнью.
На официанток галерист поглядывал с нескрываемым восторгом.
С тех пор каждый раз, когда нам надо встретиться, Пьер, к моему ужасу, предлагает:
– Давай на Брайтон-Бич.
За бульонные кубики
Я ужинал с Гарри Каспаровым.
Каспаров сообщил, что летит в Баку спасать родственников, так как через 10 дней там начинается армянский погром.
Несчастье произошло.
Гарри прилетел вовремя и вывез на самолете семью.
Позже, в гостях у приятеля, я упомянул, что о погроме было известно заранее и, по всей видимости, он планировался КГБ с ведома Горбачева, как события в Вильнюсе и Тбилиси.
Присутствующая художница из Сохо подошла ко мне и, пощупав ткань пиджака, спросила:
– Где пиджак купил?
Удивившись, я ответил, что в Нью-Йорке.
– Ты продался крупной американской буржуазии, – неожиданно заявила марксистка, – отрабатываешь тем, что чернишь свою родину.
Я тотчас вспомнил родной Совок, в котором родину продавали задешево: за бульонные кубики или за кожаный пиджак, как в случае с Синявским.
Приехала в гости
В Лондоне на Блошином рынке я увидел старушку в платочке.
Рытого бархата жакет и валенки с калошами не оставляли сомнений в ее происхождении.
Старушка продавала ничтожную дребедень: несколько советских медных монеток, десяток значков, оторванные случайные пуговицы.
У меня сжалось сердце. Я спросил, как она здесь оказалась. Бабушка рассказала, что дочка вышла замуж за англичанина. Несколько лет назад старушка приехала в гости. В семье не ужилась. Добраться до России нету денег.
До Синхапуру, а там – напрямки
В Париже писатель Владимир Максимов рассказывал мне, что в 70-е годы, в Австралии, в аэропорту он встретил такую же на вид бабушку.
Максимов спросил:
– Бабушка, ты откуда?
– Та с Полтавы, сыну.
– А здесь что делаешь?
– Та х брату приезжала.
– Ну а как там у вас, в Полтаве?
– Та пьють.
– Ну а брат как?
– Та пьёть.
– А сейчас куда?
– Та домой, до Синхапуру, а там – напрямки.
На дне Кедронской долины
Приехав в Израиль, я встретился с Мишей Штиглицем, археологом, ставшим на Земле обетованной боевым генералом.
Двухметровый парень был одет в ковбойку и джинсы. Слов лишних не ронял.
Ночью он предложил показать Иерусалим и окрестности.
В городе бушевала интифада.
Мы вышли из машины на Масличной горе у обрыва и завороженно смотрели вниз.
Там, на кладбище, на дне Кедронской долины, происходила странная, таинственная церемония.
Мерцали свечи. Белело во мраке натянутое полотно, отделяющее мужчин, облаченных в праздничные вышитые кафтаны 18-го века, белые чулки и меховые шапки, от скромно одетых женщин.
Долетали слова скорбной молитвы.
Тень
Почувствовав за спиной чье-то присутствие, я обернулся.
По стене в нашу сторону кралась тень человека. Встревожившись, я предупредил Мишу.
Генерал вынул из машины пистолет и сунул в задний карман джинсов.
Оружие произвело впечатление. Тень исчезла.
Я спросил Мишу:
– Ты бы выстрелил?
– Если бы в нас начали бросать камни, я бы не стал наклоняться в ответ, – спокойно сказал он.
Мудрый раввин
В Израильском музее в Иерусалиме я увидел пожилого раввина в окружении юношей с пейсами.
И удивился, что хасиды интересуются искусством.
Оказалось, мальчикам скоро предстоит вступить в брак.
Мудрый учитель привел их в музей показать голых женщин на картинах классиков.
По мысли ребе, увидев «ню», женихи поведут себя увереннее в брачную ночь.
Молоточком по коленкам
Подошла моя очередь получать долгожданную грин-карту.
Для этого в назначенный день в 8 часов утра мне предстояло явиться в казенную поликлинику.
Чтобы быть достойным столь солидного документа, американские врачи должны были засвидетельствовать мое могучее здоровье.
Встав ни свет ни заря, я быстро оделся и вовремя оказался в нужном месте.
Среди прочих многочисленных эмигрантов я переходил от специалиста к специалисту, каждый раз терпеливо ожидая своей очереди. Добрался до невропатолога.
Невропатолог работал энергично, очередь двигалась быстро. Пациенты задерживались за дверью 3–5 минут.
Наступил мой черед. Я вошел в кабинет.
Врач начал обследование, которое длилось, наверное, час.
Он задавал странные вопросы, заглядывал мне в глаза, просил высовывать язык, вытягивать руки и особенно много стучал молоточком по коленкам, заставляя мои ноги подпрыгивать.
Наконец я вышел из кабинета и уселся на стул в ожидании следующего специалиста.
Там тоже разные
Обдумывая, чего ради невропатолог потратил на меня столько драгоценного времени, я от нечего делать принялся рассматривать ботинки людей, сидящих напротив.
Ботинки красноречиво говорили о своих владельцах. В конце концов решил взглянуть на свою обувь глазами людей напротив.
К своему удивлению, обнаружил, что, одеваясь второпях, надел ботинки от разных пар: один – летний коричневый, другой – зимний черный.
И понял, какое впечатление произвожу. Загадка с невропатологом разрешилась.
Я почувствовал себя героем популярного анекдота 70-х годов.
Брежнева ожидает свита, чтобы везти Генсека на заседание.
Он выходит. Референт, помявшись, говорит:
– Леонид Ильич, простите, на вас ботинки разные.
Брежнев отвечает:
– У меня других нет.
Референт:
– Наверняка есть, посмотрите как следует.
Брежнев:
– Я смотрел – там тоже разные.
Доктор Уинки
Я приехал с женой в Сан-Франциско накануне открытия моей выставки в галерее «Меерович».
Галерист представил мне известного в городе коллекционера, доктора Уинки, красивого молодого китайца, одетого с ног до головы в кожу и металл.
На вернисаже я увидел переодевшегося господина Уинки: на этот раз на нем были бело-снежные тренировочные штаны с кроссовками. Ярко-желтый фрак и черная «бабочка»-самовяз дополняли наряд.
После банкета коллекционер предложил показать нам свой клуб и ресторан, которыми гордился, и, сев на мотороллер, возглавил кортеж автомобилей.
Драгоценный дар
Ресторан располагался в преображенном межконтинентальном самолете. Стены соседней биллиардной украшали огромные полотна Франческо Клементе. Просторные помещения дискотеки были расписаны Китом Харрингом.