Духовный уровень
В 1967-м Гройс впервые пришел к Шварцману.
Шварцман в то время рисовал зверей и лики.
Гройс:
– Ваши звери похожи на животных Франца Марка, а лики – на портреты Амедео Модильяни.
Шварцман:
– У вас, молодой человек, мало опыта, и вы еще не научились формулировать. Правильно было бы сказать: похоже на Франца Марка и на Амедео Модильяни, но выполнено на ином, более высоком духовном уровне.
Шварцман и французы
Шварцман:
– Вот французы, наблюдательный народ! Написали про меня: «маленький человечек с триумфальными жестами…»
Потом и сейчас
В 1970-е Шварцман попросил Гройса написать статью о нем в журнал «А – Я».
Гройс написал.
Шварцман прочитал и сказал:
– Потом вам будет стыдно за написанное.
В 1991-м готовилась выставка работ Шварцмана в Третьяковской галерее. Шварцман звонит Гройсу и просит разрешения опубликовать ту самую статью.
Гройс:
– Вы же говорили, что потом мне будет стыдно за написанное.
Шварцман:
– Ну так это ж потом. А сейчас – сейчас.
Давно
1983.
Гройс и Шелковский входят в квартиру Рогинского в Париже.
Посередине – разноцветная гора метра полтора в высоту.
– Миша, это что? Новая работа? Объект? Инсталляция?
– Да нет, я туда с палитры ненужные краски счищаю.
– Большая гора!
– А я и живу здесь давно.
Мне кажется, она… того…
Худяков поссорился с Бахчаняном. Стал говорить, что последний работает в КГБ. На вопрос «почему?» отвечал: «Живет в Америке, английского не знает!»
Вскоре друзья помирились. Сидят как-то вместе. Худяков спрашивает:
– Ты за Иркой, за женой, ничего подозрительного не замечал?
– О чем ты?
– Ты вообще-то ее давно знаешь?
– Со школы.
– Мне кажется, она… того… сам знаешь… ну… КГБ…
– Откуда ты это взял?
– Такому хорошему английскому, как у нее, сам знаешь, где учат.
Сколько стоит?
Коллекционеру Нортону Доджу понравилась работа Худякова.
Додж спросил:
– Сколько стоит?
Худяков загадочно улыбнулся:
– Картина Малевича стоит один миллион. Я хуже Малевича ровно в десять раз. Теперь и считайте.
Янтарная комната
Худяков получил квартиру в доме для пожилых неимущих людей.
Встречает Бахчаняна.
Бахчанян:
– Как ты там устроился на новом месте?
Худяков:
– Ты про Янтарную комнату слыхал?
Бахчанян:
– Причем тут Янтарная комната?
Худяков:
– Вот придешь – увидишь!
Нахамкин испугался
Бахчанян говорит Худякову:
– Генрих, ты бедствуешь. Позвони и попробуй продать работы Нахамкину.
– Уже звонил и предложил ему кое-что повыгоднее.
– Что же?
– Построить мой музей.
– А какая выгода от этого Нахамкину?
– Продавать билеты и богатеть.
– И что Нахамкин?
– Испугался, что я всех затмлю.
Задание
В свой жизни я встретил одного-единственного ученика Эли Белютина. Ученик рассказал, что маэстро на занятиях поставил табурет со словами:
– Вы, конечно, думаете, это просто предмет. Ничего подобного. Произошла страшная трагедия: полчаса тому назад на этом самом табурете ЧЕЛОВЕК ПОКОНЧИЛ С СОБОЙ! Теперь это уже не мебель. Рисуйте!!!
Считай!
Коллекционер спрашивает Целкова:
– Сколько стоит картина?
– За холст я заплатил 170 долларов, подрамник обошелся в 130, краски – 110, кисти – 80. И пинен – 20. Считай! Ну а дальше – как договоримся.
Тычинки и пестики
Подслеповатый Володя Яковлев любил писать цветы.
После операции в клинике Федорова прозрел.
Вышел в сад и воскликнул:
– Смотрите! Тычинки и пестики!
На что сопровождавший его Плавинский заметил:
– Ох, не к добру эта операция!
Оценки
В Желтом доме Яковлев продолжал работать.
Строгие медсестры проставляли оценки:
Цветы – 5
Портрет – 4
Кошка – 3
Пейзаж – 2
Абстракция – кол.
Особый метод
Художник С. стал повсюду утверждать, что он первым включил советскую символику в свои работы с соответствующей рефлексией, изобрел стиль еще в 1960-е и вообще с него, мол, все и началось.
Его близкий друг, сосед по мастерской, художник Б., сказал:
– Послушай, мы с тобой работаем всю жизнь плечом к плечу. Ты раньше делал совсем другое, я помню прекрасно все до единой твои работы.
На что С. ответил:
– А у меня был особый метод в творчестве: запрусь в мастерской, закончу работу, повешу на стенку, насмотрюсь вдоволь и уничтожу. После чего начинаю следующую: закончу – уничтожу – закончу – уничтожу – закончу – уничтожу…
Известный художник
У известного художника спрашивают:
– Правда, Неизвестный знаменит?
– Да, очень!
Выждав минуту, добавляет:
– На Тайване!
Неизвестный о себе
«Художник Дантова помола».
Что важно?
Бахчанян:
– Я первый Сталина нарисовал!
Комар:
– Важно не кто первый, а кто лучше.
Старик, давай пройдемся
В начале 70-х Эрик Булатов написал картину «Горизонт».
Критики, изучающие искусство андерграунда, сходятся на том, что «Горизонт» явился важным артефактом. Повлиял на ряд художников и даже на целое направление «соцарт».
Кто первый, в данном случае приблизительно так же важно, как в случае с писсуаром Дюшана или «Квадратом» Малевича.
В 1992 году несколько современных русских художников были приглашены для участия в выставке «Европа-Европа» в Кунстхалле в Бонне.
Перед открытием ко мне подошел один художник, наш общий с Булатовым знакомый, взял под руку и предложил:
– Старик, давай пройдемся.
Вскоре мы оказались возле «Горизонта».
– Какой чудак Эрик, – сказал мой спутник. – Ну какая разница: чуть раньше, чуть поз-же. Ты знаешь, он ведь уже пятый раз меняет дату картины.
Во время вернисажа общий знакомый подводил к «Горизонту» искусствоведов, журналистов, музейщиков, галеристов и коллекционеров.
Работал, как говорится, над общественным мнением.
Философствующий господин
Популярный в 1970-е в среде неофициальной культуры философствующий господин Евгений Шифферс пришел посмотреть работы в мастерскую художника Эрика Булатова.
Увидев картину «Слава КПСС», Шифферс трижды испуганно перекрестился и воскликнул:
– Как вы посмели на нашем русском небе написать имя дьявола?!
Булатов показал следующую картину «Иду».
– Значительно лучше, – слегка успокоившись, удовлетворенно крякнул гость, – но надо же закончить начатую мысль и дописать: «Иду к тебе, Боже!»
Больше Булатов Шифферса на порог не пускал.
Кстати, еще о Булатове: в 1988 году у Эрика состоялась выставка в Центре Помпиду в Париже.
Газета «Русская мысль» напечатала рецензию.
Вместо того чтобы порадоваться за автора, а заодно и за все русское искусство и поздравить художника, газета опубликовала следующее:
«Если в ранних работах еще была надежда, что из Булатова получится художник, то поздние картины таких надежд не оставляют».
В
В. сказал об Одноралове:
– Натюрморт любой напишет.
О Штейнберге:
– По линейке каждый сможет.
О Пригове:
– Только чертиков и умеет.
О Булатове:
– Скурвился, вождей рисует.
О Кабакове:
– Обманщик.
О себе:
– Художник-пророк.
Детали
В 1970-е годы Миша Одноралов преподавал в Московском университете культуры.
Художники-любители со всех концов необъятной родины присылали по почте свои экзерсисы на консультацию.
Однажды Одноралов получил карандашный рисунок, исполненный робкой женской рукой. Изображен был голый мужчина анфас.
Тело автор обозначил легким контуром. И никаких подробностей, кроме добросовестно проработанного детородного органа.
Миша похвалил набросок, порекомендовав пройтись по деталям.
Через месяц получил рисунок, исполненный в более решительной манере: все тот же мужчина, тот же карандашный контур, только излюбленная деталь проработана еще тщательнее и заметно увеличена в размере.
Одноралов снова посоветовал обратить внимание на детали.
И в третий раз получил исправленную работу.
На сей раз мастерство не вызывало сомнений.
Черты лица так и не проявились.
Зато мужской причиндал был явлен в полной боевой готовности и выглядел как живой.
Миша поставил заслуженно высокую оценку.
Я же за рулем!
Нервный художник Саша Косолапов брал уроки вождения автомобиля у специального инструктора для нервных людей.
Инструктора звали Мани. Саша нуждался в деньгах и имя «Мани» его раздражало.
Мани говорил, что делать, и засыпал. Саша нервничал. Сдав экзамен, сел за руль. Рядом расположилась жена Люда.
Саша повел машину. Люда молчала, чтобы не раздражать нервного Сашу.
Молчание Люды показалось Саше подозрительным. Он разволновался.
На дороге стали попадаться дорожные знаки. Знаки стали сильно действовать Саше на нервы.
В результате нервный Косолапов не выдержал и закричал:
– Люда! Следи за знаками! Я же за рулем!
Никаких проблем!
Париж.
Прогуливаемся с Эдиком Штейнбергом возле его дома.
Эдик говорит:
– Старичок, с французским у меня все в порядке.
– Ну да?! – удивился я.
– Хочешь докажу?
– Давай.
Через дорогу располагалась овощная лавка.
– Мустафа! – позвал Штейнберг.
Продавец выглянул и осклабился.
– Морковка! – крикнул по-русски Эдик.
Мустафа тотчас схватил морковку.
– Огурец! – не унимается Штейнберг.
Мустафа схватил огурец.
– Ну? Теперь сам видишь. Никаких проблем!
Кончились
Эдика Штейнберга знакомят с банкиром Петром Авеном.
Штейнберг (взяв Авена под руку) спрашивает:
– Старичок! Денежки-то у тебя водятся?
Авен:
– Все кончились.
Концепция
Штейнбергу говорят:
– У тебя выставка в Москве, а ты ничего не знаешь!
Приходит Эдик по указанному адресу.
Возмущается:
– Я – Штейнберг. Эти работы не мои!
– Мы знаем, что не ваши. Вот автор.
Автор:
– Пишу картины как Штейнберг. И подписываю «Штейнберг». Это моя концепция. Всю жизнь к ней шел.
В гостях у миллионера
Художник Саша Бродский поехал в Японию.
Миллионер пригласил его в гости.
Бродскому захотелось в туалет.
Туалет напоминал кабину космического корабля.
Повсюду цифры, кнопки, мигающие лампочки, иероглифы.
Толчок неземного происхождения.
Справил нужду.
Как слить воду, не понял.
Пошарил глазами по кнопкам с иероглифами.
И нажал наугад.
Неожиданная струя воды обдала Бродского с головы до ног.
Неизвестно откуда выехала бумажка.
На ней – результат анализа мочи.
Кулачищи
Народ, как водится, поддавал слегка на открытии выставки Саши Бродского.
Художник Миша Чернышев подошел к Саше:
– Ты, что ль, Бродский?
– Я.
– Говно делаешь.
– Почему?
– Отрицаловка нужна! Где отрицаловка?!
За Бродского обиделся грузинский художник с рельефной мускулатурой.
Подошел к Чернышеву.
Положил кулачищи на стол:
– Вот вы говорите, нужна отрицаловка. А где альтернатива?!
Чернышев, оценив размер кулачищ, прошептал:
– Альтернативы нет.
И ушел.
Ответы на вопросы
У Комара спросили:
– Вы знаете Шемякина?
– В первый раз слышу.
У Шемякина спросили:
– Вы знаете Комара и Меламида?
– Комара, конечно, знаю, а фамилию Меламид никогда не встречал.
Раздели человека, посадили в клетку
Согласно авторской концепции, во время выставки в галерее Джефри Дейча в Нью-Йорке голый художник Олег Кулик самоотверженно мечется в железной клетке, изображая собаку.
Случайные посетители – русские эмигранты – остро реагируют. Один кричит:
– Кулик! Не позорь русских, надень пиджак!
Другой сокрушается:
– Безобразие! Американцы обращаются с нами, русскими, как с собаками: раздели человека, посадили в клетку…
Дело непростое
Звонит знакомый художник:
Кое-кто надеется на столетний юбилей.
Не многие могут рассчитывать на двухсотлетний.
Но самое важное, чтобы отметили твое трехсотлетие!
Дело непростое. Я сейчас над этим работаю.