Ранним утром Цанка стоял на перроне. Поезд опаздывал. Он нервничал, его к девяти утра вызвали в исполком с докладом. Наконец поезд прибыл, женщины вышли, они поразили весь вокзал своим столичным нарядом, багажом.
— А зачем чемоданы выносите? — удивился Арачаев. — Ведь скоро поезд тронется.
— А мы решили у тебя денек-другой погостить. Ведь ты нас приглашал, — ехидно улыбалась тонкими губами Милана.
— Но ведь вы в Кзыл-Орду едете?
— Ну если ты против гостей, то мы поедем дальше, — насупилась мать Мадлены.
— Нет, нет, я очень рад, — с натугой улыбался Цанка. — А где дочь?
— Ее отняли родственники отца, — вела диалог мамаша. — Мадлену жалко, извелась вся… Посмотри на нее — как она похудела, совсем осунулась… Да и ты хорош — пишешь всякую дребедень… Ну ладно, куда идти? Мы так устали, такой грязный поезд, а останавливается у каждого столба.
Дома у Цанка был холостяцкий бардак, все было неухожено, грязно. Он никак не ожидал, что гости к нему приедут, думал, что увидятся на вокзале и поедут дальше.
— Проходите, проходите, — говорил он женщинам, войдя вперед них в квартиру с парой больших чемоданов в руках. — Так, располагайтесь… Это кухня, вот санузел… Я не убрался, все некогда, работы много… Я на столе оставлю деньги, купите, пожалуйста, на базаре и в магазине продукты, а я должен ехать в исполком… Я опаздываю.
Его в коридоре провожала Мадлена, она преданно смотрела в его глаза.
— Ты не задержишься? — печально спросила она и чуть дотронулась до его рукава, слегка погладила, в ее глазах были преданность и любовь.
— Не знаю… Но до вечера вряд ли освобожусь… Ты извини, — на ходу отвечал ей Цанка, и знакомые амурные чувства вновь вернулись в его озабоченную службой голову.
Освободился он от работы только в десятом часу. Весь день у него ничего не получалось, провалил доклад в исполкоме, потом переругался в районном ЦСУ, затем дергал за шиворот пьяного тракториста, сбившего ворота в контору, после обеда разносил руководителей подразделений на планерке. После работы заехал проведать Саренбаева в больницу. Там его настигла дежурная по водхозу — оказывается приехали ревизоры из области. Вернулся обратно в контору, устроил контролеров в гостиницу, выпил с ними положенный литр… Были еще неотложные дела, но Цанка все бросил, помчался домой.
Квартира его блестела, пахло духами, вкусной едой, женщинами. Втроем долго сидели на кухне, ужинали. Цанка выпил два стакана водки, налитые Миланой, после этого часто икал.
— Ну хватит, мама, больше не наливай ему, — говорила озабоченно Мадлена. — Ему много нельзя… Да и вообще он не пьет.
— Да, я непьющий, — говорил заплетающимся языком Арачаев.
— А это квартира твоя собственная или служебная? — интересовалась мамаша, оглядывая потолок.
— Служебная.
— А нельзя ее оформить в собственность?
— Все мо-о-ожно.
— А почему не делаешь?
— Да-а-а, в-всё н-некогда.
— Я думаю, что ее можно будет обменять на однокомнатную или в крайнем случае на комнату в коммуналке в Алма-Ате?
Цанка молчал, он страшно устал, был пьян и хотел спать.
— Да, конечно, — вместо него ответила Мадлена.
— А Басов еще поддерживает с тобой отношения?
— Да, — мотнул головой Цанка, — он мне — родной.
— А ты им?
— Тоже.
— Ну иди спать, завтра еще поговорим, — ласково командовала мать Мадлены.
На следующий день было примерно то же. А еще через день наступила суббота, и Цанка в обед вырвался домой. Как только он зашел, Милана засуетилась.
— Я пойду прогуляюсь, на базар схожу, на почте у меня дела. К вечеру вернусь, — хлопнула за ней дверь.
Цанка долго умывался, потом зашел на кухню. Сто был изысканно для Чиили накрыт, вкусно пахло, у него разыгрался аппетит.
— Давай, Мадлена, пообедаем, — предложил он девушке.
— Нет, нет, мы только что пообедали, ты ешь, садись.
— А что она ушла? — удивился хозяин отсутствию Миланы.
— Да она очень устала… Решила прогуляться, в магазин, на базар сходить… Кстати, она говорит, что ты очень порядочный и добрый человек… Ну садись, а то остынет.
Цанка сел за маленький кухонный самодельный стол — подарок Волошина, долго оглядывал прикрытые салфетками тарелки, не знал, с чего начать.
— Попробуй салат — это мое фирменное блюдо. Лично для тебя готовила.
— Ну спасибо.
Он прочитал традиционную молитву и приступил к еде. Вначале хотел быть интеллигентным и по правилам стола правильно пользоваться ножом и вилкой, потом плюнул на этикет и стал уплетать как обычно.
В это время в маленькую кухню вошла Мадлена и стала с тряпкой в руках чистить оконную раму. Одета она была в цветастое легкое коротенькое, обтягивающее платье, и почему-то на ногах ее были туфли на высоких шпильках. Вначале она неуверенно прошлась мокрой тряпкой по боковым стойкам, потом потянулась вверх, оголив до предела белоснежные, стройные, красивые ноги. Цанка позабыл о еде, с раскрытым ртом застыл в комической позе. Наконец Мадлена опустилась, стала боком, бросила искоса на него строгий взгляд, заняла полусогнутое положение — чистила подоконник. Затем она снова повернулась к Цанке спиной, вновь потянулась к верху.
Заиграл в Цанке юношеский задор, забегала возбужденная кровь, всколыхнулось в силу все его тело, стал разжигаться огонь бушующей страсти. Однако годы были уже не те. Сработал рефлекс житейской мудрости, а может просто старости. Раздвоился Цанка. Вечно молодое сердце влекло с бешеной силой вперед — к окну, к свету, к красавице, а облысевшая седая башка знала, что его дразнят, хотят раздраконить.
В конце концов, продемонстрировав все возможные позы, Мадлена заняла последнюю — самую впечатлительную, откровенно вызывающую: она глубоко нагнулась на несогнутых ногах, пыталась чистить низ отопительных батарей. Однако этот прямой вызов возымел обратный эффект — Цанка опустил глаза, стал через силу есть.
Мадлена, тяжело выдыхая, выпрямилась, глянула с удивлением на голодного мужчину — раскрасневшееся ее лицо приняло озабоченный вид… Она — аж вспотела! К ее вискам прилипли рыжие завитушки волос, низкий покатый лоб, нос и острый подбородок покрылись испариной. Но она усердно хотела тщательно вымыть окно. Вновь на цыпочках она потянулась вверх, но Цанка смотрел только в тарелку, она это заметила краем глаз, развернулась, стала в обиженную позу, развела руки.
— Ну помоги мне, пожалуйста, — взмолилась она, — видишь, я мучаюсь, не достаю, — ее смачные губки капризно вздулись, лезли вперед, всему навстречу.
Цанка исподлобья бросил оценивающий взгляд и, как опытный охотник и фронтовой разведчик, понял, что не выдержал, проиграл. «Это коварная заготовка, подлый капкан» — пронеслось в голове, но сила страсти влекла его к действию. Он молча встал, подошел вплотную к Мадлене, сверху видел только пьянящее сознание ущелье меж сочных розово-белых грудей. Разум его затмился, он со звериной яростью подхватил красавицу на руки и, опрокидывая кухонный стол и стул, потащил ее в спальню. Мадлена противилась, визжала, небольно била его по спине, плечам. Он бросил ее на кровать, стал беспорядочно лазать по телу, пытался целовать, в нем бурлила страсть.
— Перестань, перестань, прекрати немедленно — бессовестный, — в гневе говорила девушка, пыталась высвободиться, отстраняла его большие руки от злачных мест. Силы в схватке были неравные, постепенно Мадлена уступала позиции — оголилась грудь, и вроде Цанке показалось, что она подставляет ее к его лицу, к тяжело дышащему рту. Это отработанное, артистичное, чисто женское движение резко вернуло его в сознание, отрезвило. Он замер, его взгляд на секунду остановился в немой позе, и вдруг он встал на ноги, осуждающе, даже брезгливо, осмотрел скрюченное на кровати тело красавицы и, повернувшись спиной, стал выходить.
— Думаешь, мне легко? Я ведь тоже хочу, я люблю тебя, — с жалобным отчаянием промолвила Мадлена.
Больше Цанка думать не мог, он резко повернулся, бросился к кровати…
Они еще лежали, когда резко постучали в дверь. Арачаев, как ужаленный, вскочил, кое-как оделся, побежал к двери.
— Что вы не открываете? — возмущалась в коридоре Милана. Она еще о чем-то спросила, но Цанка уже был в подъезде, он понял, что влип, но все равно бежал, бежал от себя, от своей глупости и наивности… Но все было поздно… Уже вдалеке от дома он вспомнил, как отчаянно плакали и бились в бессилии звери, попавшие в его четко поставленные капканы… Теперь настала и его очередь… Что делать?.. А может это даже лучше? А что тут такого? Мадлена замечательная девушка, к тому же несчастна. Ну конечно, хочет выйти замуж всеми способами. А что поделаешь?.. А какая она сладкая! А какая аккуратная — даже очень щепетильная во всем… Да что я за дурак! Мне даже повезло! Он невольно улыбнулся, даже подпрыгнул от удовольствия. По привычке пошел в контору, долго, не соображая, чисто машинально возился с бумагами, часто смотрел на часы, ждал, когда наступит шесть вечера. В это время каждую субботу приходили к нему Шовхал и Ясуев и другие друзья-земляки и они вместе допоздна парились в бане водхоза, при этом всегда с грустью вспоминали Родину, потом, как обычно, гадали, когда им позволят вернуться на Кавказ, рассказывали забавные и трагические истории, много пили чай и нередко спиртное.
Поздно ночью, как нашкодивший ребенок, Цанка вернулся домой. Осторожно постучал в собственную квартиру. Дверь открыла Мадлена.
— Ты что так поздно? — шептала она озабоченно. — Мама ругалась, все узнала… Плачет… С постели не встает… Хотела уехать… Ты голодный? Пошли на кухню, — погладила она его ласково по спине.
Неровной, виноватой походкой Цанка на цыпочках прошел на кухню. Стол вновь ломился от еды. Он был очень голоден и пьян. Мадлена села напротив него, ухаживала за ним, сама немного ела. Арачаев ел много, жадно, иногда пытался посмотреть в глаза девушки, но оценить их выражение не мог, обильный хмель затмил его туманный взгляд. Когда он вдоволь наелся, по телу прошла приятная истома, он сладостно зевнул, потянулся в блаженств