Более сильные сами стремятся попасть в число «нормальных». Средством здесь является внешняя экспансия, распространение себя на весь мир. Вспомним о Японии, которая всё ещё считается «не вполне нормальной» (несмотря на всю свою расчудесную электронику). В какой-то момент она осознала, что ей уже давно пора вступать в элитарный клуб «нормальных». Через некоторое время «всё японское» пошло на поток: по всему миру начали открываться суши-бары, а японское кино начало стремительно завоёвывать всяческие призы и пальмовые ветви. То есть японцы начали приучать мир к себе, к своей «странной и загадочной японской душе». И скоро они приобретут вожделенный статус «нормальной страны».
Наконец, третьим, самым замечательным приёмом является «присваивающее заимствование». Особенно в этом преуспели те же Соединённые Штаты. Они охотно берут любые известные (или подходящие для раскрутки) вещи, и тем или иным способом присваивают их себе, делая «американскими». Я упоминал итальянскую пиццу; а ведь сейчас она уже воспринимается как «американский фаст-фуд», наравне с гамбургером. Пройдёт ещё лет двадцать, и про итальянское её происхождение будут помнить разве что сами итальянцы. Или музыка: все, например, знают, что «Битлз» – англичане, называют их «ливерпульской четвёркой», но в сознании народном отложилось, что это всё-таки «американская музыка». «Потому что они стали великими в Америке». Всё, точка. Присвоение произошло. Спасибо тебе, Британия, за ценное пополнение американского пантеона славы.
Можно сказать даже больше. Вся американская культура сконструирована из тех вещей, которые имеют максимальные шансы на «мировую раскрутку» – другого там просто не держат. При этом различий между натурально американским и привозным не делается: «родные» американские вестерны навязаны всему миру в качестве эталона «фильма про крутых парней» так же успешно, как та же самая пицца, которая теперь «будет американская», или американский писатель Набокофф и американский поэт Бродски. «Было ваше – стало наше». С другой стороны, всё, не имеющее шансов на мировую раскрутку, из американской культуры безжалостно выкидывается, или перелицовывается до полной неузнаваемости. Для «собственно американского потребления» остался разве что бейсбол, да и тот рано или поздно сделают олимпийским видом спорта и распространят по всему миру как возможно шире. Если американцы играют в бейсбол – то все должны играть в бейсбол. Вот японцы, кстати, очень полюбили это дело. Тоже, между прочим, приём – в своём стремлении к «нормальности» опередить события. Умно.
Напротив того, «ненормальные» страны (которые не сумели или не захотели навязать свои образы всему миру) – это заведомо проигравшие страны, лузеры и неудачники. Они не нужны и не интересны никому, и в первую очередь самим себе. Это страны, вперившиеся в экраны телевизоров, где показывают Настоящую Жизнь – в то время как жизнь за окном не вызывает ничего, кроме тоски и отчаяния. Это страны, в которые никто не едет – пусть хотя бы посмотреть на красоты природы, не говоря уже о работе и жизни. Зато все уезжают оттуда – в Нормальные Страны, к Настоящей Жизни. Это страны, в которые никто не вкладывает инвестиций, даже если они приносят невиданные проценты – «да ну: какая-то дыра, неинтересная и опасная: не хочу разбираться, лень: вложусь в Силиконовую Долину». Это страны, про которые можно говорить всё что угодно: их обид и оправданий никто не будет слушать. О такие страны можно вытирать ноги сколько угодно, до полного блеска ботинка.
Теперь, после всего этого, можно вернуться к Верхней Вольте. Почему всё-таки в обидной фразе упоминается именно она, а не какой-нибудь Непал? Ответ прост: Непал всё-таки известная страна, хотя бы из-за нынешней моды на всякий «буддизм». Здесь же имелась в виду именно что «полная задница», то есть страна глухая, никому не известная и никому не интересная.
Теперь вопрос: был ли Советский Союз такой страной? И является ли таковой современная Россия?
Да, был. Правда, не всегда. В ранний период своего существования Советский Союз был интересной для мира страной – таинственной, но привлекательной. Но вот брежневский «совок» был – частично по собственной глупости, частично благодаря умелой западной работе с информацией – совершенно неинтересным местом. Западные люди не только не интересовались СССР – напротив, они хотели бы знать об этом месте как можно меньше. Потому что было известно – там нет ничего, кроме неприятностей. Символом этих неприятностей были ракеты, которые могли превратить Землю в атомную пыль. Но это было единственным обстоятельством, приковывающим внимание. В сознании западного обывателя Soviet Union представлялся чем-то вроде огромного серого болота, окружённого ржавой колючей проволокой с торчащими откуда-то боеголовками. Остальной мир, разумеется, думал о нас то же самое – поскольку все новости мира делали американцы. Понятно, что нас презирали (за ненормальность) и боялись (за боеголовки). «Верхняя Вольта с ракетами». Гадость какая.
Американские аналитики называли Советский Союз «одномерной сверхдержавой». Они имели в виду, что оружия у нас хватает на то, чтобы считаться «супер», а вот по всем остальным параметрам у нас ничего нет. Причём, если советская экономика худо-бедно да весила процентов шестьдесят от американской, наука тоже была не самого плохого разбора, и вообще «тут ещё можно было как-то сравнивать», то по уровню информационной представленности в мире Союз проигрывал Америке с совершенно безнадёжным счётом, причём не только вне, но и внутри страны. Проигрывал – поскольку никак не мог избавиться от своей репутации ненормальной страны. Теперь же, когда ракеты больше никого не пугают, Россию быстро опустили до уровня натуральной Верхней Вольты.
Информационная политика по отношению к России очень и очень любопытна. Ясно, что «ненормальная» страна – это одновременно и «неинтересное» место (где не происходит ничего значительного), и к тому же «плохое» (где всё время делаются какие-то гадости). Эти два образа, оказывается, вполне совместимы. Например, российские новости подаются так, что российская конкретика практически не запоминается, или запоминается в минимальном объёме (типа – «у них там была какой-то Elcin или Eltzin, он был алкоголик, как и все русские: теперь какой-то Putin, вроде бы этот Putin большой шовинист: и ещё они истребляют каких-то Chechen, которые не хотят жить в одной стране с этими уродами»).
При этом минимуме информации достигается максимальное впечатление – разумеется, отрицательное: связь между словами «Россия» и «коррупция», «Россия» и «скандал», «Россия» и «мафия», и так далее, вбивается в головы всего населения земного шара на уровне рефлексов – так, чтобы слово «Россия» автоматически вызывало в голове обывателя цепочку простейших ассоциаций типа «холодно-плохо-воруют-неудачники-не-хочу-о-них-думать».
В результате, информация об «этой стране» не то чтобы совсем отсутствует, но подаётся так, что всем становится понятно: там плохо и неинтересно, живут там дураки и бандиты, очень противные, но не очень опасные для нормальных стран. А теперь давайте посмотрим репортаж с Олимпийских Игр для инвалидов. И про то, как в нью-йоркском зоопарке родился слонёнок, крошечный такой очаровашка. И не забудьте узнать об урагане, обрушившимся на Калифорнию. И весь мир, как заворожённый, смотрит на калифорнийский ураган. Это же настоящие американские новости – новости из Центра Мира.
Очень давно, в советской ещё школе, была в ходу такая пропись: «Мы не рабы. Рабы не мы» (немы). Это было сказано очень точно: раб – это тот, кто не может говорить. Или кого не слушают. Раб – это существо, чьим мнением можно пренебречь, а о нём самом – иметь какое угодно мнение. Всё остальное – ошейник на шее, цепь и плётка – уже вторично. Рабов не слушают и с рабами не разговаривают, разве что когда отдают приказы. В этом – с уть «рабского положения».
А ведь сейчас это наше общее положение. Русских не слушают, с Россией не разговаривают. Ей только отдают приказы, и иногда грозят кнутом, если она огрызается. Огрызаться мы научились, но слушать себя – нет. Мы стоим и ждём так необходимого нам внимания, которым нас всегда обделяли, а сейчас и вовсе в нём отказывают.
Ну так как же сделать Россию нормальной цивилизованной страной?
Ответ, опять-таки, очевиден. Все наши попытки как-то «цивилизоваться и приспособиться к мировым стандартам» не то чтобы совсем бесполезны, но имеют очень ограниченные возможности применения. Можно построить много «Макдональдсов», и тем самым убедить какую-то часть населения России, что «и у нас как у людей». Но на отвратительном имидже России в мире это никак не скажется.
Что же делать? Ну, во‐первых, понять одно: для того, чтобы заслужить репутацию нормальных, вовсе не следует пытаться тупо копировать то, что делают признанные эталоны. То есть, конечно, многое из того, что у них есть, у нас тоже должно быть. Но надо понимать, что это делу не помогает. Стратегия должна быть совершенно другой: нам надо приучить мир к той мысли, что мы – такие, какие есть – вполне себе правильные люди, и страна у нас тоже правильная. И, более того, с нас надо всем брать пример. В еде, в одежде, в образовании, в государственном устройстве. И так далее.
Разумеется, нам до этого сейчас как до Луны. Пока что мы не можем доказать собственную нормальность даже самим себе. Но начинать с чего-то надо.
Несколько разрозненных соображений – из числа первоочередного.
Мы должны начать восстанавливать своё медийное могущество. Не случайно, что одной из первых жертв «реформ» стал Мосфильм. Страна, не имеющая своего кино, своей литературы, и «всего такого прочего», никогда не поднимется над уровнем Верхней Вольты.
В России должно происходить как можно больше значимых и интересных событий. Не случайно же весь мир отчаянно конкурирует за право провести у себя Олимпиаду, кинофестиваль, важную международную встречу и так далее.