Тут, впрочем, стоит остановиться, чтобы разобраться с метафорой. Что мы имеем в виду, когда говорим эти слова – «трахать мозги»?
Ответ не так уж и очевиден, поэтому стоит потратить немного времени на углубление в тему. Зато пользы будет много: кто предупреждён, тот вооружён.
Итак, приступим.
Журналистов – как и людей вообще – очень часто обвиняют в том, что они, дескать, «врут». На самом деле прямое и неприкрытое враньё в сколько-нибудь профессионально написанном тексте встречается сравнительно редко. И потому, что это дело наказуемое, в том числе уголовно (можно подать в суд за клевету), и потому, что враньё легко разоблачается, и охотнее всего это сделают его же коллеги. Нет, журналисты почти не врут. Право на враньё – наглое, в глаза – у нас оставлено за начальством. Чиновник может прикатить на «Бентли» в налоговую и сдать декларацию, где будет прописано, что всего имущества у него – десять тысяч на сберкнижке и «Москвич» семьдесят второго года выпуска. Или, скажем, Президент может заявить по телевизору, что девальвации рубля не будет, «мы не планируем». Ну и так далее – примеров наглого, демонстративного, похабномордлого начальского вранья каждый может сам привести вагон и маленькую тележку. Но это именно начальство и начальские. Журналисты на вербальный беспредел права не имеют – если только они специально не уполномочены на это тем же начальством и не вещают в особом защищённом режиме. Выныривает на первом канале какой-нибудь телеведущий и несёт какую-то бешеную пургу. Чего это он? А начальство поставило гавкать. Как благословение снимется – станет он кротким и тихим, и слова будет промерять линеечкой. «Знаем, видали».
Но это, повторяю, о прямом и открытом вранье. Можно, однако, успешно сбивать людей с толку, вроде бы и не говоря прямой неправды.
Ну, например, самый распространённый приём нагоняния негатива – тенденциозный подбор фактов, он же диффамация. Это не клевета, а просто выпячивание плохого и замалчивание хорошего. Скажем, берётся известный человек и о нём пишется только плохое. Нейтральное также подаётся в модусе плохого. Остальное заполняется субъективными впечатлениями, к которым как бы не придерёшься. Вот, скажем, есть политик, всем хорош, но он слегка заикается и у него шрам на лбу. Так напишем про его пресс-конференцию что-то вроде: «Как всегда, растерянный и неготовый к ответам на прямые вопросы, он закатывал глаза, моргал и постоянно теребил кривой, налившийся кровью шрам. Смысла в его ответах я не уловил – громыхание словами, перемежающееся мычанием и писком. Я сидел и устало думал – неужели какой-нибудь нормальный человек способен проголосовать за такое убожество?»
Разумеется, пример составлен намеренно топорно, на грани фола, чтобы обнажить приём. Человек опытный так грубо работать не будет. Настоящие же асы способны составить текст, на первый взгляд, выглядящий хвалебной одой, но после прочтения оставляющий омерзительное послевкусие. Некоторые даже умудрялись продавать такие тексты в качестве предвыборных агитматериалов – получая, кроме денег, ещё и удовольствие. Чаще всего, впрочем, законное: иной упырь так высоко сидит и так хорошо окопался, что поддеть его можно только исподтишка.
Но вернёмся к теме. Кроме диффамации и нагнетания негатива, имеется огромный арсенал косвенного воздействия на наши представления. К примеру – переформулировка проблемы, особенно многократная. Вот хотя бы: существует проблема с мигрантами, которые выживают русских с их земли. Специалисты, допущенные до обсуждения этой темы (понятно, кем и почему допущенные), обычно с самого начала дискуссии формулируют вопрос так – «да-да, существует сложная и многоаспектная проблема адаптации мигрантов к условиям жизни в России». Потом слово «мигрантов» куда-то просеивается, остаётся «проблема адаптации». А потом выясняется, что «адаптация этнической общности в социум – это улица с двусторонним движением», и в конце концов – что «адаптироваться» должно и «коренное население», ну а через несколько шагов – что это обязано делать в первую очередь именно оно, поскольку (тут обычно капают из ложечки маленькой лестью) «его культура и адаптивный потенциал выше». Грубо говоря: сначала вопрос стоял о том, почему к нам понаехали чужаки и нас теснят – а на выходе получаем рекомендации, как нам лучше к этим чужакам приспосабливаться и удовлетворять их всевозрастающие потребности. Ну, вы поняли.
Всё это довольно неприятно, однако же не смертельно. Но есть риторические приёмы, вроде бы почти невинные, однако же – очень сильно повреждающие ум. Иногда – необратимо.
Я не буду углубляться в эти дебри, а разберу всего один, но крайне зловредный приёмчик, довольно близкий к вышеобрисованной «переформулировке проблемы». Он очень груб, зато действует именно благодаря своей грубости. Люди, особенно считающие себя умными, просто не могут поверить, что подобная дрянь может оказать на них хоть какое-то действие. Однако же он действует – потому-то я трачу своё и ваше время.
Это разновидность одного геббельсовского приёма, известного как «Большая Ложь». Которая, как мы знаем, становится «правдой» от постоянного повторения.
Так вот, имейте в виду. Разновидностью «постоянного повторения» является обсуждение этой самой лжи. Обсуждение деталей, подробностей, даже споры по поводу этих деталей и подробностей. Поданных в нейтральном тоне, с использованием сугубо рациональных аргументов. Но – внутри этой самой лжи, которая может даже не называться, а подразумеваться как нечто рамочное. Причём, подчёркиваю, внутри дискурса всё рационально, «чистенько и прибрано». Ложь – вовне, она окружает все эти разговоры, как атмосфера.
Ну а теперь – о том, как это используется у нас. Извините, с исторической справочкой – т ут без неё никак.
Как вы знаете, у нас время от времени происходят так называемые «выборы». Разумеется, так называемыми они стали не сразу. Когда-то выборы были настоящими. Ну или почти настоящими – учитывая запредельный уровень манипуляции самими избирателями. Но всё-таки их голоса что-то значили и чего-то стоили.
Потом у нас сменилась концепция: всю власть в стране стянула на себя Администрация Президента (АП), у неё выросла «вертикаль», от вертикали родился голубой медведь «ЕР» – и для него, для пригнётыша, начальские стали греть место несменяемой «партии власти». По ходу выяснилось, что у населения недопустимо выросла политическая грамотность, балаганные приёмчики а-ля ранние девяностые уже не работают, да и вообще удобнее работать не с людьми, а с процентами. Результаты выборов стали подправлять – сначала немного, процентов на десять-двадцать, потому что больше было сложно, да и не нужно: все партии были приведены к покорности и не петюкали.
Дальше, однако, и это было сочтено слишком сложным. Думу превратили в Не-Место-Для-Дискуссий, сделав резиновой шлепучкой для штемпеляции решений Администрации. Все прочие законодательные собрания отформатировали тем же способом. Непривластные партии, за полной неспособностью влиять на реальную политику, начали сохнуть и чахнуть. Администрация потирала ладошки – ей того и было надо. Ну и так далее.
Сейчас же институт выборов как таковой ликвидирован полностью. Система перешла на самооплодотворение, то есть на полное и окончательное «рисование процента». Абсолютно все реликты нормальной демократии усохли за ненадобностью. Усохли совсем, совершенно.
Например. Если раньше выражение «предвыборная компания» имело смысл, то теперь его нет. Нет кандидатов, нет предвыборных программ, нет вообще ничего. Умирающие партии ещё пытаются – в основном для собственного развлечения – что-то такое изображать по старой памяти, но никакого практического значения это не имеет.
Туда же – лесом – пошли «предвыборные программы», «обещания избирателю», и прочие рудименты старых времён.
Теперь даже нельзя сказать, что у нас имеются «демократические декорации». Нет, это макет декораций. Или даже – эскиз макета декораций. Хотя и на эскизы в последнее время тратиться перестали.
Чтобы опять же не ходить далеко за примером – вспомним пресловутый «План Путина».
В нормальном демократическом государстве кандидат в Президенты, особенно – желающий остаться на второй срок, обычно представляет план своих действий. Этот план публично обсуждается и критикуется оппонентами, после чего общество его принимает или не принимает. В государстве, где демократия только имитируется, такой план может представлять собой набор трескучих фраз, критиковать которые по существу сложно, да и сама критика не приветствуется. У нас же достигли полного и окончательного совершенства – план Путина состоял в утверждении, что такой план есть, и в нём – «победа России». Они не стали даже трудиться его сочинять. Это даже не потёмкинская деревня, и даже не рисунок потёмкинской деревни – а тычок пальцем в никуда, жест голого короля: «а теперь вообразите, что вот здесь стоят домики», «я одет роскошно и благородно, пышно и красочно». Невосторгающимся предлагалось удавиться по причине отсутствия воображения.
Вот тут-то и началось нечто любопытное и имеющее непосредственное отношение к теме заметки.
А именно. Великое множество пишущих и говорящих людей вдруг принялись обсуждать этот самый «План Путина», как будто он существует. Проводились разные мероприятия, экспертные столы, теледебаты, журналисты и политологи с серьёзным видом спорили о деталях несуществующего «плана». Солидные дядьки с очками на носах пучеглазили и многоглаголали на темы каких-то там «стратегий», «концепций», интенций, мутаций и контрибуций. Всё это обсуждалось яко сущее, из пальца высасывались литры догадок, с потолка списывались целые книги. Жужжалово вокруг пустого места, голой задницы, стояло такое, что казалось – там и вправду что-то имеется.
Вот это и называется «трахать мозги».
В чём состоит траханье? Дело в том, что человеческий ум не может отрицать реальность того, о чём он думает. Не только cogito ergo sum