Только одно — напиться.
Едва войдя в бар, Фестер настороженно и даже с некоторой опаской посмотрел на Рэя, хотя, казалось, этот крупный мужчина никого и ничего не боялся, и шагнул к нему.
— Эй, ты как, все в порядке?
— Ты что, не видишь у меня рюмку в руке? Вот тебе и ответ.
— Как это? — растерялся Фестер.
— Нет, не все в порядке. Но если ты пошевелишь своей жирной задницей и дашь мне спокойно выпить, все придет в норму.
— Ах вон оно что. Ясно! — Фестер отступил чуть вправо.
Рэй рывком подвинул к себе табурет и знаком велел бармену налить чего-нибудь, да поживее. Фестер сел рядом. Несколько минут он молчал, давая Рэю возможность прийти в себя. Странно, но в какой-то момент Фестер стал его лучшим, да, по существу, един-ственным другом, однако в данный момент это вряд ли имело какое-либо значение. В данный момент в сознании его была только прекрасная женщина, ее лицо, запах сирени и любви, это странное ощущение, когда их взгляды встретились, и избавиться от видения можно было лишь единственным способом — утопить его на дне бутылки.
Рэй буквально жаждал вырубиться, благо, он знал, как это делается.
Бармен налил раз, другой, а затем, пожав плечами, оставил на стойке бутылку. Рэй припал к горлышку, чувствуя, как начинает жечь в горле. Фестер последовал его примеру. Не сразу, но члены онемели. Рэю это было по душе, он жаждал этого оцепенения, старался облегчить путь к забвению.
— Я вспомнил ее, — сказал Фестер.
Рэй лениво покосился на друга.
— Как только вошла, сразу что-то знакомое почудилось. Она ведь в «Ла Крем» когда-то выступала, верно?
Рэй не ответил. В прежние времена Фестер любил шататься по клубам. Они с Рэем были знакомы, притом неплохо. Фестер знал, когда следует нанести удар и, что еще важнее, когда отступить. Девушки чувствовали себя с ним в безопасности. Да и не только девушки, Рэй тоже.
— Хреново тебе, понимаю, — сочувственно сказал Фестер.
— Да уж. — Рэй сделал еще один большой глоток.
— Так что ей понадобилось?
— Слушай, Фестер, давай лучше оставим эту те-му, а?
— Тебе же легче будет.
Всякий нынче считает себя доктором Филом.[5]
— Черта с два легче. Ладно, заткнись, лучше выпьем.
Рэй налил себе очередную рюмку. Фестер промолчал. Или, если сказал что-то, Рэй его не услышал. Остаток ночи прошел как в тумане. Рэй вспоминал ее лицо. Тело. То, как она смотрела на него. Он думал о том, что потерял, и с еще большей болью о том, что все могло обернуться иначе. И конечно же, он думал о крови. В конце концов к этому все приходит — к омерзительной крови.
И тут наступило блаженное забытье.
В какой-то момент Рэй открыл глаза и сразу понял, что лежит на кровати, у себя дома, а за окном утро. Ощущение было такое, словно его в асфальт закатали. Дело привычное. Непонятно только, блевал ли он ночью, молился ли, будучи в полубессознательном состоянии, фарфоровому богу — унитазу. Судя по тому, как все переворачивалось в животе, скорее да, чем нет.
Фестер спал на кушетке — кажется, тоже вырубился. Рэй встал и грубо потряс его за плечо. Тот встрепенулся, застонал и обхватил огромный череп обеими ладонями, будто боялся, что иначе он разлетится на куски. Оба спали одетыми. И у обоих несло изо рта, как из выгребной ямы, хотя, кажется, и тому и другому это было безразлично.
Они вышли из дома и поплелись к ближайшей забегаловке. Судя по виду, большинство посетителей еще сильнее страдали от похмелья, чем они. Не дожидаясь заказа, официантка, видавшая виды крашеная блондинка, принесла им большой кофейник. Она была пухленькая, как раз во вкусе Фестера.
— Привет, малышка, — улыбнулся он.
Она поставила кофейник и, закатив глаза, отошла от столика.
— Неслабая ночка, — сказал Фестер.
— Бывали и покруче.
— Да не сказал бы. Ты хоть что-нибудь помнишь?
Рэй промолчал.
— Вырубился в очередной раз?
И вновь Рэй ничего не ответил, только кофе еще налил. Оба предпочитали черный — по крайней мере сейчас.
— Понимаю, каково тебе сейчас, — сказал Фестер.
«Ну, это вряд ли», — подумал Рэй, но ничего не ответил.
— Ты ведь не думаешь, будто с другими ничего похожего не было, будто у других сердце никогда не болело?
— Слушай, Фестер…
— Да?
— Ш-ш-ш. — Рэй прижал палец к губам.
— Ты уверен, что тебе не надо выговориться? — улыбнулся Фестер.
— Уверен.
— Ну а мне, пожалуй, надо. Я про вчерашний вечер. Он мне тоже кое-что напомнил.
— Как у самого сердце разбилось?
— Вот именно. Помнишь Дженнифер?
— Нет.
— Дженнифер Гудмэн Линн. Это ее сейчас так зовут. Так вот, я про нее. Понимаешь, что я хочу сказать?
— Да.
— Каких-то девчонок просто хочешь. Или тебе кажется, что с ними можно славно позабавиться. Но есть и другие, или скорее всего другая, с которой хочется остаться навсегда. — Фестер нагнулся к Рэю. — Кэсси из таких?
— Если я скажу «да», ты оставишь меня в покое?
— Вижу, ты меня понимаешь.
— Естественно.
Фестер отличался могучим телосложением, но, стоило ему заговорить о сердечных делах, он, как и все мужчины, становился меньше, словно съеживался. Рэй, вздохнув, спросил:
— Так что там у вас с Дженнифер было?
Подошла крашеная блондинка. Рэй заказал только оладьи. Фестер — полноценный завтрак, в который что только не входило — перечисление блюд не меньше двух минут заняло.
Официантка отошла, и Рэй вернулся к своему кофе. Фестер — тоже. «Слава Богу, поезд ушел, — подумал Рэй, — теперь угомонится наконец». Но не тут-то было.
— Один гад увел ее у меня, — сказал Фестер.
— Сочувствую.
— Теперь она замужем — за подрядчиком по водопроводам из Цинциннати. Двое сыновей. Я видел семейную фотографию в «Фейсбуке». В прошлом году в круизе были. За местную бейсбольную команду болеют. Она выглядит по-настоящему счастливой.
— На «Фейсбуке» все выглядят счастливыми.
— Да знаю я, знаю. Только что мне от этого? — Фестер попытался улыбнуться, но у него это не особенно получилось. — Не подошел я ей, понимаешь? Она считала меня обыкновенным повесой. Может, сейчас, когда у меня свое дело, да и вообще, я был бы не хуже этого подрядчика. Только ведь поздно, а?
— Пожалуй.
— И ты не будешь уговаривать меня еще раз попытать счастья?
Рэй промолчал.
— Видел бы ты ее фотографии, ну, те, что на «Фейс-буке» выложены. Она все та же красавица, что когда-то зацепила меня. Может, даже похорошела.
Какое-то время Рэй сосредоточенно изучал свою чашку кофе.
— Что такое пивные очки, знаешь? — спросил он.
— Естественно, — кивнул Фестер. — Чем больше выпьешь, тем красивее кажется девушка.
— Ну так вот, ты смотришь на эти фотографии через сердечные очки.
— Думаешь?
— Знаю.
— Что ж, может, ты и прав, — помолчав, кивнул Фестер. — А может, никакие это не сердечные очки, а очки настоящей любви.
Оба ненадолго замолчали. Кофе — дар богов. Тупая головная боль утихла, лишь в висках мерно покалывало.
— Может, она счастлива с этим водопроводчиком, а мне лучше просто забыть ее, — сказал Фестер.
— Хорошая мысль.
— Но с другой стороны, — Фестер поднял палец, — если она вот прямо сейчас войдет сюда или, допустим, только допустим, — он театрально пожал плечами, — явится за мной, хоть столько лет прошло, в «Слабый сигнал», честное слово, не знаю, что я сделаю.
— Тонкая натура Фестер.
— Что такого тонкого ты во мне нашел?
Хороший вопрос.
— Кэсси не за тем приходила, чтобы начать все сначала.
— А зачем? Просто оторваться на часок-другой? Перепихнуться по-быстрому? Блажь нашла? А впрочем, — подумав, добавил он, — я бы и от этого не отказался.
— Нет, тут другое.
— И что же именно?
— Не важно, — покачал головой Рэй. — Она ушла. И больше не вернется.
— Получается, ей просто захотелось просто поморочить тебе голову?
— Что-то вроде того. — Рэй смял в руках салфетку.
— Здорово.
Рэй промолчал.
— Но знаешь, что интересно?
— Нет, Фестер, не знаю, может, ты мне подскажешь?
— Дженнифер разбила мне сердце, это правда, но меня она не уничтожила. Понимаешь? Я по-прежнему на плаву. У меня есть дело. Я живу. Работаю. Да, случается, выпиваю, и все же я не дал ей смять меня.
— К вопросу о тонкой натуре, — усмехнулся Рэй.
— Да, есть кое-что и похуже разбитого сердца, но нет ничего такого, после чего нельзя было бы оправиться.
Рэй с трудом удержался от смеха. Да, все это он понимает. И в то же время не понимает. Разбитое серд-це — это плохо, но, верно, есть вещи и похуже. Правда, Фестер считал, будто его, Рэя, сломило разбитое сердце. Но и с разбитым сердцем можно подняться на ноги. И Рэй поднялся, если бы только в этом было дело. Но как справедливо заметил Фестер, есть кое-что и похуже разбитого сердца, что-то куда более болезненное, такое, через что переступить куда как непросто.
Например, кровь.
Не то чтобы Брум так уж хотел посвящать Меган во все детали.
Он все еще не верил, что она до конца откровенна с ним, однако именно поэтому так важно было оглушить ее фактами — страшными фактами, относившимися к этому делу. По пути в Атлантик-Сити он сообщил ей достаточно, чтобы напугать и заставить разговориться. Теперь она знала: не только Стюарт Грин и Карлтон Флинн исчезли в ночь на Марди-Гра, но и другие.
— Ну и что? — дослушав, спросила Меган. — Все эти мужчины мертвы, или сбежали, или были похищены — что?
— Не знаю. Нам известна судьба только одного — Росса Гантера.
— И он мертв.
— Да. За убийство отбывает наказание один тип.
— И вы считаете, что он тут ни при чем?
— Именно.
Меган задумалась.
— И сколько же всего человек подходит под эту вашу схему?
— Пока четырнадцать. Но мы продолжаем работать.
— Выходит, примерно по одному в год?
— Выходит, так.