I. ИМЕНИ ОДНОМУ
Я повторял…
Я повторял: «Радуга! Радуга!»,
Догадываясь, что это ты;
Трапезой мне лесная ягода,
И теперь мои губы святы,
Как старая у реки пагода,
У медленноводной Цзао-Ты.
Любви моей и следа зверева
Боишься! Легла на берегу
И нейдешь вить гнезда у дерева,
Где я давно тебя стерегу.
Лотосы рвешь — не разуверивай —
И подаришь моему врагу.
1. Из английского Парка
Давно ты не писала
Давно ты не писала — очень,
И снегом северной зимы
Мой плащ Ромео оторочен,
И губ не сложишь в слово «мы».
А губы знали, губы пели
Ночную песню камыша
И пили, вод не колыша,
Из вешней, тающей купели.
Но скоро ль ты меня найдешь;
Мне принесешь вина и хлеба
Теперь — когда большое небо
Сентябрьский смывает дождь?
Звезды синие
Вечером рассыплет злато солнце;
Вечером ко мне пришла ты, солнце!
Загляну я в небо ночи — звезды,
Загляну тебе я в очи — звезды.
Нашей песней мы разбудим месяц,
В нашей песне мы забудем месяц.
Стоит тоже помнить месяц! —
Разыщи его при солнце!
Разгляди при нем-ка звезды!
А вот ты! — Раскроешь губы — месяц
Так и светит; рассмеешься — солнце
Жжет, а глаз ведь не зажмурить — звезды.
Poste restante
Много писем с русской маркой
Здесь в окне.
Вейте, ветры, ворон, каркай —
Все не мне!
Я печаль, как бусы, нижу:
В день — одна.
Эту даму ненавижу
У окна.
«Вы виновнее виновниц,
Вы — вот здесь!
О бесплодной из смоковниц
Притча есть!»
Кротко и ласково
Кротко и ласково девушка
Выпила радость мою,
Ветер, лицо мое режущий,
На море кружит ладью.
Ринул в закатное полымя,
Там, где кончалась вода;
Надвое бурей расколоты,
Там умирают суда.
Но, высекаемо громами,
По морю Имя ведет. —
Смогут ли жадные омуты
Нас заплести в хоровод?
Нет! — Повстречаются пристани;
Паруса я не сверну,
Взоры вперяю лишь пристальней
В синюю я глубину.
Кормщики плавали, видели
Страны и звезды в пути…
В синем, синеющем — гибели
Не увидать, не найти!
Не любовь
Ты ли любишь меня, милый друг,
Или только играешь игру?
Разве месяц светлей твоих рук
Поутру?
Разве ландыши не говорят:
«Ведь гирляндами мы обернем,
Зацелуем твой белый наряд
Ясным днем?»
Колокольчик журчит под дугой…
Ах, не стал ли тебе он знаком?
— Приезжает, милует другой
Вечерком!..
Не любовь — а цыганский романс.
Огневым не поверишь очам —
Неоканчиваемый пасьянс
По ночам.
В алле вязовой
«…и прощаю Вас…»
(Из дорогого письма)
Мы вошли в аллею вязовую,
А она большая.
Вы сказали: «Я наказываю
И прощаю».
«И прощаю», — эхо медленное
Повторило сбоку.
В эту ночь серебряную
Не прочесть упрека:
Прячу я лицо обветренное,
Прячу я глубоко.
Только перевязь развязываю,
Возвращаю —
Мы прошли аллею вязовую,
А она большая.
2. С лазурных берегов
Ты вернись
Ты вернись, мой стих, вернись, да поскорей, — не жди!
Хорошо ли тебе было не в моей груди?
Ниже чайки над волною, выше стрел паря,
Ты родимые ль в разлуке облетел моря?
Ранним утром постучался ли в окно крылом?
О моем веселье пел ли, о давно былом?
Иль, как я, нигде ты не был, не видал земель,
Не припал к окошку милой, где увялый хмель?
Все в углу сидел и жался, как больной паук;
Почему же не остался ты со мною, друг?
Гаданье на цветах
Вырывать мои признанья
Легче лепестков ромашки:
У лепестков ведь надвое гаданье,
Ответ ведь может выпасть тяжкий.
А меня, когда ни спросишь,
Все «люблю», и нет иного.
Но ты, не раз сорвав, не раз и бросишь
Его — оно тебе не ново.
Цветы полей — и волшебные
Тревожные настали дни:
Ее Величеству корона
И наша верность не сродни.
Кому ж теперь мы оборона?
О, паладины, — мы одни.
Пускай страну затопит Рона:
Без королевы — нет урона!
Ей сад король-сосед дарил,
И зарубежный зверь треглавый
Со старых башенных перил
Шесть глаз, озленных нашей славой,
В Ее Величество вперил:
«Цветами залит сад, как лавой, —
Среди цветов на лодке плавай!»
Но мы печалимся о Ней…
Отвергни дар, цветов не трогай:
Не знаем колдовства черней,
Чем в этой лилии желторогой.
Цветы — в полях! Седлать коней!
Поля цветут с молитвой строгой.
Король уйдет своей дорогой.
Но вспоминай
О милый промежуток между глаз,
И между письмами — такой немилый!
От первого моя любовь зажглась,
А от второго, Бог меня помилуй!
Перевязал я письма от тебя
Все на смерть, на смерть — лентой алой,
И не грушу, что пишешь не любя:
О, не люби, но вспоминай и жалуй.
У фонтанов
Стебли фонтанов откинулись к северу,
Словно попутные мне — вдалеке
Влажно расплещутся — веером к вееру
Страусовому в холодной руке…
Как обуздаю болтливое сердце я?
Если любимую я призову,
Может — обидится, может — рассердится:
Встреча покажется ей rendez-vous.
Белы голуби
Белы голуби на паперти.
— Сизый будет взаперти!
Так мутна вода из желоба
И совсем не голуба:
Не от мелу, не от извести —
Верно, яд — их извести.
Я-то шел к кресту Господнему —
Голубь бьется… Подниму,
Сберегу тебя не попусту:
Нужен будешь по посту.
Будет ярмарка на площади,
Где молил ты: «Пощади!»
Вынимать учись до сумерок
Лотерейный нумерок.
Яркий шарф за сольдо нищего,
А Марии — ничего!
3. Обручение
Ни разу
Пьет синий ирис воду вазы,
Ей оставляя горький вкус.
Мы поцелуями ни разу
Не закрепили наш союз.
Я все твой мальчик синеглазый,
И ты укутана в бурнус;
Но ирис выпьет воду вазы.
Камер-фрейлина при тет-а-тет
Из тех встреч надо вычесть две:
Тоскуя по Вашем
Ирисовом Величестве,
Все сердце отдашь им,
Поцелуи Флоренции,
Что в губах несу я;
Но в такой аудиенции
Я совсем пасую!
Кем же это поведено,
И злодеи где те? —
Чтобы вдруг — камер-фрейлина
При тет-а-тете…
Иди, иди, прощелкивай
Паркет до порога!
Лучшей покрою — шелковой —
Скатертью дорогу.
Он попросил
Он попросил моей руки…
Какую — эту или эту —
Отдам я моему поэту?
Ведь право обе — голубки.
Ах, что я… Ведь согласья нету:
Не станут платья мне узки,
Любовь схоронят неотпетой.
Не дам ни этой и ни этой!
Я в благовесте
Я в благовесте завечерелась;
Не затопи же в своей судьбе.
Кто в снежно-белое приоделась,
Та не тебе.
Выискивай для себя иную,
С кем обменяешь свое кольцо;
Только — оставив, только — минуя
Мое крыльцо.
Подругой мне назваться не жребий.
О заневестившейся забудь,
И в послез вез дном, ослепшем небе
Дай затонуть!
Только перстнем
Я люблю цветов цветенье,
Там, где в яблонях сады.
От стыдливого сплетенья
Будут щедрые плоды.
Но с любви смолистых яблонь
Брать примера не вели:
В нас до шепота ослаблен
Голос ласковой земли.
Звезды разные над нами,
В звездах русские моря —
У тебя ж еще волнами
Замывается заря.
Только перстнем аметистным
В то же время — я и ты
Запечатываем письма —
Наши робкие цветы.
Конец
Но нелегко сказать уже «конец»,
Не знав, глаза твои какого цвета,
Поверив — мой воркующий гонец
Не перешлет уже ответа.
Ни под одним крестом мне не зарыть
Воспоминаний о любви недавней.
Останьтесь! Навсегда могу закрыть
Еще распахнутые ставни.
II. «СТРАНЫ И ЗВЕЗДЫ В ПУТИ»
1. Именам и встречам
Сонет-акростих
Георгию Иванову
Гора идти не хочет к Магомету,
Едва ль и Магомет пойдет к горе!..
Опомнитесь! — На бромо-серебре
Рисует в сердце грусть свою замету.
Грустя скажу Вам, будто бы «предмету»:
«Июльских встреч не стало в сентябре!»
Юлю, но Вам поймаю на заре,
Игнорируя бабочек — комету!
Ворвется же, хвостатая, мне в сетку,
А Вы придете, издеваясь едко
Над «Лилией», и с Вами — «№ 2».
Осеннюю еще строку вплетете
В тот триолет, что верится едва…
Упрямо жду и не поеду к тете.
Envoi
Встречи на ущербе лета
За глотками массаграна!
Мне их никогда не рано
Счесть за строчки триолета:
Первую, как и вторую,
Но боюсь, что я ворую
У какого-то поэта.
А на юге
Борису Евгеньеву
А на юге
Очень черны ночи
И глаза подруги
Утром… после ночи.
А на юге
Губы жжет от соли,
Но от губ подруги
Больше, чем от соли.
А на юге,
Что ни шаг — то розы
И подруги,
Тоже — розы!
Эстетке
Не будет с сердцем сладу —
Ему пылать на сотне вертелов,
Если забудет переулок Эртелев
И……………………………..
(«Пудреное сердце)
У тебя губы флейтиста,
Ты знаешь наизусть поэтов,
В ирисы вонзаешь аметисты,
И даже шарф твой фиолетов.
И у меня все другие цвета в опале
Так отчего же мы ропщем,
Словно наши жизни не совпали
И не стали чем-то общим?
Я открою тебе причины,
И ты выслушай мою исповедь:
Только в зеркале витрины
Я любуюсь аметистами;
Все мои ирисы
Останутся вянуть в теплице,
Никогда ими не вырисую
Своей петлицы.
Из поэтов — помню имя
Ромео и Верону.
Люблю твои губы, но своими —
Их не трону.
Сопрано за стеной
1. У печи
Родное захолустье
— Душа моя пьяня
И ревностью и грустью,
А ты, — ты от вина.
За стеной поешь и пляшешь,
Да над моей тоской,
Кадилом жарким машешь —
«Со святыми упокой»…
Иль это синевою
Пахнуло из печи?..
Заною я, завою,
Тогда молчи, молчи!
2. Не надо ждать
Она в дверях не спросит: «Можно?»
Не надо ждать ее в бреду:
Она пройдет, и я пройду,
Направясь противоположно.
Пройду — шатаясь; ей вослед,
Как прежде, броситься желая.
Теперь моя певунья — злая,
Предпочитает эполет.
Кто я, она уже не помнит,
И почему знаком уют
Одной из с ней несмежных комнат,
Вот той, где больше не поют —
Моей… и только утром рано
Не знаю, право, что со мной:
Я снова слышу за стеной
Колоратурное сопрано.
3. Зимою
Как все во мне перемололось:
Любовь и ненависть — мука!
Лишь за стеной высокий голос
Поет о смерти голубка.
Я знал надушенные пальцы,
Рубин на перстне — до зимы.
Зимою только постояльцы
Несмежных комнат стали мы.
Газелла
Как люблю я запах кожи,
Но люблю и запах жасмина…
М. Кузмин
«Как люблю я запах кожи» — твоей,
Но не знаю мамы строже — твоей.
Ведь другой подаришь розан-рада;
Что тут розан — все не гоже твоей.
У меня свои ухватки, речи —
Все они в твой дом не вхожи. Твоей
Не дождусь записки — из рук в руки —
Попрощавшися у ложи твоей;
А в записке: «У тебя есть песни;
Хочешь — стану песней тоже твоей?»
На лодке
Сорванной кувшинки лепестки разрознили,
Уж не знаю, вы в который раз:
Жаль вам — есть цветы на озере,
Кроме вас.
Хорошо мне — руки до плеч голые.
В воду опушу их, под кормой
Будто бы воркуют голуби,
Ваш и мой.
Беленький ваш, не такой, как прочие:
Вашим башмачкам он был модель…
Ай, да так вы их замочите,
Mademoiselle!
В «Ludwigscafe»
Отцарствуй, царственный романтик!
И память Людвига скудей,
Растаяв в горностаях мантий,
В тоске баварских лебедей!
С твоею памятью и имя
Будь предано аутодафе!
Зачем созвездьями своими
Заткало вывески кафе?
Сюда идут, гонимы жаждой,
И, как бы мстя своей судьбе,
Здесь каждый любит, помнит — каждый
Бросает пфенниги тебе.
Молчит труба, прославив подвиг. —
Истлей под панцирем годин,
Отцарствуй, вывесочный Людвиг,
Второпришедший Лоэнгрин!
2. Бой часов
Бьют часы
Бьют часы половину чего-то,
Ну не все ли равно, чего.
Разве зори на стекла киота
Бросят золота нам своего?
Хоть и бросят. — Ну, разве не схожи
Зори вечера, зори утра? —
Это — сестры, и обе пригожи;
Не узнаешь — какая сестра.
«Любовь»
Брежжит это слово угадываемое,
Чуть утро, в моем окне.
Губы раскрываю, радуемый,
И тубы мои в огне.
На постель обратно падаю,
Только нет со мною и во сне
Мне сладу.
Так надо увенчать увенчиваемую,
На поле венков нарвать.
Лишь бы им сердце изменчивое
На той же дало увять —
А то губы так застенчиво
Отвергают губы — целовать
Все меньше.
Не лампады
Меж заневещенными днями
Прожглись огни — и тлеют дни,
И звезды застланы огнями,
И поутру еще огни.
И поутру горят над ложем
— Когда-то только мне для сна, —
И отогнать их мы не можем
Прорезанным крестом окна.
И будет крест на светлом поле
Черней, чем боле даль светла…
О, незамеченной, легко ли,
Изласканная, ты ушла?
Ты ль беззаботно черной мушкой
Заклеишь кровь у края рта,
Иль, как над сломанной игрушкой,
О нас проплачешь у моста?
Раненое зеркало
Артуру Гофману
В то зеркало, где я грущу,
Он бросил камнем и, калеча,
Направить может он пращу
Другой раз метче.
Он не хотел предостеречь,
Но знаю: жуткая примета —
Звеня у отраженных плеч,
Расцветшая комета.
Иль верно метила рука,
Совсем своей не зная цели?
Не я. — Стеклянная река
Текла в ее прицеле.
Ах, пращник, пращник, обожди!
Пока упрямо руку взносишь;
Обдумай: зеркальной груди
Последний стон ты ль просишь;
В меня ли бросишь?
Отставшая звезда
Звезда меня вела и, верно, к Вифлеему,
Теперь она за мной — отстала на пути.
Вперед упала тень моя, ложася немо,
И тень моя растет, и мне по ней идти.
Там позади луга раскинулись далече,
Еще не знающие грохота колес;
И только к роднику ведет тропа овечья,
Не волчья! — я напрасно круглый камень нес.
Не обождать звезды. Печальная, простая
Над пройденным моим лишь теплится звезда.
И снова страх, и снова, мнится, волчья стая,
И поднят камень мой на мирные стада.
Музе
Неприглядна и боса,
Этот раз приходишь в рубище —
У души, как прежде, любящей,
Взять больные голоса.
И устать — давно пора,
И в дороге — искололося.
И не знаешь, хватит голоса —
До утра.
Чтобы ты могла уйти,
Твои ноги в росах вымою.
Уноси мое таимое,
Размечи его в пути!