Она вспомнила, как впервые услышала «Ушедшему». Когда после любимых Брук каверов и нескольких песен самого Джулиана зазвучали первые аккорды новой баллады, у нее по спине побежали мурашки. За девять лет она несчетное количество раз присутствовала на концертных выступлениях, но всякий раз словно впервые слушала, как муж изливает душу в проникновенной песне.
Всего через несколько мгновений, по внутреннему счету Брук, песня закончилась, и аудитория взорвалась восторженными неистовыми воплями. Джулиан кланялся, благодарил своих товарищей и уже в следующую минуту спустился со сцены, сжимая в руке микрофон. Брук видела, что он торжествует, дрожа от волнения и гордости мужчины, только что покорившего сотни собратьев по сцене, в том числе своих кумиров. С сияющими глазами он пошел к Брук, раскрыв объятия.
Она отступила. Джулиан вздрогнул, словно получил пощечину.
— Пойдем, — сказал он, взяв ее за руку. За кулисами их окружили какие-то люди, наперебой благодаря, поздравляя и выражая восхищение, но Джулиан, не останавливаясь, провел Брук в свою гримуборную. Закрыв дверь, он широко улыбнулся.
Брук посмотрела на него в упор:
— Нам нужно поговорить об этих снимках. Момент неподходящий, но я больше не могу оставаться в неведении. Если бы ты слышал, что говорят люди… что они говорили мне…
— Тише, — попросил он, приложив палец к ее губам. — Мы обо всем поговорим, все выясним, а пока давай радоваться. Давай откроем шампанское! Лео сказал, после церемонии он поведет нас на вечеринку Ашера в «Гейша-хаус». Там будет классно!
Перед мысленным взором Брук пронеслись репортеры, ослепительные трескучие вспышки, разноликие назойливые неудачницы, лезущие с непрошеными советами, как пережить депрессию и унижение. Брук хотела было сказать Джулиану, что желает знать правду, и немедленно, но в дверь постучали.
Ни Брук, ни Джулиан не произнесли «входите», но Лео такие мелочи не смущали. Вместе с ним вошла Самар. Они стояли и смотрели на Брук.
— Ну как вы, Брук, ничего? — спросила Самар без тени заботы в голосе.
Брук молча продемонстрировала ей фальшивую улыбку.
— Си-би-эс хочет взять интервью сразу после выступления.
— Самар… — начал Джулиан, но Лео его оборвал.
— У вас двоих, — безапелляционно заявил он, словно назначив дату казни Брук и Джулиана.
— Да хватит уже, в самом деле, мы ведь договорились!
— Джулиан, приношу извинения, но, боюсь, я вынуждена настаивать, чтобы ты дал интервью. Брук самой решать, пойдет она с тобой или нет. — Самар сделала паузу и посмотрела на нее: — Но я позволю себе подчеркнуть, что в «Сони» все будут очень признательны, если она присоединится к тебе. Фотографии вызвали всеобщее любопытство. Вам нужно выйти вдвоем и продемонстрировать миру, что ничего не случилось.
Некоторое время было тихо, пока Брук не сообразила, что все смотрят на нее.
— Вы шутите? Джулиан, скажи им…
Он не ответил. Собравшись с духом, Брук подняла на мужа глаза и увидела, что он рассматривает свои ладони.
— Нет, — бросила она.
— Всего пять минут солидарности, Брук! Входим туда, улыбаемся, говорим, что все в порядке, и мы свободны!
Лео и Самар кивали, восхищаясь мудростью и здравым смыслом Джулиана.
Брук впервые обратила внимание, что ее золотое платье сильно помялось. Голова раскалывалась от боли. Она встала. Глаза ее были сухи.
— Брук, иди ко мне, давай обо всем поговорим, — сказал Джулиан с интонацией мужа, успокаивающего жену-истеричку.
Она прошла мимо Самар и оказалась лицом к лицу с Лео, преградившим выход.
— Можно? — спросила она, а когда он не отодвинулся, боком протиснулась к двери и потянула за ручку. В этот момент потная ладонь в очередной раз легла ей на шею.
— Подожди, Брук. — В голосе менеджера явственно слышалось раздражение. — Ты не сможешь просто уйти. У входа десять тысяч репортеров с камерами, они тебя порвут, как грелку!
Обернувшись, Брук в упор посмотрела на Лео.
— Хуже, чем здесь, не будет. Рискну, пожалуй. А теперь убери свою мерзкую руку с моей шеи и дай пройти.
Не добавив ни единого слова, она ушла.
14. Факт раздевания
Нола заказала машину, наказав Брук ждать в переулке позади Стэйплс-центра, и каким-то чудом — или потому, что гости обычно не уезжают в разгар праздника, — Брук удалось выбраться через запасной выход и сесть в машину, не привлекая внимания папарацци. Чемодан стоял открытый на заднем сиденье, вещи были аккуратно сложены добросовестной горничной «Беверли-Уилшир». Водитель великодушно ждал рядом с машиной, пока Брук снимала парадное платье и переодевалась в обычное.
Она быстро управилась и позвонила Ноле.
— Как ты умудрилась все организовать? — спросила она, не теряя времени на приветствия. — Из тебя выйдет отличный помощник руководителя! — Легче было шутить, чем пытаться объяснить, во что превратился сказочный вечер.
— Только не надейся легко отделаться — я хочу услышать все, однако, извини, планы меняются.
— Как — меняются? Только не говори, что мне придется остаться здесь!
— Нет, там оставаться не нужно, но и ко мне нельзя. Папарацци буквально взяли мой дом в осаду. Я насчитала на улице не то восемь, не то десять фотографов. Уже пришлось отключить городской телефон. Если у моего дома так, представляю, что творится у вашего. Не нужно тебе сегодня вечером подобных впечатлений.
— Нола, прости, ради Бога…
— Ты что! Это самое интересное, что со мной происходило в жизни, так что помалкивай. Жалко, не увидимся сегодня. Я заказала тебе прямой рейс в Филадельфию и предупредила твою маму о приезде. Вылетишь в десять, на месте будешь в начале седьмого. Она встретит тебя в аэропорту. Так нормально?
— Спасибо! Не знаю, как тебя благодарить. Просто отлично!
Водитель стоял возле машины, болтая по сотовому, и Брук надеялась уехать, пока ее никто не заметил.
— Не забудь надеть красивые носочки — при досмотре придется снимать обувь. Гарантирую, кто-нибудь тебя и там щелкнет. Как можно чаще улыбайся и сразу иди в салон ожидания бизнес-класса; туда репортеры, возможно, и не проберутся.
— Поняла.
— Да, все прокатное оставь на заднем сиденье машины. Водитель вернет вещи в гостиницу, а там уж их передадут стилисту.
— Не знаю, как тебя благодарить.
— Перестань, ты бы для меня то же самое сделала, если бы мой муж в один миг стал мегазвездой и за мной охотились папарацци. Конечно, для этого пришлось бы в первую очередь завести мужа, что, как мы с тобой знаем, маловероятно, да еще гипотетическому супругу нужно обладать толикой таланта, что еще менее вероятно…
— У меня сил нет спорить, но, к твоему сведению, сейчас твои шансы на счастье и нормальный брак выше моих в десять тысяч раз, хватит прибедняться. Все, пока, обнимаю.
— И я тебя. Не забудь красивые носки и позвони мне.
Всю дорогу от Стэйплс-центра до Международного аэропорта Лос-Анджелеса Брук аккуратно складывала платье в специально прилагавшийся пакет, опускала туфли в фирменный мешочек и бережно помещала драгоценности и клатч в выложенные бархатом коробочки, горкой сложённые на сиденье. Только стянув с левого безымянного пальца огромный «булыжник», Брук спохватилась, что ее простое обручальное кольцо осталось у стилистки. Придется попросить Джулиана забрать его. Она изо всех сил гнала от себя мысль, что это дурное предзнаменование.
Две «Кровавые Мэри» в самолете и таблетка амбиена обеспечили остро необходимый пятичасовой сон, но, как свидетельствовала реакция матери на выдаче багажа, утром после полета Брук выглядела не лучшим образом. Заметив мать у эскалатора, она улыбнулась, высунулась и замахала рукой, едва не сбив с ног стоявшего перед ней мужчину.
Мать крепко обняла ее, затем отстранила на вытянутых руках, окинула взглядом махровый спортивный костюм дочери, кроссовки, конский хвост и резюмировала:
— На кого ты похожа? Ты ужасно выглядишь!
— Спасибо, мам, я и чувствую себя препаршиво.
— Едем домой. У тебя много багажа?
— Нет, только вот это, — сказала Брук, указывая на сумку на колесиках. — Когда нужно вернуть платье, туфли, сумку, украшения и белье, паковать практически нечего.
Миссис Грин начала проталкиваться к эскалатору через толпу ожидающих.
— Я поклялась себе не задавать ни единого вопроса, пока ты не будешь готова к разговору.
— Спасибо, ценю твой такт.
— Ну и?..
— Что — ну и? — спросила Брук. Они сошли с эскалатора. Холодный воздух Филадельфии пробирал до костей. Можно подумать, ей требовалось напоминание, что Калифорния осталась позади.
— Ну, так я готова в любой момент, если ты вдруг захочешь поговорить. О чем угодно.
— Отлично, мерси.
Мать всплеснула руками и нервно распахнула дверцу машины.
— Брук, ты меня мучаешь!
— Мучаю?! — с притворным изумлением воскликнула Брук. — Я ловлю тебя на слове, на великодушном предложении избавить меня от вопросов!
— Ты отлично знаешь, что предложение не было искренним!
Брук перевалила колесную сумку в багажник и устроилась на пассажирском сиденье.
— Мам, можно, я хоть в машине отдохну перед допросом? Учти, если ты меня разговоришь, я уже не замолчу.
Она с облегчением слушала, как мать трещала всю дорогу до своего дома в центре, выкладывая все о людях, с которыми познакомилась в новом клубе любителей бега. Стабильный, в мажорном ключе монолог не прерывался, даже когда они оставили машину в подземном гараже и поднимались на лифте на пятый этаж, в трехкомнатную квартиру миссис Грин. Только войдя домой и закрыв дверь, она повернулась к Брук, которая уже собралась с духом.
Мать нежно коснулась щеки Брук ладонью.
— Во-первых, иди в душ. Там чистые полотенца, и я выставила новый шампунь с лавандой, знаешь, он мне так понравился… Потом ты поешь. Я тебе сделаю омлет — помню, помню, только из белков, — и тосты. Затем ты пойдешь спать. Ночные перелеты большая нагрузка, наверняка ты почти не спала. Комната готова, кондиционер уже повесили. — Она отняла руку и отправилась на кухню.