Со вздохом облегчения Брук вкатила сумку в спальню и бросилась на постель. Она заснула, даже не успев снять кроссовки.
Когда она наконец проснулась, солнце уже ушло задом. Часы показывали без пятнадцати пять. Было слышно, как мать вынимает посуду из моечной машины. Секунд через десять Брук с полной ясностью вспомнила вчерашний вечер. Она схватила сотовый и со смешанным чувством печали и удовлетворения увидела двенадцать пропущенных звонков и столько же сообщений — все до единого от Джулиана. Он начал отправлять эсэмэски и звонить ей в одиннадцать вечера по калифорнийскому времени и продолжал ночью и утром.
Брук кое-как слезла с кровати, направилась в туалет, а потом на кухню, где мать стояла у посудомойки, глядя на экран маленького телевизора под подвесным шкафчиком. На экране Опра обнимала очередную гостью, о которой Брук ничего не знала. Миссис Грин недоверчиво качала головой.
— О… — сказала Брук, в тысячный раз подумав, что будет делать мать, когда шоу «Опра» в конце концов снимут с эфира. — Это кто?
Миссис Грин даже головы не повернула.
— Макензи Филипс, — сказала она. — Снова. Представляешь? Опра расспрашивает, как ей живется после первой передачи.
— И как ей живется?
— Она — героиновая наркоманка, лечится. Десять лет жила с родным отцом как жена. Я не психолог, но что-то не верю в ее долгую счастливую жизнь.
— Согласна. — Брук взяла в стенном шкафу упаковку печенья «Ореос», надорвала и бросила в рот пару штук. — Ой, как вкусно! Неужели всего сто калорий?
Мать фыркнула:
— В этих жалких крохах? Еще бы! Нужно съесть пять упаковок, чтобы хоть немного насытиться. Везде один обман…
Брук улыбнулась.
Мать выключила телевизор и повернулась к ней.
— Я все-таки сделаю тебе омлет и тосты, ты не против?
— С удовольствием. Просто умираю с голоду, — сказала Брук, высыпая остатки печенья прямо в рот.
— Помнишь, когда вы были маленькие, я готовила такой омлет на ужин пару раз в месяц? Вы оба это просто обожали. — Она вытянула сковородку из выдвижного ящика и так щедро побрызгала на нее маслом, что она заблестела как мокрая.
— М-м… помню, конечно. Только ты жарила омлет два-три вечера в неделю, а не в месяц, и любила его только я одна. Рэнди с папой всегда заказывали пиццу.
— Перестань, не может быть, чтобы так часто. Я вообще от плиты не отходила, только и делала, что готовила!
— Ну да, конечно.
— Я каждую неделю делала большую кастрюлю чили с индейкой. Уж это блюдо вы любили. — Миссис Грин выпустила в миску полдюжины яиц и принялась взбивать веничком. Брук открыла было рот возразить, что мать добавляла в смесь свой, как она называла, фирменный соус — соевое молоко с ванильным вкусом, придававшее омлету тошнотворный сладковатый вкус, но вспомнила, что проблемы из этого не делала, просто заливала все кетчупом и глотала не пережевывая.
— Чили был готовым! — сказала Брук, разрывая вторую пачку «Ореос». — Ты только добавляла индейку и банку томатного соуса.
— Было вкусно, и ты это знаешь.
Брук улыбнулась. Мать понимала, что повар из нее никудышный и ни одно ее блюдо не вызывало иной реакции, кроме «фу, гадость», но они с Брук всегда с азартом спорили на эту тему.
Острой вилкой миссис Грин отскребла омлет от сковородки с антипригарным покрытием и положила на две тарелки. Вынув из тостера четыре ломтика хлеба, она разделила их поровну, упустив из виду, что тостер так и не включила. Вручив Брук тарелку, она кивнула на маленький стол, не поместившийся на кухне и поэтому поставленный на выходе.
С тарелками в руках они пошли к столу и заняли обычные места. Миссис Грин тут же бросилась в кухню и вернулась с двумя банками диетической колы, двумя вилками, одним ножом, старой банкой виноградного джема и бутылкой масла со спреем. Все это она без церемоний плюхнула на стол.
— Приятного аппетита.
— Ух, вкуснятина, — сказала Брук, гоняя пахнущий ванилью омлет по тарелке. Побрызгав на хлеб маслом, она подняла свою колу: — Чин-чин!
— Да, выпьем за… — Брук видела, что мать остановилась, удержавшись от фразы типа «за то, чтобы вы были вместе» или «за новые начинания» или от какого-нибудь прозрачного намека на поведение Джулиана. Вместо всего этого миссис Грин сказала: — За изысканную еду и хорошую компанию!
Поели быстро. Брук была приятно удивлена, что мать по-прежнему не задает вопросов. Разумеется, это возымело желаемый эффект — Брук самой остро захотелось все рассказать и задать вопросы, ответы на которые всякая мать просто обязана знать. Однако она замешкалась, никак не попадая вилкой электрочайника в розетку. Когда они сели на диван с кружками чаю, собираясь посмотреть последние три серии «Братьев и сестер» на DVD, Брук (едва не лопалась от распиравших ее эмоций.
— Ну, ты, наверное, сгораешь от желания узнать, что вчера случилось, — сказала она, отпив
Миссис Грин вытащила пакетик «Липтона», подержала секунду над чашкой, давая стечь, и выложила на стол, на салфетку. Брук видела, что мать упорно отводит взгляд. Должно быть, дела совсем плохи, испугалась она.
— Когда захочешь, тогда и расскажешь, — неопределенно ответила она с удивившим Брук жестом «мне без разницы».
— Что ж… Боже, я не знаю, с чего начать. Все так запуталось…
— Ну так начни сначала. В последний раз мы с тобой говорили в полдень по вашему времени, ты собиралась надеть платье. Тогда у тебя все было нормально. Так что случилось?
Откинувшись на спинку дивана, Брук положила ногу на край стеклянного кофейного столика.
— Да, примерно с того момента все и пошло не так. Я надела платье, украшения, все-все, и тут позвонила Маргарет.
— Так…
— Произошло недоразумение, меня мерзко подставили, а в результате — увольнение.
— Что?! — Миссис Грин вдруг стала само внимание. С таким выражением лица она выслушивала Брук, когда та приходила из начальной школы и рассказывала, как плохие девочки дразнили ее на перемене.
— Да, меня уволили. Маргарет сказала, что я их подвожу, что в больнице уже не уверены в моем желании делать карьеру…
— ЧТО?!
Брук вздохнула и улыбнулась:
— Ей-богу.
— Не иначе, эта Маргарет с ума сошла! — воскликнула миссис Грин, ударив кулаком по столу.
— Спасибо за поддержку, мам, но я должна признаться, что они по-своему правы. Последние месяцы моя работа не тянула на пятерку с плюсом.
С минуту миссис Грин хранила молчание, словно решая, что сказать. Когда она заговорила, ее голос был ровным и размеренным:
— Ты знаешь, я всегда хорошо относилась к Джулиану. Но не хочу лгать: когда я увидела те фотографии, мне захотелось придушить его собственными руками.
— Что ты сказала? — задохнулась Брук, чувствуя, что попала в ловушку. Она не то чтобы забыла о злосчастных снимках, которые ее муж сравнил со скандальными фотографиями Сиенны и Балтазара, но быстро отогнала мысли о них.
— Прости, дочка, это, конечно, не мое дело, и я дала себе слово помалкивать, но нельзя же делать вид, что ничего не случилось! Тебе необходимо добиться правды!
Брук охватило раздражение.
— Да и так понятно, что у нас с ним множество проблем. Я его в последнее время не узнаю, и дело не только в каких-то снимках папарацци.
Брук взглянула на мать в ожидании ответа, но та молчала.
— В чем дело? — не выдержала Брук. — О чем ты думаешь?
— Значит, ты их еще не видела?
Брук замялась на мгновение.
— Я хочу посмотреть, но не могу себя заставить. Понимаешь, когда я их увижу, все для меня изменится…
Миссис Грин забралась на диван с ногами.
— Детка, я понимаю, о чем ты говоришь, — начала она, взяв дочь за руку. — Поверь, еще как понимаю. Это как стоять на бортике крыши небоскреба, Да? Мне очень тяжело это говорить, но… По-моему, ты должна посмотреть.
Брук повернулась и округлившимися глазами уставилась на мать:
— Мам, да ты что? Ты сама советовала мне не обращать внимания на сплетни и клевету! Ты напоминала всякий раз, когда я расстраивалась из-за прочитанного, что девяносто девять процентов того, что пишут в таблоидах, — ложь и передернутые факты!
— Журнал лежит на моей прикроватной тумбочке.
— Где?! — заорала Брук, передернувшись от противного звука собственного голоса, в котором смешивались шок и паника. — И давно ты подписалась на «Ласт найт»? Мне казалось, тебе приносят только журналы по домоводству!
— Подписалась, когда вы с Джулианом стали регулярно появляться на его страницах, — тихо ответила мать. — Было интересно, и мне хотелось знать, о чем идет речь, когда все вокруг что-то обсуждают.
Брук невесело рассмеялась:
— Ну и разве ты теперь не рада? Это же настоящий кладезь полезной информации!
— Мне тебя очень жалко, но лучше тебе посмотреть снимки. Я подожду здесь. Иди.
Увидев гримасу боли на лице матери, Брук вскочила с дивана, стараясь не обращать внимания на охвативший ее страх и опасения, и пошла в спальню. Из столовой в комнату матери она шла, казалось, целую вечность. Наконец Брук опустилась на краешек кровати. С обложки журнала на нее смотрели смеющиеся лица Джастина Тимберлейка и Джессики Бигл, разделенные длинной зигзагообразной трещиной. Сверху красовалось «Вот и все!», выведенное ярко-красной краской.
Немного успокоившись, что сенсация семьи Олтер не потянула на обложку, Брук открыла содержание, чтобы просмотреть заголовки, но в этом не было необходимости. Чуть ли не всю страницу занимало фото Джулиана, сидевшего за столиком во дворе «Шато Мармон». Находившуюся рядом с ним девицу почти скрывали листья огромной пальмы в горшке, виден был только профиль — она тянулась к Джулиану, наклонив голову и приоткрыв рот, как для поцелуя. Джулиан с пивом в руке сверкал улыбкой, демонстрируя девице свои ямочки. Брук ощутила приступ дурноты, но тут ее как холодной водой окатило: подобные журналы никогда не печатают самые пикантные снимки на странице с содержанием, стало быть, худшее впереди.
Глубоко вздохнув, она открыла восемнадцатую страницу. Те, кто утверждает, что ужасные новости требуют некоторого времени для осознания, явно никогда не сталкивались с фоторепортажами на журнальных разворотах о собственных мужьях, соблазняющих других женщин. Брук все поняла сразу. Она мгновенно догадалась, что перед ней другая версия первого снимка: Джулиан слушает, как девица что-то шепчет ему на ухо. На снимке указывалось время 23.38. Следующая фотография с неоново-красным 00.22 показывала, как он хохочет, запрокинув голову, а девица упирается ладонью ему в