— Жаль, — вздохнула пани Зося, — пани Рузя, хорошо я выгляжу? — спросила она у горничной, которая как раз появилась, чтобы убрать со стола.
— Где там хорошо! Как будто у пани Зоси кровь на груди! Такие камни приносят несчастье.
— Пани Рузя только повторяет известное суеверие, что рубины — это драгоценности, приносящие несчастье. Но это суеверие в большей степени касается бриллиантов, нежели рубинов. Каждый из известных больших бриллиантов был запачкан кровью не одного десятка людей, прежде чем дошел до наших дней. У рубинов нет такой кровавой истории, — защищал свои камни ювелир.
Пани Зося еще несколько раз повертела шейкой, рассматривая себя в большом зеркале, висящем у входа в столовую, и со вздохом сняла и отдала Доброзлоцкому колье.
Разглядывая и примеряя драгоценности, женщины разрумянились, а тем временем Доброзлоцкий вынимал из своей шкатулки новые свертки.
— А вот перстень из той самой коллекции — бриллиант в платине. Такая же шлифовка и подобная оправа. И к нему бриллиантовые серьги. Эти бриллианты, разумеется, меньше, но той же самой породы. А вместе — это прекрасно подобранный комплект.
— Как раз для какой–нибудь работницы, например, машинистки или жены почтового служащего, — рассмеялся журналист.
— Не раз случалось, что машинистки выходили замуж за своих шефов–миллионеров, — заметила пани Бася. — Тут не над чем смеяться.
— Я что–то не слышал о такой истории в Польше.
— Этот комплект и не предназначен для продажи в нашей стране. Однако я надеюсь, что он получит спрос за границей. Его цена семь тысяч долларов. Даже недорого, если принять во внимание старательный подбор драгоценных камней, их величину и блеск.
— Благодарю вас, я не куплю, — сказал инженер.
— А жаль, — бросила пани Бася, — вы подарили бы этот комплект той кошечке из «Орбиса», которую вы вчера так пожирали глазами.
— Кто в таком обществе говорит о каких–то кошечках? — возмутился инженер.
— А я в свою очередь удивлен, что «Ювелир» дал вам в руки такую коллекцию драгоценностей. На наши деньги это стоит около миллиона злотых.
— Мы были вынуждены это сделать, — объяснил Доброзлоцкий, — время выставки приближалось, и я должен был успеть до открытия торгов во Флоренции, работая или у себя дома, или в «Карлтоне». Вы, наверное, догадываетесь, что драгоценности застрахованы на большую сумму, впрочем, свою стоимость они получили только после окончания мной работы. Стоимость золота и камней до шлифовки и до изготовления оправы была, как я вам уже сказал, по крайней мере, раз в шесть ниже, чем в эту минуту. Кроме того, большинство этих бриллиантов даже не является собственностью Центра, Перед войной у меня была ювелирная мастерская в Варшаве, в здании отеля «Бристоль». С того времени у меня сохранились хорошие отношения с торговцами алмазами из Амстердама. Когда мы подбирали камни для колье и серег, я получил от моих голландских друзей целую коллекцию бриллиантов для проверки на комиссию. К тому же, — добавил ювелир не без гордости, — мое слово и мое личное состояние также являются серьезной гарантией.
— Ну да, — согласился редактор Бурский, — но я бы на вашем месте так не рисковал.
— Если бы вы всю жизнь имели дело с драгоценностями, то относились бы к ним, как к обычным камням. Впрочем, они и на самом деле просто камни. Разумеется, я не рискнул бы взять их с собой в дом отдыха, но ведь «Карлтон» — это не совсем обычный дом отдыха. Здесь останавливаются только члены нашего общества. Чужих не бывает. Я знал также, что в октябре здесь будет всего несколько человек. Когда я выхожу из пансионата, всегда запираю драгоценности в шкатулке, шкатулку в чемодане, а чемодан в шкафу. Так что я рискую значительно меньше, чем вы думаете.
— Что ж, благодарю вас, — пани профессор встала из–за стола, — пойду, пожалуй, прилягу на полчасика, потому что ноги просто гудят после этого лазанья по горам. Но было очень мило, — добавила она, — и я совершенно не жалею, что пани Бася вытащила меня, старуху, на эту прогулку.
— Доходит шесть часов, — заметил инженер, — я выскочу до кафе «Америка», выпью там кофе. Пойдете, пан редактор?
— Спасибо, но у меня есть кое–какая работа.
— А вы, Зося?
— Нет, я должна сейчас позвонить по телефону, может быть, приду позднее, я еще не решила.
— Ничего не поделаешь, пойду один. Увидимся за ужином, а потом будем смотреть «Кобру».
— Боюсь, — заметила горничная Рузя, — что с «Коброй» ничего не выйдет. Телевизор что–то барахлит. Никакого изображения, только одни полосы.
— Когда вернусь, займусь им. Наверное, дело в настройке.
— Мы рассчитываем на вас, пан инженер.
— А может быть, вам пригодится для этого найденный мной молоток, — злорадно заметила пани Зося, но на этот раз инженер не дал себя спровоцировать.
Все присутствующие медленно расходились. «Карлтон» — это была большая вилла, насчитывающая около двадцати комнат. Внизу располагался большой салон, обставленный, как зимний сад. Там же находился и телевизор. Широкий коридор соединял салон со столовой, расположенной в противоположной стороне дома. К этому коридору в середине прилегал небольшой квадратный холл, в котором была дверь на застекленное крыльцо. В холле также была лестница, ведущая в подвал, где находилась кухня и хозяйственные помещения. К холлу прилегала маленькая телефонная будка. Кроме этого, в коридоре находились двери, ведущие в ванную, туалет, а также двери четырех комнат. Каждая из комнат имела выход на маленькую террасу, расположенную на южной стороне дома. С террасы вниз вела лестница. Она спускалась к газону, там же была дорожка, ведущая к соседней вилле «Соколик». «Соколик», ввиду отсутствия гостей, в октябре был совершенно пустым. Там находилась только служба. Проволочная сетка отделяла «Карлтон» от соседствующего с ним густого молодого леса. По другой стороне улицы к трамплину, окруженные таким же лесом, стояли несколько новых вилл.
На втором этаже «Карлтона» находились десять комнат. Две из них занимали директор пансионата с семьей. Здесь были также две ванные комнаты. Одна из них была в личном распоряжении директора и являлась предметом постоянного раздражения гостей пансионата, потому что во второй ванной постоянно что–то ломалось, и ей нельзя было пользоваться. В то же время, по странному стечению обстоятельств, «частная» ванная функционировала постоянно. Из коридора на втором этаже также можно было выйти на обширную террасу, расположенную над салоном. Кроме того, на южной стороне дома был длинный, общий для всех комнат, балкон. Он соответствовал террасе на первом этаже.
Третий этаж был немного меньше. Там было только шесть комнат. Ванной не было, только душ. Но и здесь на южной стороне дома был точно такой же балкон.
Сейчас большинство этих помещений пустовало. Хотя октябрь в Закопане принадлежит к наиболее теплым и солнечным месяцам в году, поездки в горы в это время как–то не приняты. Большинство людей предпочитает мокнуть в Закопане в августе, вместо того чтобы пользоваться солнцем золотой польской осени.
Внизу жили инженер Адам Жарский, работник одного из металлургических заводов Нижней Силезии, и пани профессор Мария Роговичова, работающая в Отделе фармакологии Медицинской академии в Белостоке.
На втором этаже большую комнату занимал золотых дел мастер Мечислав Доброзлоцкий. Здесь же, рядом, находилась комната пани Зоей Захвытович, начинающей киноактрисы, жены главного редактора одного из варшавских еженедельников. По соседству жил Ежи Крабе, литературный критик. Следующую комнату занимала семья Загродских. Он — директор проектного бюро в Варшаве, она — «при муже», мать двоих детей. Это семейство на несколько дней выехало в Чехословакию. Следующие две комнаты занимал директор с семьей. Временно он пребывал в состоянии «соломенного вдовца», так как его жена отправилась вместе с Загродскими. Отец, с помощью горничных, занимался воспитанием двух симпатичных, живых мальчиков, но не было дня, чтобы они чего–нибудь не испортили.
Третий этаж занимал журналист из Варшавы, Анджей Бурский. Он печатался в разных еженедельниках, специализируясь на преступлениях и судебных процессах. В последнее время напечатал также детективную повесть, описывающую запутанное убийство, совершенное в одной из примерочных кабинок Дома товаров в наиболее оживленное время. Рядом с ним жила Барбара Медзяновская, служащая в торговом представительстве большого американского химического концерна. В силу своего служебного положения пани Медзяновская владела несколькими иностранными языками и часто выезжала за границу. Иногда она занималась переводами с иностранных языков. Судя по ее одежде, американский концерн не забывал о своей польской сотруднице.
Следующее помещение занимал молодой ташист Павел Земак. Он постоянно ссорился со всеми остальными, утверждая, что они ничего не понимают в настоящем искусстве, а любуются только цветными картинками разных «мазил». В ресторане «Ендрусь», куда все жильцы пансионата часто выбирались, чтобы потанцевать, художник Земак демонстративно заказывал ликер и кусочек сельди либо грушу и рюмку водки, которую выпивал одним залпом. Во всем остальном это был «золотой парень» и прекрасный компаньон. Он великолепно знал Татры. В свои, как говорил Павел, «счастливые годы» он даже занимался альпинизмом. Именно Земак и пани Медзяновская были инициаторами всех горных прогулок. Сегодня им удалось вытащить на одну из них даже достаточно полнотелую пани профессора и ювелира, который до сих пор утренние часы проводил за работой.
И теперь, вернувшись в свою комнату, Мечислав Доброзлоцкий вынул из шкафа комплект инструментов и, вооружившись увеличительным стеклом, продолжил работу над перстнем эпохи Возрождения с большим, грубо отшлифованным бриллиантом. Только когда прозвучал гонг, призывающий на ужин, ювелир запер шкатулку и спустился вниз.
Глава вторая
К удовольствию Рузи гости сошли на ужин пунктуально. Только одно место какое–то время было свободным. Это пани Зося ожидала, когда все гости займут свои места за столом, чтобы, как обычно, сделать грандиозный выход и продемонстрировать новый туалет. На этот раз это было шелковое зеленое узорчатое платье в форме колокола, оно было таким коротким, что открывало ноги едва ли не до середины бедра. Теперь стало ясно, почему пани Захвытович не пошла с инженером в кафе. Время до ужина она явно провела у парикмахера. Результатом этого визита была высокая, почти на четверть метра, прическа.